Ольга Бугославская

Английская волна

Об авторе | Ольга Бугославская — кандидат филологических наук, постоянный автор “Знамени”. Живет в Москве.

Российское культурное присутствие за рубежом остается пока менее ощутимым, чем нам хотелось бы. Алексей Герман-младший по этому поводу однажды сказал, что сегодня на мировой культурной карте России попросту нет. В связи с этим попробуем рассмотреть, как говорят в школе, поучительный пример. Что же есть успех на ниве культурного обмена в условиях рынка? И насколько мы сами далеки от этого успеха?

Начиная с фильмов “Английский пациент” 1996 года, “Влюбленный Шекспир” и “Елизавета” 1998-го, Голливуд активнее, чем когда-либо, эксплуатирует английскую тему (или Голливуд активно эксплуатируется англичанами). С тех пор британская культура постоянно расширяет свое влияние в мире вообще и у нас в частности.

Английская прививка пошла очень на пользу самому Голливуду, привнеся в американские штампы долю утонченности, благородства и интеллектуализма. Благодаря чему английское или англо-американское стало восприниматься как некоторая альтернатива чисто американскому. Голливудская киноиндустрия, воспевая успех и образ американца — победителя мирового зла, до невозможности упростила всеобщие представления об американской культуре. Английский сюжет выгодно отличается тем, что обычно не предполагает сражений с инопланетянами или с трансформерами, а все чаще разворачивается при королевском дворе и в прочих высших сферах.

За последние пятнадцать лет нам были представлены королева Елизавета (“Елизавета”, 1998 г. и “Золотой век”, 2007 г.), ее отец Генрих VIII и его несчастные жены (“Еще одна из рода Болейн”, 2003 г.), Елизавета II (“Королева”, 2006 г.), Маргарэт Тэтчер (“Железная леди”, 2011 г.), Георг VI (“Король говорит”, 2011 г.) и другие. Таким образом, внимание самой широкой аудитории было привлечено к английским историческим лицам, событиям английской истории, идеям, определяющим английское самосознание, и так далее. Британская актерская школа приобрела в ходе этого особый статус и престиж, а сами актеры — Колин Ферт, Хью Грант, Джуд Лоу, Алан Рикман, Бенедикт Камбербэтч, Шон Бин, Кейт Уинслетт, Эмма Томпсон, Мэгги Смит, Кира Найтли, Хелена Бонэм Картер, Хелен Миррен… — славу и популярность едва ли не большую по сравнению с самыми известными американскими звездами.

Киноинтерпретации английской классики составляют отдельное направление в общем движении. Самым грандиозным проектом в этой области стал “Властелин колец” 2001 г. Кроме того, на наших экранах мы периодически видим героев Шекспира (“Ромео и Джульетта”, 1996 г., “Сон в летнюю ночь”, 1999 г.), Диккенса (“Дэвид Копперфильд”, 1999 г., “Оливер Твист”, 2005 г.), Джейн Остин (“Разум и чувства”, 1995 г., “Гордость и предубеждение”, 2005 г.) и Шарлотты Бронте (“Джейн Эйр”, 1996 г. и 2011 г.). Сказать, что все они идеально ложатся на нашу почву, было бы преувеличением. Сериалы, например, слишком бережно воспроизводят свойственную английской классике неспешность. Однако стоит добавить голливудской динамики и зрелищности, как классика превращается в беспримесный энтертэйнмент (зрелище) (“Рождественская история” Р. Земекиса 2009 г.).

Не обходится и без крупных провалов. “Алиса в Стране чудес” Тима Бертона 2010 г. — пример грубейшего обращения с тонкой материей. Кэрролл — писатель у нас почти культовый. Даже не почти. До сих пор Кэрролл в нашей стране при всей популярности оставался частью элитарной культуры. Одно из свидетельств тому — книга издательства “Вита нова” “Картинки и разговоры”, составленная из бесед о Льюисе Кэрролле, которые ведет знаменитая переводчица Нина Демурова. Ее собеседники — писатели, переводчики, художники, в том числе Г. Калиновский — создатель лучших иллюстраций к “Алисе…”. Превращение этого произведения в масскультовую историю про монстров с лобовым столкновением “хороших” и “плохих” полностью его разрушает. Какой бы благородной и высокой ни была воспеваемая Тимом Бертоном идея внутренней свободы и ее обретения, Кэрролл категорически не годится для выражения идей, даже самых высоких.

