Анна Кузнецова

Синдром Петрушки — это диагноз. Симптомы такие: маска смеха на лице, приступы хохота, слабоумие. А если прочитать это словосочетание буквально, “синдром Петрушки” — это написанная на физиономии этой куклы самоуверенность как черта характера главного героя, аутичного кукольника-чревовещателя Петра, наделенного “тотальной талантливостью”. Он уверен, что его рыжеволосая Лиза, несущая в себе больной ген, от которого рождаются дети с синдромом Петрушки, после смерти ребенка заболевшая психическим расстройством, выздоровеет. Хотя сам загнал ее болезнь в некурабельное состояние: пока она лечилась первый раз, он не мог найти ей замены в их пластическом номере и создал кукольную копию Лизы, отчего у живой Лизы раздвоилось сознание. Было это в Праге, с ее домами-ширмами и тенью Голема, но география романа включает и Израиль, и Украину, и Россию — роман очень кинематографичен, богат фактурными героями, интонациями и движением.

Имя Феликс в переводе с латыни — “счастливый”. Родился Феликс со способностью перемножать в уме многозначные числа и запоминать наизусть страницы текста, но счастья ему это не принесло, тогда он стал нумизматом, а после полюбил и современные деньги. Питерский риелтор, он продает квартиры в пентхаусе и расселяет коммуналку на Обводном канале в доме XVIII века, с которым у него свои счеты — в одну из квартир этого дома когда-то ушел из семьи его отец, которого они с матерью за это довели до самоубийства. А в кармане он всегда носит монету-талисман, которую не знает, где взял, — он тогда первый раз попробовал наркотики и в результате многих похождений оказался в милиции; там, показывая содержимое карманов, он эту монету у себя обнаружил... Однажды он предъявляет эту денежку как самое дорогое, что у него есть, и юная ненка-шаманка рассказывает, что Феликс — его ненастоящее имя. Роман-притча, еще одно тихое слово “петербургского текста”.

Лестницы-лазалки, серебряный шарик, который можно найти везде и зажать в ладошке, а потом раскрыть ее под восхищенным взглядом Лени, Лены или Марины, дед, дергающий подбородком, отпугивая птицу тик, бабушка и ее швейная машинка, пьянчужка Галя Песня… Все живут в Черном Городе с серым небом, и у каждого свое пугало Какнивчемнебывало. Детский космос, описанный автором, недалеко от детства ушедшим, — почти с натуры, без ностальгии. Улья Нова — это Мария Ульянова, московский прозаик, автор романов и повестей, в том числе повести “Проект”, опубликованной в “Знамени” (2003, № 6).

Пианист, оказавшийся на войне, видит мир собственным гениальным образом: каждому его моменту, в том числе и каждому человеку в нем, соответствует музыкальная тема. Первая мировая, перешедшая в Гражданскую, вынесла поручика Добровольческой армии Андрея Корсуна из гармоничного дворянского быта — и мир, сотканный из музыкальных фрагментов, и люди-лейтмотивы зазвучали в полную силу. Он прошел эту войну и попал в эмиграцию, но жить без родины не смог — его внутренняя музыка ему не позволила. Поэтому он с двумя имевшими свои причины искать подвига товарищами перешел советскую границу с целью совершить грандиозную огненную акцию. Но проводник оказался подставным, акция расстроилась, хотя один из юношей взялся ее завершить, когда другого, смертельно раненного, Андрей потащил обратно к границе. Уже один, он спокойно перешел пограничную речушку, хотя с русского берега по нему исступленно стреляли, а на финском берегу застрелился. Дома он оставил свое завещание — симфонию, которую писал все эти годы и прочитав партитуру которой его заклятый друг почувствовал себя Сальери.

Красивый роман, написанный музыкально образованным человеком, с живыми героями и хорошо прописанной психологией.

Талант писать о детстве в семье Драгунских передается по наследству. Может быть, потому, что автор скорее вспоминает, чем сочиняет, рассказы получились такими “взрослыми”... Открытием этой прозы я назвала бы прозрение, что детство — это в принципе вся память, от первого сохраненного в ней до вчерашнего дня: “Повзрослеть человек не успевает. Жизнь слишком короткая”.

