Наталья Мелехина

Андрей Иванов. Путешествие Ханумана на Лолланд

Не мы такие, жизнь такая

Андрей Иванов живет в Таллинне, поэтому его часто называют эстонским писателем. Но для русского прозаика место проживания не играет такой важной роли, как язык, литературные традиции и тенденции. За роман “Горсть праха” Андрей Иванов получил второе место в “Русской премии”, а книга “Путешествие Ханумана на Лолланд” вошла в шорт-лист “Русского Букера”.

Этот роман тщательно продуман. Фактически это старый добрый плутовской роман на материале XXI века. Текст его пестрит таким количеством разноязыкого сленга, что лингвисты, которые составляют словари современных жаргонов (профессиональных, тюремных, наркоманских, преступных и т.д.), найдут здесь множество примеров для своих статей и исследований.

Но вот парадокс: чем больше читаешь эту книгу, тем большее раздражение она вызывает. И причина вовсе не в том, что автор что-то недоработал. Наоборот, автор как раз молодец, он очень старался сделать своих героев максимально похожими на реальных прототипов из жизни. И у него получилось: главные герои — те самые хамоватые плуты нового поколения, для которых нет ни авторитетов, ни запретов.

Что ж, картина жизни в плутовском романе просто обязана быть достоверной до тошноты (о тошноте поговорим чуть ниже). Именно в тщательной проработке деталей, а главное, персонажей, и кроется причина раздражения. Уж очень они реальны, почти осязаемы, а мир, который описал автор, настолько достоверен, что хочется тут же задернуть его занавеской и больше не смотреть в ту сторону. Причем шторку желательно иметь особой расцветки — в такой пошленький голубой цветочек, чтобы напоминала о домашнем тепле и уюте, но сойдут и офисные жалюзи. И то, и другое подействовало бы на героев романа, как красная тряпка, так сильно они ненавидят приметы не только спокойной жизни, но и гармоничного бытия в единстве с миром и самим собой.

Итак, зовут молодых людей — Хануман (он индус) и Юдж (русский эстонец). Наши друзья-товарищи живут в лагере для беженцев в Дании. По каким причинам они покинули Родину, до конца так и непонятно, да и вряд ли люди подобного сорта стали бы откровенничать на эту тему. Нет, они вовсе не гордые изгнанники и не благородные скитальцы. Они аферисты и мелкие преступники, наркоманы и алкоголики, прожигатели жизни. Как впрочем, и остальные обитатели лагеря. Это одна из отличительных черт плутовского романа. Его герои — люди, выпавшие из социальной обоймы, бродяги вне класса и четкой профессиональной принадлежности: они, как Ласарильо с Тормеса, то водят слепого нищего, то прислуживают в церкви, то, как Юдж и Хануман, режут овощи в каморке у хозяина-курда или починяют компьютеры… И в любом веке мошенничают.

Современные пикаро у своих предшественников позаимствовали не только образ жизни, но и мировоззрение. В плутовском романе персонажи имеют четкую жизненную позицию: они оправдывают свое аморальное поведение тем, что и весь мир вокруг тоже полон греха. Предоставим слово самому Хануману: “В этом Богом проклятом мире мы можем только изворачиваться! Эти гиены нам не оставили ни шанса! Эти шакалы все растаскали!.. Нам бросили кости сгнившей собаки!.. Нам ничего не остается!” Юдж прекрасно понимает, что толкает Ханумана на преступления: “Неприятие этого чуждого мира толкало Ханумана на нелепые нарушения закона. Он наматывал бумагу в туалете, пачками крал салфетки. Из кафе без пепельницы или солонки не уходил… Он просто мстил этому миру за все те обиды, которые тот нанес ему; он презирал людей, которым легко жилось здесь”.

Но обличение социальных проблем: неравные возможности бедных и богатых, жестокость государственной машины, лживость официальной, в том числе религиозной, морали и т.д. — это только самая поверхность плутовского романа. А на глубине мутного омута лежат вопросы еще более серьезные. Плуты ставят под сомнение сам постулат о том, что мир создан прекрасным и справедливым. Они задаются вопросом: а что есть гармония? Что такое справедливость? Существует ли она? Что есть счастье? Где его искать? В Америке? А если счастье — утопия, то не лучше ли в поисках наслаждений поехать на Лолланд? И Юдж, и Хануман боятся возвращений, так как их ничто не держит в этом мире. Кроме как в пустоту, им больше некуда идти. Вот тут-то и становится понятным: беда не только в том, что герои романа бедны и не имеют датского гражданства. Беда в другом: они абсолютно уверены, что никогда не смогут полюбить простые человеческие радости повседневной жизни. Вы только вдумайтесь в то, что рассказывает о себе Юдж: “Жить на земле я не мог. Во мне не было чего-то такого, чем человека притягивает к своей поверхности земля, чего-то, чем человек мог за нее зацепиться…” То есть проблема из социальной у Андрея Иванова превращается в философскую и даже экзистенциальную.

