Марина Загидуллина. Город суровых культурных практик. Марина Загидуллина
Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
№ 11, 2024

№ 10, 2024

№ 9, 2024
№ 8, 2024

№ 7, 2024

№ 6, 2024
№ 5, 2024

№ 4, 2024

№ 3, 2024
№ 2, 2024

№ 1, 2024

№ 12, 2023

литературно-художественный и общественно-политический журнал
 


Марина Загидуллина

Город суровых культурных практик

Об авторе | Марина Викторовна Загидуллина — профессор факультета журналистики Челябинского государственного университета, доктор филологических наук, автор книги “Пушкинский миф в конце ХХ века” (Челябинск: Челябинский госуниверситет, 2001).

 

Марина Загидуллина 

Город суровых культурных практик


Челябинские программеры настолько суровы, что выходят в Интернет только по сети 220V… Имидж, созданный городу “Нашей Рашей”, как-то вполне прижился (и был подхвачен тысячами остроумцев — можно уже издавать книгу пословиц, начинающихся словами “челябинские мужики настолько суровы, что…”, страниц сто в ней уже точно будет, а это ведь только начало).

Но на самом-то деле никакой особой суровости в жителях города не наблюдается, а скорее перед нами уникальный “провинциальный мегаполис” — город огромный (по нынешним масштабам России), но неизменно провинциальный. И сам себя ощущает именно таковым. Совсем рядом “настоящая” столица — до Екатеринбурга 200 км с ветерком по весьма хорошей трассе (ну и пара часов в пробках в столице УрФО). Там все по-другому: дома, дороги, магазины, культурные центры и деловая жизнь. Туда весь Челябинск ездит в вожделенную IKEA, там иначе светят звезды, а на тебя там смотрят как на глухую деревню. Вот уж действительно столичный размах!

Но в том-то и особенность “провинциального синдрома”, что ты сам несешь в своем сознании этот горизонт провинциального “прибеднения”. Тут никуда не денешься — куда ж от самого себя бежать? Впрочем, объективности ради скажу — все равно культурная жизнь кипит в бывшем Свердловске совершенно по-столичному (пропорционально населению, конечно). Каждую неделю я получаю рассылку о екатеринбургских событиях — к ним едут фотограф Томас Вернер и художник Макс Зюдойс, они проводят индустриальную (!) биеннале современного искусства, у них годами идет проект “Приоткрытые понедельники”…

А у нас в Челябинске из крупных событий “дорожная революция”, организованная правительством города под знаменами “Единой России”. Справедливости ради скажем, что многое сделано было просто замечательно, и город с миллионным населением и полумиллионным парком личных автомобилей вздохнул с облегчением. Пробки не побеждены полностью, но зато вполне ожидаемы только в часы пик. Правда, жаль старинные сирени вокруг театра оперы и балета — вместо них теперь почти по крыльцу псевдоклассического здания проносятся трамваи… Ну — это уж издержки, что называется.

Впрочем, наш город не обделен и событиями культурными. Чтобы рассказать о них подробнее, пришлось провести настоящее исследование — десять экспертов назвали самые яркие события прошлого года, а их ответы позволили более-менее объективно взглянуть на культурную жизнь российского миллионника.

