Фаина Тарасова

Газеты. Еще одна утопия

Газеты

Мифологические кентавры очень поэтичны, в них весьма органично соединилось то, что в реальной жизни существует только порознь. Совсем иначе выглядят современные идеологические кентавры, сшитые из разнородных, отторгающих друг друга кусков и оттого неуклюжие, неспособные не только мчаться вперед, но даже сдвинуться с места. А подобных мыслительных фантомов в нынешнюю эпоху, когда советская идеология потерпела крах, а влиятельная новая не народилась, — немало. К их числу я бы отнесла "Декларацию принципов построения национального государства в России" (газета "Сегодня" от 9 декабря 1995 г.), под которой стоит подпись известного либерального публициста Михаила Леонтьева (автор, правда, уверяет, что это — "результат совместного труда, споров и дискуссий очень разных людей: ученых, журналистов, политиков и бизнесменов", но поскольку другие "разработчики" не выставили своих имен, а Леонтьев утверждает, что "несет ответственность" за каждое слово текста, ниже я буду адресоваться к нему как к единственному автору).

В этом весьма и весьма симптоматичном тексте сделана попытка скрестить либеральную (точнее — либерально-экономическую) и национальную идеи с целью создания новой идеологии русского государства.

Автор отстаивает неприкосновенность собственности, представление об экономике, как о "системе, где все продается и покупается, где все люди и все субъекты экономической деятельности равны и свободны как продавцы и покупатели". Единственной функцией государства объявляетс обеспечение легального правопорядка. Должен существовать свободный рынок, огражденный от вмешательства государства. Оно не вправе устанавливать никакие квоты и тарифы, даже импортные и экспортные. Налоги должны быть предельно низкими или вообще отсутствовать, и т.д. и т.п.

Все это очень привлекательно. Но как достичь подобных целей? Леонтьев утверждает, что "нам необходимо самим, заново и на ином основании построить русское национальное государство", которое "можно создать только на путях самоорганизации русской нации, на основе общих национальных ценностей".

Понимая, что вступает на зыбкую почву, автор сразу же четко дистанцируетс от националистов из "Русского вестника" и "Русского порядка", выделяя русских не по расовому признаку (единство крови, антропометрические характеристики и т.п.), а по культурному: "Русский — тот, кто вне зависимости от своего этнического происхождения принимает нормы русского культурного поведения как свои и согласен по ним жить".

Ладно, это пока тоже выглядит "либерально". Но пойдем дальше. Что же это такое — "нормы русского культурного поведения"?

И вот тут, на самом важном месте, когда нужно пояснить главное — что ляжет в основу национального единства, что консолидирует нацию — Леонтьев останавливается. О "нормах русского культурного поведения" он почти ничего не пишет. Названа лишь "одна из главных черт русского национального характера" — милосердие ("бескорыстная забота о слабых, больных и убогих"). Черта, безусловно, симпатичная, но она свойственна не только русским, да и не одна же она объединяет нацию?

Правда, есть еще один пассаж, где вроде бы тоже идет речь об этих самых "нормах". Он звучит так: "Православие — национальна религия России, а также другие религии играют в жизни общества исключительную роль, являясь конечным источником норм человеческого общежития". Но тут уж я окончательно запуталась.

Если "православие — национальная религия России" (тогда оно и задает "нормы русского культурного поведения"), то как же тогда со мной, русской, но верующей в Будду, а не Христа. Нормы моего "культурного поведения" иные, и мне, по Леонтьеву, места в "русском национальном государстве" нет. Как нет его и для католиков, протестантов, мусульман, иудаистов, вишнуитов и т.д. — список можно длить до бесконечности. Я уж не говорю о неверующих, которые, судя по всему, для Леонтьева люди второго сорта (ведь они не связаны с "конечным источником норм человеческого общежития").

Сам Леонтьев признает, что "мы пока еще не стали нацией". Но если так, то откуда "общие национальные ценности"? Я думаю, что в тексте Леонтьева нам предъявлены ценности лишь одной части общества — той группы, которая вырабатывала "Декларацию", или, шире, определенного слоя современных идеологов, которые хотят, чтобы все общество объединилось вокруг их ценностей. И список этих ценностей нам не предъявляют, считая их, по-видимому, самоочевидными. Я же полагаю, что как раз по этому вопросу достичь согласия труднее всего, поскольку то, что одни считают базовыми "нормами русского культурного поведения", для других отнюдь не будет выступать в качестве таковых. Вот, например, взяточничество. С боярских времен и до наших дней оно чрезвычайно широко распространено на Руси. Входит ли оно, по Леонтьеву, в "нормы русского культурного поведения"? Думаю, что нет. Значит, мы имеем дело не с некими известными всем нормами, а со списком их, созданным Леонтьевым, в соответствии с его вкусами и предпочтениями. Характерно и упоминание "русского национального характера". Современные кросс-культурные исследования антропологов и социологов отнюдь не подтверждают гипотезу о существовании "национальных характеров", и в гуманитарных науках серьезные ученые предпочитают не пользоваться этой формулой. Зато для многих идеологов оно (равно как и выражение "национальный менталитет") стало предельным, все объясняющим понятием.

Как-то мне не хочется жить в леонтьевском государстве, основой которого является "приятие" конструируемых Леонтьевым или какими-либо другими идеологами "культурных норм" поведения". Причем эти нормы незаметно трансформируются у Леонтьева в "требования". "Эти требования, легко проверяемые окружающими, должны, — утверждает он, — навязываться обществом так же жестко, как требование соблюдения будущих наших собственных и потому нерушимых законов".

Все это до боли знакомо. Еще совсем недавно от меня тоже требовали принять нормы коллективистской морали, рассматривать все с классовых (теперь — национальных) позиций, и т.п.

Мне же представляется, что государству и обществу нет дела ни до моей национальности, ни до вероисповедани — лишь бы я не нарушала законов. Попытки принудительно объединить людей вокруг каких-либо ценностей (политических, экономических, религиозных, национальных) ни к чему хорошему не приведут.

В "Декларации..." разнородные части идеологического кентавра демонстрируют свою несовместимость. С одной стороны, Леонтьев пишет об уважении к традициям, утверждает, что "мы испытываем глубокую признательность к старшим поколениям", а с другой называет "русский коммунизм" "самогеноцидом нации". Но разве этот коммунизм был установлен в России не усилиями "старших поколений", которым так признателен автор? С одной стороны, Леонтьев отстаивает необходимость "легального правового порядка", а с другой готов дать гражданам "легальные средства (оружие? — Ф. Т.), необходимые для установления порядка".

Конечно, весь этот проект, реализацию которого, по Леонтьеву, могут обеспечить такие меры, как создание местной милиции и ликвидация нынешнего территориального деления — чистая утопия. Для лиц с либеральными, или, как нередко у нас сейчас говорят, "демократическими" воззрениями он неприемлем из-за своей националистической окраски (даже газета "Сегодня", где Леонтьев является заместителем главного редактора, поместила тем не менее "Декларацию" на той полосе, которая "формируется на коммерческой основе", т.е. на правах рекламы, а не как редакционный материал). Но и настоящим националистам "Декларация" не подойдет, поскольку для них консолидацию обеспечивают не "общие национальные ценности", а общий национальный враг.

Непрактичность и непрагматичность леонтьевской "Декларации" очевидна. Интерес ее в другом. Она показывает, насколько беден репертуар идей у современных российских социальных реформаторов и какое сильное влияние оказывает национальна идея на их построения.