Цикл из четырех рассказов, вышедший отдельной книгой, вполне заслуживает такого издания, поскольку является ядром очень симпатичной мифологии, построенной вокруг вымышленного топоса — уральского города Арска. Топос этот, запечатленный на почтовой марке, выпущенной в годы октябрьского переворота, перекликается с фолкнеровской маркой — местом на карте, которое можно закрыть, приложив к нему почтовую марку, и не выезжая за пределы которого можно познать Вселенную, поскольку ничтожно малое и бесконечно большое — аспекты друг друга.

Киевлянин Юрий Луценко, родившийся в 1924 году и окончивший школу в 1941-ом, с первых дней войны возненавидел и коммунистов, и фашистов. Первые обещали не сдавать город, а сами заминировали его и сбежали, оставив киевлянам перспективу погибнуть в собственных домах. Вторые расплачивались за эти взрывы с киевлянами же: уводили мужчин на окраину и расстреливали, сообщая о факте и причинах экзекуции в листовках на следующий день. Молодежь оккупированного города заманили во вновь открытые вузы, а через некоторое время предложили добровольно, а потом принудительно ехать на работы в Германию. Те, кому удалось избежать этой участи, примкнули к движению сопротивления и создали организацию “Третья сила”, воевавшую с фашистами, но выступавшую за свержение коммунистического строя. Юрий Луценко был арестован Смершем, приговорен к двадцати годам лагерей и освобожден по амнистии 1956 года. В своих документальных повестях он рассказывает и о гулаговских буднях, и о деятельности организации сопротивления, в которой участвовал, она называется “НТС”. Что такое НТР, знают все. А вот что такое НТС — к сожалению, немногие. К остальным издатели этой книги немилосердны — аббревиатура повторяется часто, но нигде — ни в аннотации, ни в предисловии, рассказывающем об авторе, ни в самих повестях — не расшифровывается. Интернетский поисковик выдает на запрос “НТС” варианты “Национальная тиражная служба”, “Новые телевизионные системы”, “Национальный телевизионный синдикат”, и только потом, на дальней странице, на сайте журнала “Посев”: “Народно-трудовой союз российских солидаристов — общественно-политическая организация, начало которой положило новое поколение белой эмиграции в 1930 году в Белграде (Югославия). Молодежь стремилась по-новому бороться за освобождение России от большевизма — не оружием, а идеями и воспитанием собственного характера”.

В этой книге Александр Храмчихин дает политический анализ русской военной истории от Северной войны до наших дней. Великой Отечественной посвящен отдельный раздел (всего в книге четыре раздела). Начинается он с критики пропагандистских мифов: “Несчастная девушка-комсомолка Зоя Космодемьянская поджигала деревенские дома, чтобы немецким оккупантам стало негде жить в лютые морозы зимы 41-го. Только русским крестьянам из-за этого тоже становилось негде жить. Они и сдали Зою немцам. История Александра Матросова всегда выглядела удивительно. Если ты сумел доползти до вражеской огневой точки — брось гранату в амбразуру. Сам выживешь, а внутри будет гарантированная мясорубка. Зачем своим телом дуло закрывать? Тем более кинетическая энергия пули крупнокалиберного пулемета у самого дульного среза такова, что просто отбросит человека в сторону. История про подвиг 28 героев-панфиловцев не имеет вообще никакого отношения к реальности, она выдумана от начала до конца, что легко понять, внимательно ее прочитав. Поэтому множество реальных подвигов почему-то выпали из канонической истории Великой Отечественной”. Весь этот раздел состоит из очерков, посвященных оставшимся безвестными подвигам, сведения о которых взяты из непопулярных в советское время источников.

Валентина Синкевич попала в Америку шестьдесят лет назад, через пять лет после окончания Второй мировой войны, из лагеря для перемещенных лиц. Там она посвятила себя сохранению русской литературы в иноязычной среде, работая над альманахом “Встречи” и рассказывая о своих встречах с близкими ей по духу людьми — русскими литераторами Америки (и не только), которые “не соблазнились возможностью найти материально более выгодную работу”, оставшись подвижниками русской литературы даже там, где у писателей нет читателей. В книге — очерки о писателях русского зарубежья, в основном второй и третьей волн эмиграции, а также “субъективные очерки” об американских писателях. Приложением даны рецензии на несколько изданных в США русскоязычных и не только книг.