Событием, которое дружно назвали главным в 2010 году (кстати, и по освещению в прессе лидирует именно оно, как показывает проведенный мониторинг), стала передача органного зала Русской православной церкви. Эта история и сейчас еще не утихла. Суть ее в следующем. На Алом поле в центре Челябинска, посреди большого парка старых деревьев, стоит храм Александра Невского. Построен он был в начале ХХ века на деньги челябинцев, городской Думы и Николая II. С 30-х годов там располагалась типография, был склад. В начале 1980-х было принято решение отреставрировать храм и разместить в нем орга?н, что и было сделано к 250-летию города в 1986 году. Помещение реставрировалось специально для органа, построенного известной германской фирмой. Челябинский орган считается одним из лучших по акустическим данным в Европе. Именно поэтому сюда приезжали знаменитые органисты, был организован фестиваль “Новое органное движение” и Международный фестиваль “Organissimo” (их проведение в прошлом году тоже отнесено экспертами к ряду значительных культурных событий). Но храм Александра Невского оказался двойным неудачником. Он был отстроен как храм, и в нем прошло первое богослужение в 1916 году — ясно, что не вовремя. Он был завершен как органный зал (правильно — “Зал камерной и органной музыки”) в 1986-м, и тоже очень не вовремя — время повернулось лицом к церкви. Сразу начались переговоры о передаче храма РПЦ. И вот в 2010 году во время визита в Челябинск патриарха Кирилла мэр (в то время и без пяти минут губернатор) города однозначно заявил о том, что орган из храма будет убран, а храм передан церкви “в кратчайшие сроки”. Специалисты неоднократно заявляли, что риск погубить орган при перемещении в другое здание крайне велик. Возникло настоящее движение защитников органа, пикеты и выступления, сбор подписей и выплеск возмущений. К концу года страсти несколько поулеглись — принято было решение начать подгонку под орган здания старого кинотеатра “Родина” в самом центре Челябинска. Это облупливающееся строение с колоннами и портиком давно требовало хоть какой-то активности, но частный собственник не спешил вкладывать деньги. Теперь кинотеатр стал муниципальным и начались первые “прикидки”, сколько вся эта затея будет стоить. Пока зарезервировано двести миллионов рублей под строительство, а перенос органа должен совершиться в 2012 году. Вроде бы все хорошо. Но те же специалисты говорят об убийственности для органа демонтажа и хранения — правильнее демонтировать, когда помещение для переноса будет полностью подготовлено. И значит, на ближайшие пару лет прощай фестивали и дни органной музыки…

Но как-то все эти страсти компенсируются другими событиями. Например, гастролями Лионской национальной оперы. Балет А. Адана “Жизель” (хореография М. Эка) собрал переполненный зал и заслужил шквал аплодисментов. Хореография, поставленная тридцать лет назад, смотрелась в Челябинске как настоящее откровение — вот он, современный балет! Та же музыка, никаких “новаций”, но весь сюжет Теофиля Готье перевернут и опрокинут в грубую реалистическую бесчеловечность. Хотя в Челябинске есть Театр современного танца обладательницы “Золотой маски” Ольги Пона, в целом балет здесь живет хореографическими идеалами столетней давности. Это, может быть, и хорошо — тут уж любой зритель всеми фибрами чувствует, что это именно балет. А при восприятии современных интерпретаций одолевают сомнения. Обозреватель в местной газете “Челябинский рабочий” передает это сомнение очень точно: “…современный балет для нашего областного центра примерно то же, что и адронный коллайдер, — все слышали, но что это за штука, никто не представляет”. В соседнем Екатеринбурге, куда лионцы отправились дальше, публика и вовсе была названа “не пуганной современным танцем” (хотя и у них есть свои “золотомасочники”).

Возможно, журналисты несколько принижают общее состояние музыкально-танцевальной культуры в нашем городе. Вот, например, еще одно событие — постановка мюзикла “Кировка” Челябинским государственным концертным отделением. Но, прежде чем рассказать о мюзикле, надо рассказать о нашей Кировке.

В Москве есть Арбат, в Питере — Садовая, в Нижнем — Свердловка (Покровка), а у нас — Кировка. Пешеходная улица в центре города. С неизменными (мода российского масштаба) скульптурами, расставляющими остроумные (по возможности) смысловые акценты. С тихой музыкой и множеством маленьких кофеен-кафешек. С магазинами и даже небоскребом, ухитрившимся “вписаться” в улицу без разрушительного ущерба для всего замысла. Здесь сохранились дома старинной постройки, уличные художники готовы нарисовать ваш портрет, лоточники торгуют книжками… Сюда приводят своих гостей из других городов все без исключения жители Челябинска, поэтому всегда у каждой скульптуры небольшая очередь — для непременного фотоснимка: на верблюде, рядом с нищим, с барышней, с извозчиком на большой повозке, с левшой и много где еще. Так образуется “сюжет прогулки” по Челябинску — здесь нет ничего индустриально-героического, разве только памятник танкистам напоминает прежний, советский облик улицы Кирова.

Так вот, именно Кировка и стала героиней самого настоящего мюзикла, первого авторского мюзикла, посвященного городу и созданного горожанами — челябинским поэтом Константином Рубинским, руководителем ансамбля танца “Урал” Владимиром Карачинцевым, режиссером-постановщиком Олегом Хаповым. Мюзикл соткан из песен и танцев, здесь участвуют профессионалы и актеры, набранные во время кастинга. Можно сказать, что этот проект символизирует собой вступление города в Большое Время (как понимал его Бахтин) — пришла пора осмыслять собственное место в культурном космосе. Кстати, эксперты, анализирующие события ушедшего года, не оставили незамеченным тридцатилетие государственного ансамбля танца “Урал”, ознаменованное блистательным участием танцоров в “Кировке” (на премьере мюзикла особенное впечатление на публику произвел “Танец нищих”).

