Мая Ульрих
Josef Girshovich. Reise nach Jerusalem. Ohne Geld von Berlin in den Orient
Глубина российских корней
Josef Girshovich. Reise nach Jerusalem. Ohne Geld von Berlin in den Orient. — Kцln:
DuMont Bucherverlag, 2011. (Иосиф Гиршович. Поездка в Иерусалим: Без денег от Берлина на Ближний Восток. — Кельн: ДуМонт, 2011.)
В нашей сегодняшней действительности, где во главу угла поставлены деньги, автобиографическая книга молодого человека Иосифа Гиршовича, сына выходцев из России, — это вызов современному обществу. “Религия выше денег. В исламе еще так. Авторитет религии. ... Курица или яйцо? Мамона вытесняет Бога. Бог вытесняет мамону”. В данном контексте Бог — это Абсолют, “перводвигатель” этического в человеке, маяк в движении к внутреннему совершенству.
Иосиф Гиршович родился в Германии. Окончил университет в Тюбингене, стажировался в университете Брауна в США. А книга его и поступок, ее породивший, возникли спонтанно — из спора с шефом.
— Из Берлина в Иерусалим без денег? Невозможно.
— Без единого цента.
— Невозможно.
— За двадцать дней.
— Невозможно.
— Спорим?
Они поспорили на бутылку шампанского. Гиршович выиграл.
Его поездка продолжалась семнадцать дней. Он проехал автостопом через девять стран, не истратив ни цента. И письменно засвидетельствовал это событие.
Маршрут пролегал через Регенсбург, Загреб, Белград, Ниш, Охрид, Салоники, Чанаккале, Эфес, Адана, Халеб, Тель-Авив и закончился в Иерусалиме, у Стены Плача. Путешествие через девять стран — повод для размышлений. История, религия, культура — фокус идей, проблем, генетической памяти, наконец. Одна из самых болевых точек в современном мире — расслоение людей на супербогатых и нищих. Как это отражается на взаимоотношениях людей и можно ли сохранить в таких условиях высокую духовную культуру, наработанную в прошлом странами, через которые проехал Иосиф Гиршович?
Книга свидетельствует, что автор — человек эрудированный, прекрасный рассказчик и романтик в подзабытом сегодня ожеговском значении этого слова: “Романтика — это идеи и чувства, возвышающие человека”. На эту его особенность характера и отзываются самые разные люди. Среди них — епископ Регенсбурга, благословивший его на поездку в “небесный и земной Иерусалим” письменным напутствием; повар Гердт, распорядившийся в ресторане хорошо его накормить; Мурат, первый шофер за пределами Германии, остановившийся на автобане, увидев на обочине человека со щитом “Еду в Иерусалим автостопом”; сербский православный священник Джурдич, который с улицы привел Иосифа в квартиру своей сестры, где они провели вечер за разговорами, а утром сестра Джурдича дала Иосифу свечу, чтобы он поставил ее в Храме Господнем в Иерусалиме; крестьянская пара в Македонии, которая везла овощи на подводе, и хозяин в дороге пел народные песни, по поводу которых Гиршович напишет эссе о музыкальных особенностях античных народных песен и их исполнителей. В Турции двое местных хотели пригласить его в свою квартиру переночевать, но спохватились, что это противоречит законам ислама, и, покормив его в ресторане, сняли ему дорогой номер в гостинице. И уже на границе с Израилем, когда сирийские пограничники требовали с него за визу десять евро, которых у него не было, заплатить вызвалась палестинская женщина, стоявшая с детьми рядом с ним в очереди. В книге описаны встречи в основном с доброжелательными людьми. Это прежде всего водители на автобанах. Тем, кто подвозил Иосифа Гиршовича, он объяснял смысл своего путешествия: верю в отзывчивость людей, в их бескорыстие и хочу убедиться в этом. За эти дни Иосиф Гиршович приобрел множество друзей самых разных национальностей: немцев, хорватов, сербов, македонцев, греков, турок, сирийцев... Но два раза он все же столкнулся с неприязнью, когда признавался, что еврей. Один шофер его просто вытолкнул. При этом через всю книгу подтекстом проходит мысль, что характер человека, его внутреннее “я” соткано из разных нитей, темных и светлых, со многими тончайшими оттенками.