А теперь, как было обещано, поговорим о тошноте и испражнениях. Герои романа только и делают, что опорожняют свои желудки и кишечники. Достоверное изображение грубых физиологических деталей — это тоже черта плутовского романа, а сам образ расшифрован со времен Сартра: внутренняя сущность героев отторгает сущность внешнего мира. Хануман рассказывает: “Ощути тоску человеческого бытия... эта девушка в пятницу вечером сидит и смотрит телевизор. Одна! Смотрит телевизор и курит! Ее уже саму тошнит и от сигарет, и от того, что она видит по телевизору. Ее сейчас вырвет от такой жизни”. Едва ли не на каждой странице у Андрея Иванова встречаются слова и фразы, подобные этим: “его рвало словами”, “безысходность давила кишку” и т.д. В традиционной культуре и медицине многих народов желудочно-кишечный тракт символизирует гармоничную связь с родной землей, а если ни гармонии, ни даже связи нет, то тут и начинаются сплошные расстройства и не только желудочно-кишечные.

Описания голода или застолий — важная часть плутовского романа (помните, как голодал бедолага Ласарильо?). Мир то не желает вскормить своих обитателей, то, наоборот, насильно влезает к ним в глотку (или в душу?). Персонажи Андрея Иванова постоянно обсуждают: почему тошнит Юджа, может, переел яблок? Можно ли Юджу съесть три килограмма капусты сразу? О бесплатных праздничных угощениях мечтает гей Непалино, а тиран Потапов заставляет свою падчерицу Лизу в неимоверных количествах поглощать кашу на завтрак. Послушаем Юджа: “Да, Потапову надо было кормить семью, и он ее кормил; каждое утро насильно запихивая кашу в рот маленькой Лизе с рыком: “Ешь, падла! Глотай, сука! Попробуй только не проглотить!”. Именно так: попробуй только не проглотить то, что этот мир сует тебе в глотку, и ты узнаешь, детка, каким жестоким будет наказание.

Кстати, о Лизе: без темы воспитания плутовские романы редко обходятся. Несправедливость мира герои познают еще в детстве, и в самые ранние годы учатся мошенничать, чтобы выжить. В подростковом возрасте Ханумана, чтобы отучить от рукоблудия, запирают с червивым трупом, Юджу отец устраивает допросы. Малышка Лиза взрослеет на глазах главных героев. Она рано теряет детскую доверчивость и начинает рассуждать совсем как взрослая, как хорошо бы ей жилось, будь она “данской девочкой”. Дети, растущие в лагере беженцев, едва ли не с младенчества учатся воровать, причем родители часто поощряют это. К примеру, Потапов надевает на Лизу рюкзачок, идет с ней в супермаркет, и там набивает рюкзак продуктами.

В лагере беженцев ребятишки говорят и ругаются на всех языках мира, так что взрослые перестают их понимать, и на глазах читателей рушится связь персонажей не только с Родиной, но и с будущими поколениями. Таким образом, лагерь напоминает библейский Вавилон, жители которого грешат против всех четырех мировых религий сразу. Как говорится, “и каждой твари по паре, и каждой паре по харе”, причем последние слова реализуются на деле: простоватую супружескую чету из российской провинции в книге, действительно, избивают, и Юдж тщетно пытается заступиться за простаков.

За пределами лагеря существует иной мир — сытый и чистый, но, конечно, беженцы его ненавидят и ему же завидуют. Благополучные граждане в свою очередь боятся плутов, нищих и беженцев, угрожающих их комфортабельной жизни. В Дании бродяг иронически называют “рыцари большой дороги” (laengevej ridder). Юдж рассказывает: “Мы часто забредали в туман, потому что таскались пешком, как настоящие датские laengevej ridder”. Когда-то плутовской роман возник как реакция в ответ на рыцарские романы: вместо героев — шуты, взамен высокой нравственности — аморальность и т.д. Это случилось, когда социальное неравенство и догматы церкви народ больше не мог воспринимать всерьез. Доверие было утрачено, и вчерашние кумиры осмеяны. Так часто бывает, когда одна эпоха сменяет другую.

Если верить Андрею Иванову, если прислушаться к Юджу и Хануману, мы попали как раз на стык эпох. Демократические ценности, религиозная и светская мораль не оправдали надежд народа, причем, учитывая глобализацию XXI века, народа не одной конкретной страны, а всего мира. Вся планета теперь напоминает один сплошной лагерь беженцев. Ведь если внимательнее присмотреться к якобы счастливому миру за забором, оказывается, что он ничуть не лучше резервации для азулянтов. Каждый человек, живущий там, ощущает себя тем же беженцем за колючей проволокой, скитальцем среди других точно таких же бродяг. Путешествие Юджа и Ханумана на Лолланд никогда не закончится, потому что весь мир путешествует вместе с ними. Все согласно русской пословице — от себя не убежишь.

Наталья Мелехина