Несколько ранее, в 2007 году, Тим Бертон предложил свой вариант специфического “английского кошмара” — фильм “Суини Тодд”. Набор темных английских мифов — лондонские трущобы Викторианской поры, работные дома, эпидемии смертоносных болезней, великий лондонский пожар, “чисто английское преступление” и, конечно, Джек Потрошитель и его многочисленные производные — весьма существенная часть, как еще недавно было модно говорить, английского текста. Тим Бертон с присущей ему легкостью сочетает готический мрак и крайне пессимистический взгляд на человеческую сущность с откровенным смехом. По идее, это должно леденить кровь еще сильнее, чем просто мрак и ужас. Но все нивелируется самим жанром мюзикла, где ничего не может быть всерьез, а только понарошку.

Внутри английской классики особую полку занимает английский детектив, представляющий целую традицию, не имеющую аналога в русской литературе. От того, что Борис Акунин “перепер полечку на родной язык”, дело, разумеется, не изменилось.

У нас, конечно, особые отношения с Конан Дойлом, блестяще экранизированным Игорем Масленниковым. Это редкий пример того, как отечественный, а не иностранный фильм сблизил нас с другой страной. В силу этого любая костюмная лента по мотивам Конан Дойла обречена у нас на сравнение, которое трудно выдержать. (Допуская, впрочем, что для поколения 20—30-летних это уже не очень актуально).

На этом фоне стимпанковские1  фильмы Гая Ричи о Шерлоке Холмсе 2009 и 2011 гг., например, представляются вульгарными. Неадекватный наркоман Холмс, кокотка Ирен Адлер, action и спецэффекты, достойные “Человека-Паука”, проезжают по Конан Дойлу тяжелым катком, который не дает даже проклюнуться ни изяществу, ни уму, ни юмору, хотя претензия на все это очевидна. Зато здесь тоже лишний раз рекламируются здание Парламента, атрибуты викторианской Англии и прочие бренды. В данном контексте это именно бренды, а не памятники архитектуры и не национальные символы.

Сериал “Шерлок” 2010—2012 гг., переносящий действие в современность, — эксперимент другого рода. Если фильмы Гая Ричи — сплошная плоскость и горизонталь, то “Шерлок” — попытка наметить глубину. В этом отношении сериал представляет явление гораздо более английское. У Гая Ричи все уходит в действие, в сериале — в психологию и прогулки по коридорам подсознания. Эти коридоры, правда, уводят намного дальше, чем предполагает чувство меры. В итоге сюжет, скажем, “Собаки Баскервилей” превращается в нечто совсем уж неудобоваримое — странную историю про военные тайны и секретные эксперименты, для которых Конан Дойл не нужен вообще.

Почти без перерыва по нашему телевидению демонстрируются британские сериалы по Агате Кристи. Заканчивается “Пуаро” — начинается “Мисс Марпл”. Заканчивается “Мисс Марпл” — начинается “Пуаро”. Впору выделять отдельный канал. Тем более, что эти сериалы являются отличным психотерапевтическим средством.