Иван Динков (1931—2005) — андеграундный поэт социалистической Болгарии, одно время запрещенный, переводчик Маяковского, а с 1989 года — просто хороший болгарский поэт. Этот сборник — первое русское издание его избранных стихотворений, афоризмов и прозы, стихи даны на русском и болгарском языках. В выходных данных не указаны переводчики. Стихи переводили Сергей Надеев и Галина Климова, а прозу — Элеонора Мезенцева.

Лаймен Фрэнк Баум — американский классик детской литературы рубежа XIX—XX веков, которого мы знаем по книге Волкова “Волшебник Изумрудного города” — переработке баумовского “Удивительного волшебника из страны Оз”. В этой книжке — двенадцать ранее не переводившихся и симпатично иллюстрированных сказочных новелл.

Кнут Гамсун (1859—1952) — норвежский писатель мирового уровня и значения, нобелевский лауреат, на жизнь которого пришлись две мировые войны. Убежденный антицивилизатор, варвар-германоман, в 1914 году он писал своему немецкому издателю: “Если Германия станет господствовать в Европе, это будет благом также и для Норвегии” — и далее всю жизнь придерживался этого убеждения словом и делом: отправил дочерей учиться в Германию, считал себя членом нацистской партии, хотя и не вступал в нее официально, написал некролог Гитлера… В 1946 году 87-летним стариком Гамсун хотел ответить за свои убеждения в суде и счел оскорблением, во-первых, психиатрическое заключение, дававшее ему возможность откупиться штрафом, во-вторых, попытки прокурора избежать процесса… Сокращенная версия двухтомной биографии, в которой “фактически каждая строчка имеет документальное подтверждение”, к 150-летию со дня рождения писателя, чьи политические убеждения не перечеркнули его литературных достижений, вышла во многих странах мира, в том числе в Англии, которую он презирал, и в Америке, которую в юности возненавидел.

Стихи последних лет. Констатации самоосознания и самоощущения:

Наталья Горбаневская — правозащитница, в 1968 году выступившая против ввода войск в Чехословакию, за что подвергалась принудительному лечению в психиатрической больнице тюремного типа, после чего написала книгу очерков “Казнимые сумасшествием”. С 1975 года жила с Париже, с 2005-го — гражданка Польши.

Стихотворения в прозе Алексея Алехина строятся, как правило, на наблюдениях — на фотографически точном описании предметов, сопряженных в поэтические сочетания самой жизнью или еще каким-нибудь неведомым Автором:

Седьмая книга стихотворений — избранное 1982—2010 годов, первые стихи бросают отсвет на последние. Поэт ленинградской школы, попадая в эмиграцию, наверно, неизбежно начинает выдавать обертоны Парижской ноты — хоть в Париже, хоть в Берлине:

В сборнике русской поэтессы, живущей в Испании, три раздела. Первый включает книгу стихов “На кириллице” (см. рецензию Марии Галиной “Испанская грусть”. — 2005, № 6), вышедшую в 2004 году; второй — поэму “Второе письмо Татьяны”, и третий — стихи последних лет “Памятник Колумбу”. Блоки стихотворений проложены листками коротких эссе. Лучшее начинается с 2009 года — этим стихам присуща особая резкость зрения и прозрения: “Разочарование, как в детстве, / К воздуху подверстывает смерть. / А душа состарилась, заметь, / В сладкой, как десерт, свободе действий”.

