Леонид Фишман

Парк Гурского периода

Не попадайся!

Парк Гурского периода. — М.: Время. — Лев Гурский. Попались. — 2012.

Авторская серия “ехидных детективов” Льва Гурского начала издаваться в 2004 году. Вышли романы “Траектория копья” (2004), “Убить президента” (2004), “Спасти президента” (2004), “Никто, кроме президента” (2005), “Есть, господин президент!” (2008). При всей закрученности сюжетов большая часть этих произведений отличалась завидным реализмом. “Парк Гурского периода”, по выражению одного из рецензентов, представлял собой хорошо знакомую нам Россию, только немножко другую. В “немножко другой России”, как и в России реальной, кипели страсти вокруг власти и денег, злодеи строили козни против президентов и прочих граждан, граждане “крутились” как могли, а мастера сыскного дела, такие как эфэсбэшник Максим Лаптев и частный детектив Яков Штерн, не давали злу восторжествовать над добром. Его величество случай активно помогал героям, заставляя все заботливо развешенные по стенкам ружья выстрелить в нужный момент и в правильную цель. Так ведь и в реальной жизни каких только совпадений не бывает?

Другой немаловажной особенностью, добавлявшей реалистичности “Парку Гурского периода”, было то, что разгуливали по нему персонажи вроде Павла Петровича Волина, Фердинанда Изюмова, Леры Старосельской, олигарха Каховского и прочие, чьи реальные прототипы легко вычислялись даже не искушенным в политике читателем. Последний, оторвавшись от очередного “ехидного детектива” Гурского, поэтому мог с полным основанием подумать: “Так не было, но вполне могло быть!”. Только в “Есть, господин президент!” присутствовал ощутимый элемент фэнтези в виде дающих харизму пирожных от Парацельса. Однако из-за трудности проведения четкой грани между фантастикой и реальностью в нынешней российской действительности верность автора “правде жизни” от этого нисколько не уменьшилась.

Но правда жизни — правдой жизни, а все-таки любопытно, откуда проникают те флюиды, которые преобразуют известную нам реальность в “немного другую Россию” — “Парк Гурского периода”? Похоже, автор приоткрывает завесу над этой тайной в новой книге с предисловием Бориса Стругацкого. Аннотация обещает, что читатель “узнает много нового о Ленине и Андропове, Азазелло и Коровьеве, Штирлице и Колобке, а также о других реальных и выдуманных персонажах новейшей мировой истории”.

Обещание автором сдержано. Мы действительно узнаем много нового и интересного, да вдобавок еще и забавного. Но столь же трудно на первых порах понять: где у Льва Гурского заканчивается фантастика и начинается реальность? Предисловие Бориса Стругацкого не добавляет ясности: “Бывают времена, когда окружающая нас суконная реальность оказывается доступна адекватному отображению только средствами фантастики, иногда же действительность становится настолько фантастичной сама по себе, что возникает острая необходимость приправить ее вполне кондовым реализмом, чтобы избежать чрезмерного уже перебора. И тогда самые крутые фантасты становятся вдруг записными реалистами, к вящему изумлению опытного читателя”.

Может, в нашей реальности Азазелло и Остап Бендер — выдуманные персонажи, однако в реальности сборника Гурского они настоящие. Кто больше похож на выдуманного? Азазелло или Морис Палеолог? Колобок или Андропов? Ленин или Остап Бендер? С ходу так сразу и не скажешь. Часто, судя по поведению персонажей, у читателя возникают подозрения, что выдуманы тут Андропов, Ленин и Морис Палеолог. Потому что у Гурского они ведут себя совсем не так, как ожидаешь. Стал бы, например, Андропов предлагать работу в массмедиа Вилли Фишеру в таких выражениях, в каких он предлагает ее в рассказе “После обмена”? Сомнительно. А Морис Палеолог только в помраченном состоянии сознания мог бы предъявлять Ленину абсурдное требование соблюдать копирайтские права на слово “революция”. Ясно, что выдуман Морис Палеолог. Или тот же Ленин мог ли впасть в истерику и попытаться убежать от авантюриста-попаданца из будущего, как это происходит в рассказе “Попались”? Сомнительно. Вот Бендер, Вилли Фишер, Колобок или Азазелло ведут себя как и следовало от них ожидать: обжуливают, прислуживают злу, шпионят, убегают от преследования. Даже Призрак Коммунизма занимается тем, что ему полагается, несмотря на свою мистическую сущность. Они реальны, поступают естественно.