Принято считать, что творчество Агаты Кристи — явление буржуазное, другими словами — пошлое. При всем том надо заметить, что перу писательницы принадлежит несколько выдающихся романов, далеко выходящих за рамки развлекательного чтива и не лишенных, кроме прочего, философии. Есть, конечно, вещи средние, и есть, увы, совсем халтурные, которые часто служат лишь набросками более качественных произведений. Сериалы используют весь материал. Поэтому там тоже выделяются фильмы, можно сказать, ударные и фильмы проходные или фоновые. В первых хорошо все — от литературной основы до исполнения. Во втором случае слабость литературного первоисточника отчасти компенсируется неизменно блестящей актерской игрой и выразительной работой художников, вместе создающих узнаваемый фирменный стиль. Если не захочется вникать в недоработанный или повторяющийся сюжет, то от Англии 1920—1930-х все равно глаз не оторвешь. Здесь также важную роль играет инерция, возникающая в результате успешной раскрутки. Продолжение раскрученного фильма обычно смотрят вне зависимости от качества этого продолжения. Другой пример — “Гарри Поттер”. Он начал, грубо говоря, сдуваться после первых двух серий, однако нашлось немало терпеливых зрителей, досмотревших все до конца.

Популярности английского детектива в России отдали дань издательства “Иностранка” и “Астрель”, которые выпустили два дополняющих друг друга сборника — “Не только Холмс. Детектив времен Конан Дойла” и “Только не дворецкий. Золотой век британского детектива”. Оба издания снабжены вступительными статьями и развернутыми комментариями, отвечающими на вопросы о том, какой была Англия в период между мировыми войнами, как был устроен английский дом, каковы были отношения хозяев и прислуги, и множество других.

Исторические блокбастеры и детективные сериалы утверждают британское владычество в кино. В литературе главным английским оружием является Питер Акройд — всемирно известный писатель и одновременно исследователь истории, литературы и искусства.

“Издательство Ольги Морозовой” в серии “Мировой страноведческий бестселлер” выпустило две его книги — “Лондон. Биография” и “Темза. Священная река”. В них автор предпринимает гениальный ход: рассказ о Лондоне он начинает с окаменелых остатков “морских лилий, морских звезд и морских ежей”, отсылающих читателя ни много ни мало на 50 миллионов лет назад, когда на месте британской столицы “гуляли морские волны”. Повествование о Темзе начинается с эпохи, когда Британские острова образовывали с материком единое целое, а Темза и Рейн — единое русло. Это раздвигает исторический горизонт до максимальной широты. В сочетании с подробнейшими историческими деталями эта широта создает великолепный эффект присутствия одновременно в нескольких измерениях. Лондон описывается здесь и как город, и как живой организм, и как часть Космоса.

Обе книги, кроме прочего, содержат множество ссылок на английскую поэзию, живопись и музыку. Замечу, что поэзия, в особенности елизаветинская, — тоже объект особого культа в России. В 2007 году в отечественной литературной жизни произошло выдающееся событие — увидел свет составленный Евгением Витковским трехтомный сборник “Семь веков английской поэзии”. Грандиозный охват материала и исключительное мастерство, с каким исполнены переводы, ставят это издание в ряд явлений уникальных, составляющих безо всякого преувеличения славу и гордость отечественной литературы.

В той же серии “Мировой страноведческий бестселлер” вышел “Викторианский Лондон” Лайзы Пикард — книга, парадоксально сочетающая максимальную информативность, чуть не газетный стиль с живейшей эмоциональностью и метким остроумием. Степень одушевления такова, что создает иллюзию тактильных ощущений. Читая книгу, можно буквально потрогать викторианскую газету или обивку мебели, ощутить скорость движения поезда по только что построенной железной дороге и так далее. Можно уверенно сказать, что “Викторианский Лондон” — одна из крупнейших удач издательства.

Питер Акройд, кроме прочего, является автором биографий. В издательстве “КоЛибри” вышли жизнеописания Ньютона, Тернера, Чосера и Шекспира, которые прославляют Англию как страну науки, искусства и литературы. Здесь повествование столь же головокружительно. Рассказывая о Чосере или Шекспире, Акройд по ходу касается практически всех аспектов жизни общества того времени, будь то градостроительство, судебная практика и особенности законодательства, роль театра и жизнь бродячих комедиантов, воспитание детей и психология горожан. Сообщаемые факты выстраиваются в подробнейшую систему знаков и указателей: вот это еще рудимент прошлого, а это начало новой тенденции, это родилось в Англии, а это пришло извне, это герой сделал вопреки чему-то, а это благодаря и так далее. Автор таким образом сообщает читателю точные пространственно-временные координаты, что и позволяет ему почувствовать дух времени и дух страны в той степени, в какой это вообще доступно современному человеку.