Крупнейшим событием года эксперты также назвали Второй международный конкурс пианистов им. С. Нейгауза. Это действительно потрясающее событие — в Челябинск съезжаются пианисты из разных городов России и мира, чтобы биться за звание лауреата и дипломанта конкурса. У этого события замечательная история. Душой и организатором первого конкурса стал Евгений Левитан, перебравшийся в Челябинск по приглашению ректора Академии культуры и искусства. Ученик С. Нейгауза, он предложил отметить 80-летие своего учителя, великого пианиста и талантливого педагога, организацией настоящего международного конкурса — по образцу известнейших мировых состязаний в искусстве исполнения. Тогда, в 2007 году, этот конкурс казался совершенно необыкновенным, ярким и, увы, случайным событием. Но прошло три трудных кризисных года — и в ноябре 2010 года был организован Второй конкурс. А это значит, что не так уж важно, Челябинск ли это или иная провинция. Важно, что есть неравнодушные люди, взваливающие на свои плечи тяжкое бремя организации таких звездных событий. Участники конкурса должны быть молодыми исполнителями (младше 36 лет), все произведения конкурсной программы исполняются наизусть, а выдержать надо три тура, причем в каждом туре точно и строго указаны произведения для исполнения — хоть выбор и есть, но он ограничен. 25-минутная и 40-минутная программы первого и второго туров сменяются третьим, где исполняются фортепианные концерты Рахманинова, Скрябина, Шумана, Шопена, Листа, Бетховена. Жюри возглавила Элисо Вирсаладзе — выдающаяся пианистка с мировым именем. Состязания продолжались шесть дней — и все это время Концертный зал имени Прокофьева (в прошлом именуемый филармонией) был центром притяжения для всех неравнодушных к музыке челябинцев. Кстати, по итогам Второго конкурса первую премию решили не присуждать, так что планка требований действительно была чрезвычайно высока, нисколько не ниже самых известных международных состязаний в исполнительском искусстве. Теперь весь вопрос в том, сумеет ли Челябинск удержать это крупное мероприятие как постоянное? Ведь только тогда конкурс войдет в общее культурное поле и закрепится в музыкальном мире как престижное и значимое событие, важный рубеж для каждого пианиста, мечтающего о мировом признании.

Есть и другие события местной культурной жизни — например, премьера оперы “Лоэнгрин” в Челябинском театре оперы и балета им. Глинки. Вообще история театров оперы и балета в масштабе страны ждет своего кропотливого исследователя. Наверняка каждый из них — это самое настоящее вместилище призраков прошлого. В Челябинске открытие театра было запланировано на 7 ноября 1941 года. Но вместо этого по условиям военного времени там разместили завод “Калибр”. Только в 1956 году состоялось первое представление — премьера оперы “Князь Игорь”. В оперную труппу вошли выпускники консерваторий разных городов, а вот труппу балета преимущественно составили выпускники Ленинградского хореографического училища (в Челябинске вообще много всего ленинградского — в память об эвакуации сюда и Кировского завода, и многих культурных учреждений Северной столицы. Если сегодня вы выйдете на улицы города и наугад спросите прохожих, какой город в России они считают самым лучшим, больше половины назовут Питер. Так что есть города-побратимы, а есть города — фанаты других городов. Челябинск — фанат Санкт-Петербурга). Так сразу сформировался особый стиль нашего театра. Сейчас, конечно, Челябинск трудно назвать “хореографической столицей” даже местного масштаба. Но последняя премьера показала, насколько неисчерпаем потенциал старых жанров. Опера (исполненная на языке оригинала) оказалась настоящей сенсацией. Зал был околдован сложным “нелинейным” действием, столкновением черного и белого, массовыми сценами. Это было погружение в философию высших смыслов — и оно безупречно удалось создателям и участникам спектакля. Теперь “Лоэнгрин” отправляется на соискание главных премий в сфере музыкального искусства.

