Елена Сафронова

Дмитрий Данилов. Горизонтальное положение

Прочитывание, обдумывание, понимание

Этот текст — все что угодно, только не роман. Что же это?

Хроника будней, издевательски записанная в столбик, по датам, с применением ограниченного количества слов — лишь чуть пошире, чем словарь знаменитой Эллочки-людоедки. С повторением одних и тех же действий, выраженных в одних и тех же фразах:

“14 января.

Фотографирование огромного двенадцатиэтажного параллелепипедного серого дома. Фотографирование другого двенадцатиэтажного дома. Кажется, одна фотография довольно удачная.

Фотографирование желто-коричневого двенадцатиэтажного дома, фотографии неудачные. Фотографирование желто-коричневого двенадцатиэтажного дома с другого ракурса, вот, уже лучше.

…Прибытие автобуса, посадка в автобус. Автобус МАЗ, новый, комфортабельный. Место у окна, хороший обзор.

Петляние автобуса по улочкам города Люберцы.

Поездка на автобусе 722 в обратном направлении.

Поездка на автобусе 772к из Кожухова в Выхино.

До “Китай-города”, переход на другую сторону платформы, до “Выхина”. Тихо, малолюдно. Автобусы еще ходят. На автобусе 772к до остановки “Ул. Дмитриевского, 11”.

… (особенно частый рефрен — Е.С.) Принятие горизонтального положения, сон”.

Сканирование коротких и убогих мыслей, пробегающих в мозговой подкорке (никак не глубже!) современного фрилансера, весьма невезучего.

“20 января.

Приход в редакцию. Получение информации о том, что сотрудничество теперь будет строиться не на постоянной основе с постоянной зарплатой, а на гонорарной основе. Гонорары будут небольшие, и если их вообще решатся платить, то — очень нерегулярно.

…Надевание на плечо сумки с фотоаппаратом, надевание рюкзака, взваливание на другое плечо большой зеленой сумки через плечо, отправление в Новый Уренгой.

…Раннее пробуждение по будильнику.

Собирание вещей для поездки в Когалым.

…Звонок Натальи Петровны, из которого следует, что высшему руководству компании, обеспечивающей работников газовой отрасли полноценным питанием, очень не понравился текст книги о компании…, и что оно, высшее руководство, потребовало, чтобы книгу переписал заново другой человек. Сообщение Натальи Петровны, что оставшаяся половина денег за проект выплачена не будет”.

Констатация факта, что на духовную скудость нашего современника не повлияют ни Великий Пост, ни поездка на богомолье (ибо она окажется промоутерской акцией — как в Архангельской губернии учат детей основам Православия), ни молитва:

“2 марта.

Полный отказ от употребления пищи, употребление только чая и кофе. Чтение канона Андрея Критского. Вообще-то, надо, конечно, на чтение канона идти в храм, но ладно, можно и дома почитать. Принятие решения отказаться от идеи написания статьи для одного журнала. Чтение материалов церковной тематики, размещенных в Интернете. Приведение себя в горизонтальное положение, сон”.

Пародирование “богемного” образа жизни рядового столичного литератора...

“24 января.

Клуб “Жесть”, крупное литературное мероприятие, приуроченное ко дню рождения Данила.

На сцене стоит стол, за столом сидят Данил и Данила. Данил принимает поздравления, Данила ведет вечер.

На сцену по очереди поднимаются авторы литературных произведений, поздравляют Данила, читают свои литературные произведения.

…Литературный вечер, свои произведения читает Сергей. Это бывает редко. Последний раз это было, наверное, лет восемь назад или около того.

Много народу пришло. Это потому, что Сергей очень редко читает свои произведения, и они, произведения Сергея, весьма хороши.

И Андрей пришел, и Анна пришла, и Игорь пришел, и Станислав пришел, и Данила пришел, и Данил пришел, и Юрий пришел, впрочем, Данил и Юрий не могли не прийти, приход на подобные мероприятия входит в их служебные обязанности, и Дарья пришла, и еще другие некоторые люди пришли...”

…которое качественно не меняется даже в Нью-Йорке:

“Общение в гостях с Михаилом, Михаилом, Борисом, Екатериной и Натальей.

Обсуждение вопросов литературы, современного искусства, политической ситуации в России и США, интеллектуального климата в России, Европе и США.

…Окончание общения примерно в час ночи.

…Прием у Марины. Мероприятие так и называется — прием. Хотя атмосфера неофициальная.

Сначала все по кругу говорят несколько слов о себе. Я такой-то такой-то, писатель, поэт, издатель, литературный критик, написал такое-то количество выдающихся книг, написал две книжки, зато хорошие, написал одну книжку, зато невозможно прекрасную, переведен на столько-то языков, переведен на один язык, зато очень красивый и переводчик очень известный, лауреат таких-то и таких-то премий…

Потом все переходят к неформальному общению”.

На циничное, преднамеренное изнасилование русского литературного языка в изощренной форме…

“Выпивание некоторого количества сухого белого вина…

Прослушивание при помощи наушников нескольких песен группы “Сплин”…

Засыпание в кресле перед ноутбуком…

Дочитывание “Преступления и наказания”.