Странные, в общем, все эти вымышленные и не очень герои Льва Гурского. Зачем они тут оказались, как возникли в нашей реальности? И самое главное — кто попался, куда и кому?

Однако все эти вопросы перестают казаться неразрешимыми, когда понимаешь: реальность у Гурского не одна, а как минимум две.

Первая, вроде бы, наша, привычная; в ней и герои почти все реальные — от Черненко до Юлиана Семенова, и мотивы их тоже реалистические и прагматические. Другую условно назовем гуманитарной. Герои в ней вымышленные, и мотивы у них самые разные, не всегда вызывающие приязнь. Но именно на стороне этой реальности и ее героев — симпатии Гурского. Ибо это реальность, в которой все на своих местах: герои — герои, антигерои — антигерои, зло — зло, а добро — добро. А слова в ней — не пустые звуки, за них отвечать надо. Поэтому данная реальность — вне времени, и, следовательно, никто и никогда не может быть застрахован от ее вмешательства, есть ли к нему повод или нет. Гуманитарная реальность вмешивается в нашу тогда, когда она сама дает к этому повод, начиная мимикрировать под гуманитарную и прикрываться словами из нее. И приходится привычной нашей недобросовестной реальности держать эти слова, как это происходит в рассказе “Баба Ксюча”: “Вот, собственно, и вся история о саратовской училке по прозвищу Баба Ксюча. Любопытно, что за эти же сутки в школах, лицеях и гимназиях по стране было подписано 2811 подобных заявлений об уходе — и все от учителей литературы, истории и обществоведения. А еще через двое суток тяжелые транспортные “боинги” с членами российской гуманитарной миссии, одетыми в камуфляжную форму, стали приземляться в аэропортах Кабула, Герата, Кандагара и Мазари-Шарифа. И пусть кто-нибудь посмеет утверждать, будто наша страна не выполняет своих обещаний. Все точно: можете посмотреть в словаре значение слова “гуманитарный”.

Так государство “попадается в плен” буквальному смыслу слова “гуманитарный” — и “гуманитарная миссия” в Афганистане должна состоять из настоящих школьных гуманитариев, пусть и одетых в камуфляж. Киллер из “Улыбки Гекубы” “попадается” Шекспиру, в соответствии с сюжетом “Гамлета” беря заказ на членов некоего датского семейства. Высокие милицейские чины из рассказа “Звери на ловцов” “попадаются в плен” сказке, пожелав, чтобы преступников и искать не надо было, а они сами бы милиционерам, ха-ха, попадались. Увы, раз воспользовавшиеся медальоном искажения вероятности милиционеры обречены и в дальнейшем, вопреки своим желаниям, сталкиваться с криминалом. Не спасет даже уход с работы в органах.

Иногда у Гурского получается так: сидит себе группа вполне реальных персонажей, искренне полагая, что они в настоящей реальной реальности. А тут — бац! — и реальность сменилась на гуманитарную, по крайней мере в головах части персонажей. Попались! Персонажи начинают вести себя неадекватно и произносить странные речи:

“— Вот, извольте видеть, документ от 15 жерминаля 1793 года: Национальный Конвент зарегистрировал как товарный знак слово “революсьон” и переводы его на все языки, включая русский. Таким образом, употребляя это слово публично, вы нарушаете наши авторские и смежные права. Если вам хочется и впредь пользоваться этим словом без судебных последствий, настоятельно рекомендую заплатить. В противном случае нам, увы, придется конфисковать в счет погашения долга российскую собственность во Франции...”.