Первый выпуск нового альманаха. Предисловие похоже на манифест, из которого ясно, что авторы альманаха хотят обойтись без кураторов, поскольку сами с усами, и альманах “формировался в ходе коллективных обсуждений, направленных на обсуждение поэтик, отклоняющихся от крайне индивидуализированного (что не значит индивидуального) поэтического высказывания и стремящихся если не уйти от мира предметов, то хотя бы прозреть в нем образ чего-то большего”, — под восемью страницами наукоидной невнятицы подпись “Редакция”. Авторы альманаха — поэты и прозаики: Марианна Гейде, Аркадий Драгомощенко, Дина Иванова, Кирилл Корчагин, Денис Ларионов, Сергей Луговик, Эдуард Лукоянов, Александр Мурашов, Сергей Соколовский, Ирина Шостаковская. Читая эти тексты один за одним, я не могла избавиться от ощущения их мертворожденности. Оно нарастало и достигло кульминации, а отпустило только на прозе Дениса Ларионова и стихах Ирины Шостаковской, которые стоят в альманахе последними.

Сергей Круглов, первая же книга которого заставила его запомнить, вернулся из внутренней эмиграции: мы видим минусинского пилигрима на московских поэтических площадках. “Словарь поэта и система его внутренних ссылок”, на которые обратила внимание Елена Фанайлова в предисловии к его предыдущей книге “Переписчик” (2008), как и вся его ученость, — достояние филологов; мне интереснее то, что там есть кроме этого, — поэзия. Минусинск Красноярского края, который Роман Сенчин в повести “Минус” представил как самое дно российской глубинки, воспитал интереснейшего поэта — вот уж верно, дух дышит где хочет. А может быть, поэзия — как раз эндемик подобных мест?

В “народных песнях” — атмосфера нового раннего средневековья, в котором Библию никто не читает — это “исчезнувшая книга”, — но читают сказки, а в сказках тех — библейская мораль. Выходит, ничего плохого не случилось — просто за новое тысячелетие немного усложнилось пространство Книги, и в него входят все герои любимых сказок: Лис Сент-Экзюпери, голосом которого говорит Бог, Дюймовочка, похожая на деву, приручившую единорога, хоббит Фродо... Роль древнего эпоса теперь играют авторские сказки, а блогосфера — наша новая твердь.

Автор предисловия ко второй книге молодой петербургской поэтессы Сергей Круглов мало что понял про нее, в чем признается, и от смущения понадавал щедрых авансов: “поэт мощного дыхания, отточенного слога, … мощной цветаевской потенции”. Не стоит так баловать способных детей. Что-то в голосе этой девушки есть — струнное натяжение, заставляющее ее слушать (читать). Но, чтобы слушали и дальше, ей нужно вочеловечиться — львиная часть того, что она пишет, пока больше похожа на сон, чем на жизнь: “грушевый сад: фруктовый мед полнит духмяный плод, / но медяницы грушевой сладкий налет ведает садовод. / …говорит ей Памяти Вавилова: ты, листоблошка и мандавошка, не трожь мои цветоножки и плодоножки! / отвечает грушевая медяница Августовской росе низкорослой и никлой: / не проклинай меня, Грушенька, я ведь нимфа, / я снедаю тебя и выделяю черное вроде меда, / Эгиалея, дочь Адраста, жена Диомеда, / из-за страсти к любовникам, нимфомании, я в таком состоянии”…

За развитием новосибирского поэта интересно наблюдать — у него серьезные намерения. На вопрос, почему он избегает новогоднего застолья, лирический герой выдает декларацию:

“Так уж повелось, что многое, что начиналось в Москве, впервые появлялось именно на этой площади — первый трамвай, первое такси, первые фонари”, — пишет москвовед, очередной своей книгой напоминающий о необходимости бережного отношения к памятникам истории и культуры. В ХХ веке Пушкинская площадь, истории которой посвящена книга, понесла тяжелые потери, а в XXI ее ждет реконструкция с крупномасштабным подземным строительством, разрушающим культурные слои и препятствующим прохождению грунтовых вод, с чем связан ряд серьезных рисков.

В предисловии составитель рассказывает историю библиотеки и перипетии ее непростых отношений с советской властью, которой хотелось и фонды почистить от идеологически чуждых книг, и состав посетителей выверить. А в четырех главах этого сборника документов, большей частью не публиковавшихся ранее, — свидетельство о времени, когда работники библиотеки стали бойцами пожарной команды, группы самозащиты, химического звена… Комбинацией трех типов источников: официальных (отчеты, планы, внешняя переписка), полуофициальных (приказы по библиотеке, журналы учета, внутренняя переписка) и неофициальных (частная переписка, воспоминания) — создается связное документальное повествование.