Философичны и эмоциональны экскурсы в историю. О какой бы стране, городе, местности Гиршович ни писал, будь то старинный немецкий Регенсбург, с которого началась в свое время итальянская поездка Гете, или предпоследний сирийский город на пути к Израилю Халеб — автор находит повод соотнести прошлое с настоящим, примечательной деталью передать дух старины и современности. Так, покидая Регенсбург, он обращает внимание на надпись на фронтоне дома, стоящего на Palais d’Amour: “Вы пришли как чужестранец и уходите как друг”. Эта фраза определила тональность книги. В рассказе о Загребе, первой большой остановке, он восхищается величием Кафедрального собора и его часовней — самой большой золотой сокровищницей Балкан. “Откуда взялось это золото?” — задается вопросом Гиршович и перекидывает мостик в прошлое: может быть, улица Ивана Лучица расскажет об этом. И он переносит читателя в Рим XVII века, где жил и творил первый историк Хорватии Иван Лучиц, или Йоханнес Лучиус, он же Джованни Лучиус, издавший историю Хорватии в шести томах. Но Лучиц был еще членом, а позже стал руководителем хорватского семинара священников. Так Бог или мамона? Могут ли они сосуществовать? Поиски ответа на этот вопрос уводят Гиршовича в прошлое. Бывшая Османская империя. Город Ниш с резиденцией паши и базаром — многоязычным, разноплеменным, с ослами, лошадьми. Чем отличается от него современный базар в том же Нише? Только ли тем, что вместо ослов и волов теперь — машины? Торговля — двигатель экономики. Что этическое, гуманное внесла цивилизация в формулу “товар — деньги”? Как утверждает немецкий философ и теолог Роберт Шпаеманн в своей только что вышедшей новой книге “После нас хоть ядерный “потоп””, цивилизация пришла от Каина... В Нише Иосиф Гиршович посетил “Концентрационный лагерь Ниш”: бараки, проржавевшая немецкая гаубица. Старая вахта с сохранившейся свастикой и эсэсовским флагом — административное здание музея. Музей? Может быть, для обозначения такого места нужно другое слово? Разрешения войти в здание экспозиции как журналисту дежурная ему не дала. В конце лагерной территории он увидел школу, на зеленом участке которой ребята с мячом вытанцовывали “Danse Macabre” вокруг баскетбольной сетки. Прокомментировал так: “Дети отдают себе отчет в жестокостях повседневной жизни, когда те уже остались позади, а сами они стали взрослыми. Вот тогда становится жалко себя, обостряются травмы, и мы понимаем, насколько необычным было то, что казалось тривиальным”. Сегодняшняя “заземленность” трагического прошлого, его сублимация в обыденное действительно потрясает.
Ступив на землю Греции, Гиршович воссоздает греческий миф о братьях Тасосе и Кадмосе, которые первыми переплыли “bous poros” — Босфор. “Все равны,— объясняет сопровождающий Гиршовича грек Гигис, — греки — как турки. Жили раньше вместе, одна родина. Потом пришла война, и все стали спрашивать: крест или полумесяц? По-другому нас уже не могли отличать друг от друга. Какой-то цирк”. Да, бескорыстие границ может и не знать, но Босфор пока остается понятием политическим. По ассоциации Гиршовичу вспоминается Троя как символ сразу и войны, и культуры. Лишь глубоко культурный человек может быть толерантным.
Сирия приветствовала на границе плакатом “Добро пожаловать!”, а епископ города Халеб предоставил Гиршовичу комнату для ночлега в греко-католическом монастыре. В этом городе свободной торговли, где испокон веков жили вместе христиане, иудеи и мусульмане, совсем еще недавно работал дед Гиршовича, и на следующее утро внук попал в рабочую комнату деда, оставшись наедине с прошлым. На стене комнаты висели фотографии родителей деда Йоны и Мириам, его братьев Мозоса, Юрия и Мисаки. Юрий был врачом, он погиб при штурме Сталинграда.
Память о связи с Россией для автора — в фокусе проблем. Какую бы страну он ни проезжал, в каком бы городе ни останавливался, он постоянно вносит в повествование “российскую ноту”, хотя везде представляется немцем. В Белграде он посещает “Русский дом” и университет, где на философском факультете возникает разговор о русских книгах и отношении к русской литературе. Его занимает тема русофильства и русофобии, он пытается понять их корни, в связи с чем часто возникает понятие “Российская империя”, значимое и для самого Гиршовича. Когда-то, свыше двух столетий тому назад, Бухара принадлежала Турции. В 1877/1978 годах, во время русско-турецкой войны, Россия одержала победу, и Бухара отошла к России. Гиршович рассказывает, как бухарские евреи перенимали российские обычаи, как осваивали русский язык. К концу ХIХ века они создали колонию и в Палестине, западнее старого Иерусалима. Через сто с лишним лет дед Гиршовича оказался в Бухаре: был вывезен с семьей по Дороге жизни из блокадного Ленинграда на Большую землю, а затем эвакуирован в Среднюю Азию. У деда была дистрофия второй степени, он передвигался только с палкой, но не расставался с громоздким футляром, в котором была скрипка. Попал он в Ташкент, там заболел тифом, бедствовал, но выжил и стал дирижером оркестра ташкентского цирка. Пересекая Турцию с очередным шофером, Иосиф Гиршович попросил в дороге дать ему “мини-урок” турецкого и обнаружил, как много в турецком языке слов русского происхождения.
Чем ближе к Израилю, тем больше воспоминаний о деде, с которым Иосиф разговаривал только по-русски. Выходцы из Советского Союза, где всякая религия преследовалась, Гиршовичи сохранили свое исконное вероисповедание — иудаизм. Дед исповедовал его глубоко, осмысленно и преданно, отец был тайно крещен домработницей, но такое крещение для иудаистов недействительно. С особой интонацией Гиршович описывает сумочку с виньеткой парижской фирмы чая, владелец которой, родом из Санкт-Петербурга, после революции 1905—1907 годов переместил свой магазин в Париж, где в это время работала в банке будущая прабабушка Гиршовича Мириам, очевидно, покупавшая в этом магазине чай, а летом 1914 года бежашая к родственникам в Санкт-Петербург от мировой войны. “Эта сумочка, — пишет Гиршович,— лежала в заднем кармане моего рюкзака и была молчаливым спутником в поездке, побывала со мной в Альпах, на Балканах, пересекла Дарданеллы и одолевала хребты Тавра”. Удивительно это трепетное отношение ко всему, что связано со страной, где он не успел родиться.
Книга очень эмоциональна и поэтична.
Мая Ульрих,
г. Киль, Германия
|