Так Ленин и Морис Палеолог (плюс остальная компания архиреальных персонажей) попадаются в ловушку явно анахроничного принципа копирайта на, обратите внимание, определенные слова, и все вместе оказываются в дурацком положении.

Но игры в одни ворота не бывает. Героев реальности гуманитарной порой успешно ловят и используют в своих целях деятели из привычной реальности. И тогда игра идет уже по другим правилам, согласно которым “гуманитариям” приходится поступать вопреки смыслу слов, вроде бы ясному, и вопреки собственной воле. Когда такое случается, представители гуманитарной реальности вызывают неподдельное сочувствие. Таковы раскрашиваемые персонажи “Семнадцати мгновений весны”, которые не могут понять, за что им выпали такие страдания: постоянно пробуждаться в мире, где все их поведение жестко предопределено. “— Мы все у кого-то под колпаком, — тяжело вздохнул Мюллер. — С нами делают, что хотят. Могут запустить этот мир, могут остановить, потом запустить по новой. Недавно я шесть раз подряд вызывал Шольца. Не хочу, а все равно его зову. И шесть раз, одними и теми же словами, прошу у него бритвенные лезвия...”

Увы, они сами попались. Чтобы не попасться, надо быть бдительным и хорошо ориентироваться в обеих реальностях, как Колобок, наученный горьким опытом невольного соучастия в злом деле. Начавший разбираться в законах и той, и другой реальности Колобок отклоняет желающего взять у него автограф. Потому что в привычной реальности слова не держат:

“— Тьфу! — Колобок сморщился и резко выплюнул ручку, едва не попав в Бобыкина. — Иди в ж…у, ничего я тебе не буду подписывать, катись обратно в свое будущее.

— Но почему???

— Да по-то-му! Лет пять назад тоже один вроде тебя подкатывал и тоже вкручивал про моральный авторитет. Я тогда еще темный был, только из сусеков, букв даже не знал, ну и я подмахнул не глядя бумажку... А потом выяснилось, что это была телега против того парня... забыл фамилию... Которому ваши псы восьмерик навесили практически ни за что, за красивые глаза. Всё, давай, давай, мотай, меня теперь на фуфло не разведешь. Я хоть и круглый, а больше не дурак... Ну чего, сам отсюда свалишь или мне волка позвать?”

Если же персонаж попался и его, честного гуманитарного шпиона, хотят заставить нечестно работать со словами и смыслами, то ему надо бежать со всех ног. Так, в рассказе “После обмена” всесильный глава КГБ Юрий Андропов вдруг озабочивается тем, как бы пристроить провалившегося разведчика Вилли Фишера к работе в массмедиа, то есть к той же работе со словами. К словам в мире Гурского отношение серьезное, их держать надо. А как их держать, занимаясь пропагандой на советском ТВ? Тут уж и вымышленный советский разведчик понимает, что попался, и начинает строить планы побега от всевидящего государственного ока.

Он убежит, в этом трудно сомневаться. Потому что жить на стыке двух реальностей непросто, но можно. Надо только приспособиться — быть не только тем, чем кажешься на первый взгляд. Неслучайно изрядная часть героев прозаика Льва Гурского, в повседневной реальности — критика Романа Арбитмана, обладает второй ипостасью, как и сам писатель. Учительница литературы до поры скрывает свою милитаристскую сущность. Некоторые профессионально живут двойной жизнью — как, например, шпион и киллер. Плохо существам одномерным или вынужденно одномерным — сказочному Колобку, телевизионному Штирлицу. Их-то и ловят, пока они не наберутся ума-разума и тоже не придумают, как оставить корыстных ловцов с носом.

Хуже всех в этом мире — писателю, который не творит, а занимается франчайзингом — переписывает зарубежные произведения, адаптируя их к русскоязычной аудитории (“Франшиза”). Даже когда он хочет отвлечься от своих сомнительных трудов, на глаза ему попадаются сплошные подделки. Но и у писателя-франчайзера есть надежда не попасться. Ибо кто лучше него знает, что за слова надо отвечать?