Но и жизнь драматических театров в Челябинске никак не назовешь “тихой”. Театр-студия “Манекен”, несомненно, известный в театральных кругах страны, мужественно продолжает свою борьбу за выживание. В 2009 году администрация города приняла решение о прекращении финансирования театра. “Манекен”, образованный в 1963 году, оплот “шестидесятников” в свое время и авангардная площадка фестиваля “Театральные опыты” (имеющего двенадцатилетнюю историю), оказался под угрозой полного уничтожения. Вот тогда и начались пикеты, ночные “хороводы” вокруг здания кинотеатра им. Пушкина, где расположен сейчас “Манекен”, поддержка со стороны известных деятелей искусства. Театр предложил городу замечательный проект — альтернативу ночным клубам под названием “Арт-бессонница” и “Сердцебиение”. Похожие на “ночь музеев” или “ночь пожирателей рекламы” по самому “формату”, “арт-бессонницы” предлагали зрителям пластические спектакли, короткометражные фильмы, музыкальные композиции, организующие ночь в театре как череду “снов”. Но одновременно это был и “арт-обстрел” тех, кто не хотел и не мог понять простой истины — как бы ни любили зрители театр, как бы ни были его самыми горячими поклонниками, как бы ни готовы были отдать последнее, чтобы поддержать его существование, этого “последнего” все равно не хватит для нормального функционирования полноценной театральной “махины”. А жизнь без таких театров, как “Манекен”, превратится в скучное (но зато не затратное) футлярное коптение…

В общем, “Манекен” выстоял, а эксперты дружно упомянули фестиваль UNIFEST на базе “Манекена” как яркое событие прошлого года (это третий по счету Международный фестиваль студенческих театров).

Однако помимо всей этой “официальной” стороны культурной жизни столицы Южного Урала, как принято величать Челябинск в нашей прессе, в городе происходит много удивительного “неформального”. Например, Лев Гутовский, известный композитор, автор нестандартных музыкальных проектов, выступил инициатором торжественного вскрытия местного мавзолея. Поясню: в Челябинске на Алом поле есть памятник Ленину, знаменитый не только своей формой (это усыпальница в восточном стиле), но и самой историей бронзового бюста Ленина, установленного под сводами этой усыпальницы. Дело в том, что для создания памятника была использована посмертная маска Ленина (всего в России три таких памятника). Двухэтажное полуарочное строение скрывает в глубине грот, куда ведет наглухо закрытая дверь. Вот этот грот и стал интригой акции по “вскрытию мавзолея”. Лев Гутовский высказал версию, что там есть тайный ход к площади Революции, а то и к Красной площади (почему бы и нет? Этакий революционный месс-менд), либо расположен огромный склад, либо мало ли что еще! Но как ни искали в администрации ключ — все было тщетно: ключи от заветной двери оказались навечно утрачены. Стоит ли говорить, сколько трудов Льву Гутовскому стоило убедить власти разрешить вскрыть эту дверь! В присутствии немецкой делегации, оказавшейся в городе по случаю празднования 20-летия разрушения Берлинской стены, культурных деятелей, известных чиновников и праздных любопытствующих замок был сломан. Внутри грота оказался всякий хлам, оставшийся со времен проведения демонстраций. Тайный ход не обнаружили, зато Л. Гутовский загорелся идеей открыть в гроте кафе “Пельменин” в позднесоветском стиле… Но, конечно, Гутовский известен не только как инициатор таких курьезных мероприятий. Вместе с известным художником Л. Тишковым и при непосредственном спонсорстве компании “РБ-групп” они выпустили чудесное новое издание поэмы Льюиса Кэрролла “Охота на Снарка” на языке оригинала (репринт первого прижизненного издания поэмы в 1876 г.) — канцелярская папка с завязками скрывает пятьдесят восемь отдельных листов-рисунков, на создание которых Л. Тишков был вдохновлен кэрролловским сюжетом, а также диск с музыкой к “Снарку”, созданной Л. Гутовским из малюсеньких обрывков и кусочков разных композиций подобно пэчворку… Все это было названо “Российский дуумвират абсурда, или Два в одном”. Но, конечно, Лева не единственный культурный герой города, и разных событий здесь много.