Популяризируя, по собственному выражению, “иконы английской нации”, английский стиль, английский взгляд на мир, Акройд параллельно популяризирует и науку — историю, филологию, искусствознание.

Акройд — писатель. Благодаря писательскому мастерству его исторические исследования становятся фактом не только научной, но и литературной жизни. Хотя литературность у него бывает чрезмерной. Акройд не чужд таких абстрактных и театральных красивостей, как “может быть, это город (Лондон) убил его (Шекспира)”, или: “Он (тот же Шекспир) центр центра, ядро или источник истинно английской сущности”. Рассказывая о Темзе, автор постоянно прибегает к мифологии. Темза у него и граница между мирами, и символ быстротечного времени... Но это можно сказать о любой реке, далеко не только о Темзе. Вероятно, вдохновенный романтизм и поэтизация неизбежны в произведениях, претендующих на внимание более или менее широкой аудитории.

Надо признать, что английское влияние мощно и стабильно. Голливуд продолжает использовать сюжеты английской истории, а также снимать английских актеров в своих суперхитах, BBC — производить новые серии “Шерлока”, “Пуаро” и “Мисс Марпл”, а Питер Акройд — писать новые романы и исследования. Прибавим к этому кинодокументалистику, популярную музыку… Благодаря “Гарри Поттеру” и “Властелину колец” англомания распространилась на детскую и подростковую аудиторию. При этом “английское” довольно прочно ассоциируется с эстетством и интеллектуализмом. Английской комедии свойственны искрометный юмор и легкая философская ирония (“Реальная любовь”, 2003 г.), детективу и исторической драме — тонкая психологическая игра (“Шпион, выйди вон”, 2011 г., “Король говорит”, 2011 г.), романы Фаулза, Барнса и того же Акройда обычно публикуются под грифом “Интеллектуальный бестселлер”. Английская классика предлагается как в традиционной интерпретации, так и в качестве площадки для режиссерских поисков. В общем, Британия в хорошем смысле в моде.

В нашей стране имеются свои устоявшиеся традиции восприятия. У нас традиционно любят и ценят английскую поэзию, Диккенса, Кэрролла, более широкая аудитория — Дойла, Кристи… Иногда наше отношение к явлениям британской культуры даже оказывается более трепетным, чем, скажем так, в пространстве современного англо-американского кинематографа, поскольку сохраняет их в рамках элитарного, не выпуская в масскульт. Мы благодарная публика. Английская культура даже вдохновляет у нас людей на подвиги, а “Семь веков английской поэзии” без преувеличения является подвигом. Все это служит опорой для того “английского вторжения”, которое наблюдается сегодня.

Что при этом вызывает зависть? Исторические драмы? Хотелось бы нам, чтобы Петр на мировых экранах рубил окно в Европу? Или Иван Грозный убивал своего сына? Откровенно говоря, это необязательно. Англичане уже отработали понятную нам идею собирания земель и укрепления власти в своих картинах, нам вряд ли удастся привнести что-то принципиально новое, кроме шапки Мономаха. Нужно ли, чтобы герои Толстого или Чехова переодевались в современную одежду и ходили в ночные клубы? На бумаге что-то подобное было сделано, до экранизаций не дошло. Этот этап можно смело пропустить. Нужно ли отдавать долг дракономании? Драконами и чудовищами можно населить пространство практически любого классического произведения, особенно Гоголя или Достоевского. Но заманчивым это тоже не выглядит. С детективами нам точно ничего не светит, даже и выбирать не приходится. В общем, чему можно позавидовать, так это книгам Акройда и таким фильмам, как “Король говорит”, например. Они относятся к тому этажу культуры, где массовое соприкасается, а иногда, хоть и редко, смыкается с высоким. Это самая выгодная ниша, поскольку в ней искусство не исключает популярность.