Убирание в сумку небольшого складня…

…выпивание напитков, говорение слов и предложений разной степени связности…

Употребление в пищу всех имеющихся в доме продуктов, запрещенных в пост…”

…заставляющее вспомнить “новое слово”, изобретенное еще В. Гиляровским, путем цепочки мучительных умозаключений: “упадение” — “упадутие” — “пандат”.

Между прочим, такая фактура речи заразна. Вот и рецензент подпал под ее пагубное влияние…

Дневник, в который не привнесено ни капли фантазии.

Заготовка будущих мемуаров. Дотошная заготовка. Так и хочется сказать автору: “Экий вы, батенька, подробник!”. Узнаваемо здесь все: автобусные маршруты, адреса литературных тусовок, имена их участников, особенности фрилансерской работы… Мне лично не довелось бывать ни в Нью-Йорке, ни в Когалыме, но не сомневаюсь, что оба этих города описаны с той же репортерской добросовестностью…

Читаешь и думаешь: “Ну и что?”. И далее, раздражаясь: “Зачем мне это читать?”. И, уже на грани срыва: “Да что он, глумится, что ли?! Надоело мне его унылое бытописание!..”. Это антироман какой-то!

И вот, когда читатель уже готов запустить книгой в стену, повествование меняется — автор довел его до точки бифуркации:

“13 октября

Повествование становится все более отрывочным.

14 октября

Потому что сколько уже можно.

15 октября

Сколько уже можно описывать все эти бесконечные поездки на автобусах, метро и такси.

16 октября

Все эти отъезды из Кожухова и приезды в Кожухово.

…19 октября

Всю эту так называемую ткань так называемой жизни.

…26 октября

Надо уже как-то с этим заканчивать”.

Но, конечно, сил нет сразу закончить, и тянется инерция:

“2 ноября

Поиск новой работы.

3 ноября

Обнаружение новой работы.

4 ноября

Первый день на новой работе, несмотря на праздник и выходной.

5 ноября

Теперь надо каждый день ездить на новую работу.

6 ноября

На автобусе 772к или 855 по улице Дмитриевского.

7 ноября

По Салтыковской улице.

8 ноября

По Каскадной улице...”

Понятно, что дальше — названия улиц, номера автобусов, сопоставление маршрутов, тоска, скука, усталость, сводит скулы от ежедневной рутины…

“9 декабря

Повествование становится уже совершенно бессмысленным.

10 декабря

Кажется, оно чрезмерно затянулось.

11 декабря

Еще немного осталось.

12 декабря

Еще совсем немного.

13 декабря

Когда же кончится этот год”.

Год-то кончится, но с его окончанием не изменится ровным счетом ничего.

“2 января

В новом году тоже будут поездки по улице Дмитриевского…”

И так далее, перечислять отвратительно. Так все и будет до принятия последнего, окончательного горизонтального положения…

“Надо заканчивать.

Хватит уже.

Пора.

Постановка последней точки.

Описание постановки последней точки.

Собственно, это все.

Горизонтальное положение, сон”.

С его вечным сном, в коем неизвестно, какие сны приснятся.

И что это было?..

Думаю, что это был роман, решенный очень интересно: построенный графически. Он вытянут вдоль оси абсцисс. И в нем категорически нет какого-либо развития по оси ординат. Пытаясь припомнить литературные примеры и аналогии такого приема, захожу в тупик, и единственное, что кажется приблизительно подобным, — это графики потребления алкоголя автором и его друзьями-собутыльниками, включенные Веничкой Ерофеевым в ткань бессмертной поэмы “Москва — Петушки”. Ассоциация очень далекая, ибо Веничка рисует конкретные схемы, а Дмитрий предоставляет читателям самим додуматься до его схем. Они и будут художественным началом романа, которого, якобы, в этом странном повествовании нет, то есть не видно.

Правда, боюсь, что если я правильно поняла скрытый смысл “Горизонтального положения”, то он весьма зауряден: слишком тщательно прописана “горизонтальная” житуха, слишком нарочит в изображенной убедительно — даже с перехлестом — рутине, однообразии, бездумности и бессмысленности своего бытия главный герой. Что уж говорить о “соседях” главного героя по роману, которым выпадает “почетная” обязанность являться фоном к его неверию, бездуховности; некоторым образом — быть стенами его тупика!.. Понятно, что у такого героя — фактически не человека, а андроида, — каким старательно выписывает безымянного хроникера Дмитрий Данилов, не хватает душевных сил (и собственно души!), чтобы любить людей, уважать их, видеть в них что-то безусловно хорошее, говорить о них без сарказма. Понятны и мотивации создания именно такого современного романа — их несколько, они известны наперечет, все сводятся к принципу “Что вижу, о том пою”. Акынство не подразумевает ответа на вопрос “Зачем?”. Дмитрий Данилов его и не ставит. Зачем ему? — у него в произведении все просчитано геометрически. Именно “гео”, а не “стерео” — плоско, а не объемно. Иначе утратит всякий смысл тщательно подчеркиваемое горизонтальное положение. Но читатель, если захочет, может задуматься: “Зачем?” — автор за его рефлексии ответственности не несет.

Елена Сафронова