Например — затеяли нарядить огромный памятник “Сказ об Урале” в костюм Деда Мороза. Сказано — сделано: и вот уже вместо раздетого по пояс длинноволосого уральского богатыря, покоряющего суровые пространства, на привокзальной площади возвысился самый большой Дед Мороз в местной истории — в красной шапке и шубе с белой окантовкой…

Или, например, развернули целый проект “Доступная классика” — еще в связи с гоголевским юбилеем. Филологическая общественность была поражена, мягко сказать, убогостью государственной организации 200-летнего юбилея одного из важнейших русских классиков. В областном Министерстве культуры искренне интересовались — а сколько ему лет-то будет? И тогда профессор Челябинского педуниверситета Татьяна Николаевна Маркова преобразилась в настоящего культуртрегера. В короткий срок она собрала оргкомитет и организовала настоящий Год Гоголя в Челябинске. Тут и библиотеки, и школы, и вузы подключились. Кировку превратили в Невский проспект и устроили там первоапрельские массовые гулянья — Чичиков гонялся за мертвыми душами, Хлестаков раздавал автографы, а лотошники всем предлагали купить второй том “Мертвых душ” за десять рублей. Кстати, корреспонденты “Комсомольской правды” тоже искренне удивлялись — у вас что, есть второй том? Он же его сжег! В общем, акция оказалась очень полезной для всех. Филологи нашли удивленных слушателей, удивленные слушатели узнали много нового о старом и забытом… Для второго тома, изданного в проекте “Доступная классика”, деньги собирали вскладчину (по “народной подписке” — кто сколько даст, как когда-то на памятник Пушкину в Москве). Все равно полную сумму не насобирали и обратились за помощью к спонсорам, которые все же нашлись и помогли. Книгу не раздавали, но именно продавали — по “смешной” цене десять рублей. И весь тираж разлетелся за считаные часы. Вслед за Гоголем последовал и Чехов — и снова продавали десятирублевый сборничек рассказов, а на подиуме для уличных выступлений активисты призывали народ выдавливать из себя раба и не бояться Сахалина... Тем более что в это время на улице было —25?С: самая подходящая погода для размышлений на глубокие темы. Сейчас проект этот притих, возможно, больше мы уже не дождемся книжечек в серии “Доступная классика”: собирать средства — дело чересчур неблагодарное и трудное, и хотя всегда найдутся энтузиасты, даже их самого горячего участия окажется недостаточно для таких проектов.

Поэтому культура предпочитает незатратные формы. Например, благодаря такому креативному человеку, как Леня Юлдашев, Челябинск оказался частью общей литературной тусовки страны. Когда я сказала в компании московских литераторов, что я из Челябинска, они вдруг хором воскликнули — а, там же Леня Юлдашев живет! Если учесть, что Лене тогда только исполнилось восемнадцать лет, можно понять, что человек он неординарный. Так вот, Леня (среди тысячи проектов, которые он ухитряется вести) стал модератором фестиваля “Повсеместно протянутая поэзия (поэты против пространства)”, а сейчас просто собирается “поджечь культурное поле Челябинска со всех сторон”, в созидательном смысле, разумеется… Какое бы литературное или поэтическое “мероприятие” ни устраивалось в городе, Леня здесь, он организовывает “телемосты”, все технологии напряжены до предела, чтобы он мог устроить онлайн-перекрестки с людьми из шести—семи разных городов. Так Челябинск преодолевает свою пространственную периферийность, сохраняя культурную маргинальность (в самом лучшем смысле этого слова).

Нужна ли настоящая поэзия индустриальному городу? Оказывается, очень даже нужна! Конечно, и здесь можно встретить настоящие рекламные перлы: “Ворвутся в вашу жизнь, как ураганы, гидроциклоны, трубы и отводы…”. Но вдруг мелькнет что-нибудь Жени Коробковой: “И рядом бегут троллейбусы, Огромные, как сенбернары…” Такой разный, такой сложный город. Когда сюда приезжал “десант” из “Нового литературного обозрения”, то в команде Ирины Прохоровой был и Андрей Родионов. Его стихи (и сама манера их исполнения) электрически подействовали на студенческую аудиторию. И родилась идея сольного концерта Андрея в заводских цехах (так до сих пор и не реализованная — но какая заманчивая…).