Наши успехи на Западе носят эпизодический характер, и практически все они относятся к уровню культуры элитарной. Будь то фильмы Сокурова и Звягинцева или романы Шишкина. Это при том, что дверь для полномасштабного культурного влияния сегодня открывает успех на уровне культуры массовой. В наше время авторскому кино и литературе, увы, необходим локомотив.

Здесь, конечно, огромную роль играют правила рынка. Лента “Мосфильма” никогда не победит голливудский блокбастер в коммерческой войне. А если вдруг один раз и победит, то поддержать эту победу будет попросту нечем. Полномасштабное влияние — это топка, которая постоянно требует дров: популярный фильм, сериал, авторский фильм, опять популярный, историческая книга, роман, еще фильм… Классика, авангард, эпатаж, опять классика… Fiction, non-fiction…

Если говорить о русском присутствии в массовом мировом кино, то придется констатировать, что оно почти исчерпывается западными постановками русской классики. Это “Анна Каренина” и “Лолита” 1997 года, “Евгений Онегин” 1999 года. Скоро нас ждет еще одна “Анна Каренина” с Кирой Найтли в главной роли. Из них наиболее высококлассный фильм получился по наиболее западной “Лолите”. По самому русскому “Евгению Онегину” — самый несуразный и неловкий.

Наши перспективы преодоления границ, таким образом, могут быть связаны с тем, что кто-то из западных продюсеров вдруг возьмется за русский сюжет. В лучшем для нас случае нескольких российских актеров пригласят на второстепенные роли для создания колорита. Мы должны быть заранее готовы к тому, что фильм получится, скорее всего, откровенно слабым. По крайней мере, его русскость будет исчерпываться меховыми шапками и снежными сугробами.

А сюжет в принципе готов. Если посмотреть на презентацию отечественной истории на Западе, то первое, что мы обнаружим в требующемся жанре, — это Edvard Radzinsky. Не сравниваю с Акройдом. В жизнеописаниях Радзинского гораздо больше лирики и драмы. Для науки это минус, но для популярного кино — плюс. Истории жизни Александра II, например, хватит на несколько фильмов. Но чтобы его захотели смотреть на Западе, такой фильм должен быть создан Columbia Pictures или BBC. Но тогда его вряд ли захотят смотреть здесь. И наоборот. В общем-то, это тупиковый путь.

Фильм “Шпион, выйди вон” 2011 года, в котором были заняты российские актеры Светлана Ходченкова и Константин Хабенский, показывает, что как игрока на мировой культурной арене нас в самом лучшем случае может ожидать судьба Франции. Эта страна живет очень богатой внутренней культурной жизнью, время от времени за ее границы прорываются французские писатели и авторы некоммерческого кино. При этом на широком мировом экране Францию представляют несколько известных актеров — Жерар Депардье, Жан Рено, Винсент Кассель, Софи Марсо, Жюльет Бинош и Одри Тоту. Они выступают далеко не только в качестве собственно французских актеров, но и как универсальные актеры коммерческого кино. Это, с одной стороны, говорит о признании, но с другой — влечет участие в фильмах, которые иначе как хламом и не назовешь. Особенно много “заслуг” в этой области имеют Жерар Депардье и Жан Рено. Точно так же и английские актеры в качестве кассовых “звезд” были многократно задействованы в историях про свадьбы и похороны, сбежавших невест, незамужних толстушек и так далее. Здесь впереди всех Хью Грант.

Может быть, кто-нибудь из отечественных “звезд” сможет раскрутиться до этого уровня и, таким образом, влиться в мировой коммерческий кинопроцесс. При благоприятном стечении обстоятельств им, возможно, удастся создать скромный русский участок на общей англо-американской территории.