На самом деле в городе остается проблема “гуманитарного перекоса”: наверное, не за горами день, когда наши заводы в ужасе обнаружат, что инженерных кадров больше нет. Все юристы, все экономисты, все управленцы, кое-кто программисты — а инженеров нет. Ни энергетиков, ни механиков. Никого… А вот если бы в цехах читались стихи, если бы заводская жизнь культивировалась, хотя бы привлекала внимание как значимая часть общей городской судьбы, то, возможно, все было бы иначе. На самом деле город, получивший эпитет “индустриальный” как орден Славы, перерождается в город офисов и “учреждений”. Там, где была ткацко-прядильная фабрика, раскинулось шикарное здание “Газпрома”. В бывшем старинном здании табачной фабрики — развлекательный центр, кафе, магазины. Часовой завод преобразился в торгово-развлекательный центр “Куба”. Один из цехов “Строммашины” (завода, возникшего в 1942 году на базе эвакуированного к нам ленинградского “Нефтеприбора”) превратился в пятиэтажный торгово-развлекательный комплекс… Однажды в Челябинск попал на одну из конференций Сергей Костырко, который вынес городу однозначный приговор: “…могучее тело индустриального Челябинска как архитектурного заповедника советской эпохи времен ее расцвета, то есть 40—50-х годов” (см. “Новый мир”, 2008, № 1). В его грустных заметках сквозила тоска человека, вынужденного смотреть на “воплощенную пустоту”. Такое впечатление со стороны. Но когда С. Костырко пишет о страшной картине челябинской промзоны — цеха с выбитыми стеклами, следы запустения и разрухи, полное отсутствие людей — то он точен в своих наблюдениях (хотя совершенно ошибается в выводах). Челябинск индустриальный умирает. На смену ему идет Челябинск офисно-торговый. Исторически так и было — город купеческий. Но, с другой стороны, все время возникают странные мысли: если и Челябинск станет гламурным, то где же и кто будет лить сталь, плавить металл и строить станки и машины? Сейчас главная задача руководства — указать всему миру на привлекательность Челябинска для инвестиций, заретушировать прочный советский “лейбл” индустриальности этого пространства, города-завода, созданного для “выполнения планов”, а не для людей. Это здорово и правильно, конечно, — преобразовать город заводов в город парикмахерских и аптек, как выражается А. Попов (хотелось бы в город музыки и красоты). Но что же происходит со всей тяжелой промышленностью страны? Не пора ли уже задуматься о вечной российской проблеме — болезни крайностей?

Но вернемся к сегодняшней культуре пока еще индустриального города. В точном соответствии с “проблемой роста” (то есть приближения 300-летия — возраста, достаточного для создания своей мифологии) выходит книжечка “Легенды и мифы Челябинска”, написанная известным не только в Челябинске директором 31-го лицея Александром Поповым, уже упомянутым поэтом Константином Рубинским и учителем средней школы Сергеем Ефремцевым. Двадцать восемь коротких и длинных, вымышленных и правдивых историй, которые, по замыслу авторов, должны преобразить город. Ведь что такое, по сути, каждый город, куда мы приезжаем как гости? Это тот “набор достопримечательностей”, которые нам покажут (или мы разглядим сами). В Челябинске — кроме Кировки — показывать больше особо нечего. Есть еще несколько отдельных скульптур и, как говорится, “архитектурных сооружений” — и, собственно, все (не берем во внимание массу гигантских, по местным меркам, торгово-развлекательных центров, ночных клубов, остроумно оформленных ресторанов). Дальше — огромные “спальные районы” с одной стороны (спасибо Ле Корбюзье — каменные джунгли теперь есть везде) и “промзона” — с другой. Как говорится, что хочешь, то и выбирай. И вот Попов, Ефремцев и Рубинский решили начать борьбу за преображение пространства города — не материально-архитектурное, но исключительно ментально-поэтическое. Расчет был прост — надо было только активизировать воображение горожан, заставить их заняться самым настоящим мифотворчеством, которое и преобразит город. Ведь дело не в самом черном квадрате, а в том, что о нем сказано. Среди рассказиков книжки “Легенд и мифов Челябинска” история о том, что фонтан на привокзальной площади установлен как раз в том месте, где Ленин, выйдя из поезда, оправился (“круговорот воды в природе”), что где-то в городе спрятаны ключи зажигания от танка, установленного на Комсомольской площади, что именно в Челябинске у Юрия Левитана украли его легендарный микрофон, наконец, уверения в том, что все проблемы театра “Манекен” связаны с его дурным расположением — на месте бывшего кладбища… Но есть и другие легенды — например, история борьбы простой горожанки за сохранение трех тополей на улице Энгельса, что сын посадил перед уходом на фронт. Сами авторы стремились к одному — “город преданиями любовно возвеличить”… Не сказать, чтобы получилось из этого настоящее “мифодвижение”, но первая ласточка прилетела — значит, все же пришла та пора для города, когда он сам осознал себя как историческое пространство. Процесс этот, разумеется, не однолинейно-“школярский” — вот, мол, вам образцы — а дальше сами. Это долгий и коллективно бессознательный путь… Но все же он начался. Уже становится ясно, что город обретает самосознание, не связанное с идеологией момента. Просто этакий специфический челябинский менталитет.

Наконец в Челябинске начали снимать настоящее кино! Не экспериментальные ролики в духе “Синих носов”, не любительское видео, не топором срубленную рекламу местных товаров и услуг, но настоящее игровое кино — это ли не знак вступления городской культурной жизни в новый этап? Здесь не обошлось без забавных курьезов. Например, Алексей Кожевников взял да и снял полнометражный фильм “Корпорация Афера”. Вот прямо-таки взял и снял. На вопрос журналистов, что послужило вдохновением, так и сказал — ведь в Челябинске не было никогда полнометражного кино, а теперь есть… Фильм, справедливости ради скажем, не удался и остался в разряде “культурных ляпов”. Но сам факт примечателен — есть все же потребность в развитии кинематографа и за Уральскими горами… Зато другой фанат кино, Андрей Загидуллин, снял короткометражное игровое кино “Наблюдатель” — одиннадцатиминутный триллер, снятый глухой ночью в пустом здании университета с общим бюджетом шестьсот рублей, собрал в Интернете сказочную аудиторию — кто ругал, кто восхищался, но кто же мог предположить, что кино это станет победителем конкурса “Русского репортера” и поедет на “Кинотавр”! И прошел Андрей по красной (она оказалась синей) дорожке главного российского кинофестиваля, мол, знай наших, челябинских… А потом клип песни “Иней” челябинской рок-группы Kambodge, в котором Андрей задействовал профессиональных челябинских актеров, попал в топ-десятку лучшего мирового видео 2009 года (International Music Video Awards в Лос-Анджелесе). Его же короткометражка “Красная коробка” не только получила первое место на Net-фестивале в Челябинске, но и победила в номинации “Лучшая актерская игра” Putlton Picture Show в Нью-Йорке (председателем жюри был Шон Остин, сам снимавшийся ребенком в кино, так что игра челябинского школьника Максима Пильникова была оценена неслучайно). Сложные медитативные короткометражки снимает Даша Онищук, фильм “Неизвестный бой” госвоенцентра “Булат” победил в конкурсе “Город в кадре: Челябинск — мой дом”, снимает свое кино Тимур Халиков — и все это лишь доказывает, что “некинематографическая территория” (а именно в этой номинации Московского кинофестиваля победила одна из челябинских короткометражек) начинает осознавать, что не такая уж она и безнадежная для Настоящего Кино… И то, к слову сказать, второе столетие Десятой музе идет, пора бы отдать должное и ей.

А вообще Челябинск стремителен. Люди быстро увлекаются разными идеями и так же быстро остывают. Странновато для большого — в прошлом купеческого и потом индустриального — центра? Но это так. Как в калейдоскопе, меняются вывески на магазинах и кафе, переходящих из одних рук в другие, вспыхивают рекламы новых глянцевых журналов и тут же исчезают вместе с самими журналами…

Здесь есть настоящие “тяжелые потери”: например, вынужден был прекратить свое существование журнал “Автограф”, первый номер которого вышел в мае 1998 года. Это было уникальное издание, представлявшее собой единственную в городе “критическую площадку” в сфере искусства, объединявшее художников и писателей, кинорежиссеров и театроведов… Теперь все серьезное искусствоведение оказалось в ситуации вынужденного молчания. И уже понятно, что можно возродить, можно создать что-то подобное новое, но только энтузиазма одного для этого недостаточно.

Среди ярких глянцевых проектов упомянем и журнал “Люмон”, каждый номер которого был сделан с неизменным вкусом, вниманием к прихотливому, изощренному читателю, но одновременно и с прицелом на широкую аудиторию. Именно в “Люмоне” проходили замечательные “круглые столы” с приглашением известных людей, скрещивались шпаги разных мнений, освещались самые авангардные уголки челябинской культурной жизни. С “Автографом”, конечно, сравнивать не стоит — разные “весовые” категории, но судьба та же: журнал, увы, был вынужден закрыться.

Здесь есть что сказать. Получается, никогда региональное издание не сможет совмещать качество “мировых стандартов” при том количестве читателей, какое может дать пусть даже и миллионник. Издание таких проектов обречено на дотации, что, как известно, самая ненадежная статья. Но ведь не только журналы, это общая закономерность. Вот и получается, что культура в провинциальном городе в целом оказывается в рамках формулы “К = ДВБ”, где последняя аббревиатура расшифровывается как “добрая воля богатых”.

Но с этой доброй волей все время возникают проблемы. Когда во время организации проекта “Доступная классика” решили обратиться к обеспеченным людям города, то из ста человек, упомянутых в рейтинге “Сто самых богатых людей Челябинска”, откликнулись только трое. А ведь если бы каждый дал хотя бы по тысяче рублей, проект был бы полностью реализован! Можно представить общую логику: сегодня одним дай, завтра — другим… что ж останется? Пусть так, но что тогда остается энтузиастам? Разве что бежать к властям, которые — при соответствующем убеждении — поговорят с теми же богатыми иначе. И тогда формулу культуры надо менять: не “добрая воля богатых”, но “власть”. К = В (или, точнее, ДВВ, то есть, опять же, “добрая воля властей”). Интересно, что же получается? Чтобы какое бы то ни было “колесо культуры” вращалось в городе, подобном Челябинску, надо надеяться только на поддержку властей. Однако культура, получившая средства из “рук властей”, становится вынужденно ручной, “принадлежностью власти”. И теряет свою суть, которая сводится к понятию независимости — “зависеть от царя? Зависеть от народа? … Бог с ними!”, как писал Пушкин. В мудрой пушкинской формуле как раз столкнулись “нос к носу” оба главных источника любой культурной деятельности — власть (поддержка сверху) и народ, “аудитория” (поддержка снизу). Как замечательно Пушкин их объединил и отверг! Поэт оказывается в полном одиночестве — он не собирается петь под дудку властей предержащих, но он и не собирается подстраиваться под презираемые им вкусы толпы. И тогда “цель поэзии — поэзия”, или К = К. Вот такое замкнутое тождество, возвращающее нас к старой доброй мысли о том, что культура расцветает только потому, что есть определенное количество людей в обществе, готовых эти цветы культивировать “просто так”, только потому, что не могут не культивировать. Именно эти люди и делают возможными какие бы то ни было проекты, как принято сейчас называть любые начинания.

Вряд ли это сугубо “южноуральская формула”. Но вернемся к потерям. На излете 2009 года скоропостижно скончался Дмитрий Кондрашов — чудесный, странный поэт. Он многие годы посвятил восстановлению памяти известного уральского актера, режиссера Л. Оболенского, стоявшего у истоков отечественного кинематографа, вел клуб его имени, устраивал обсуждение арт-хаусных фильмов, неизменно путался в словах, но поражал неиссякаемым остроумием и точностью суждений. Трудно удержаться и не привести здесь строки его стихов:

 

Я заперт в Вавилонской — из слоновой —
ключ брошен в ключ.
От улицы взволнованной/зловонной
я не бегу, но луч-
шей мне тюрьмы не выдумать, чем эта
окаменевшая свеча.
И что же, в самом деле песня спета?
И чья?

 

И вот еще:

 

Я думаю (надеюсь, что неправ),
что человек лишен последних прав,
что люди, в большинстве своем, — рабы
среды, секунды, собственной судьбы,
хоть уверяют, что живут свободно.
Ступай себе, мгновенье, ты бесплодно.

 

Наверное, в этом обзоре многое оказалось упущенным. Как сказала одна моя знакомая, культурная жизнь в Челябинске вовсю кипит, но этого никто не замечает. Приезжает ли интересная выставка, замечательные музыканты, исполнители, певцы, целые художественные коллективы — события эти остаются на периферии всеобщего магазинно-телевизионно-интернетно-киношного досуга. Есть общая инертность, некий культурный сон города, причем сон вполне добровольный, а не спровоцированный какими-то внешними условиями или обстоятельствами.

Остается надеяться, что количество энтузиастов-культуртрегеров всегда будет достаточным для того, чтобы сон этот не превратился в летаргию.

 



Пользовательское соглашение  |   Политика конфиденциальности персональных данных

Условия покупки электронных версий журнала

info@znamlit.ru