Павел Проценко много лет исследовал жизнь православного подвижника Николая Беляева, бывшего епископа, ставшего юродивым в советское время, всю жизнь ведшего записные книжки, давая свидетельства происходящего и свои к ним резюме, задавая вопросы Богу и получая ответы. Записные книжки в прошлом году опубликованы (см. рецензию Олега Лейбовича “Народным комиссарам (разумею римских)…”. — Знамя, 2010, № 10), биография выдерживает второе издание.

Свидетельство о времени, написанное на хорошем уровне литмастерства. В 1927 году, чтобы удержать власть, большевики свернули НЭП и начали тотальную коллективизацию сельского хозяйства. Крестьян загоняли в колхозы, “раскулачивая” самых крепких. Продолжающих вести индивидуальное хозяйство в повести Никанора Коваля называют “индусами”... Действие повести, построенной на автобиографическом материале, происходит в Винницкой области зимой 1931—1932 года. Одиннадцатилетний герой — сын середняка, отказавшегося идти в колхоз, все перипетии семьи показаны его глазами, в конце повести он попадает в детприемник, откуда собирается бежать, — финал у повести открытый. В послесловии сын автора пришет: “Насколько мне известно, папа начал писать книгу о голоде в конце 40-х — начале 50-х годов. <…> Рукопись из-за боязни обыска дважды уничтожал <…>”. “Аура выстраданной духовности” исходит от этой книги, считает автор предисловия Павел Проценко.

Книжник из Екатеринбурга собирает не автографы, а книги, но книг с автографами у него уже несколько сотен. Сборник новелл, посвященных этим книгам и историям подписей на них, содержит столько примет времени и деталей бытования людей, предметов, книжного дела — что получился интересным.

Воспоминания жительницы Нижнего Тагила начинаются с записанных со слов матери рассказов о ее жизни, затем переходят в ее собственные истории. Быт и нравы уральской глубинки 1930—1950-х годов: неотапливаемое общежитие, где все спят вповалку в комнате с титаном, сооружая над ним подобие шатра, при этом “Доносительство в те годы не только не осуждалось, но всячески приветствовалось. В техникуме были люди, которым нравилось выявлять ”классово чуждые элементы”. Они гордились собой, были в авторитете у руководства и искренне считали, что делают благое дело”, — атмосфера середины 30-х. Читая эти воспоминания, понимаешь, что люди выживали во всем этом ужасе, обогреваясь собственным теплом: когда автор в 1950-м году пошла в школу, до которой не было асфальтированной дороги, ее мать уволилась с работы, собирала камни по округе и выкладывала ими размокшую под дождями тропинку, чтобы дочка, прыгая с камня на камень, добиралась домой. Когда в школе вдруг погас свет и учителя не могли угомонить детей, один мальчик запел украинскую песню — все притихли и слушали затаив дыхание…

Возможности провинциальной газеты не позволяют издавать книги как следует, но позволяют обратить на них внимание.

К.С. Павликова родилась в 1930 году в Краснодоне и лично знала молодогвардейцев. Отец ее был партийным работником и назвал ее в честь Клары Цеткин, ее старшую сестру звали соответственно Розой, и под мешками с мукой, на которых она сидела, когда отец перевозил их с мельницы, где работал во время оккупации, было оружие для молодогвардейцев. А еще она видела своими глазами деятельность молодогвардейцев: ночные пожары в немецких конторах, утренние флаги над разными зданиями… Отца ее арестовали и бросили в шурф пятой шахты вместе с молодогвардейцами. Есть сцена, как из шурфа поднимали трупы, и по обуви они опознали отца… Воспоминания Клары Павликовой время от времени переиздаются, дополняясь откликами на книгу.

Полковник в отставке, фронтовик, имеющий 23 государственные награды, присоединявший Прибалтику к СССР, теперь разработчик методических пособий по основам безопасности жизнедеятельности, дает штрихи к портрету поколения, рожденного в 1920-х. Из его веселых новелл мы узнаем про “красные крестины” 1924 года, на которых ему дано было имя Ленин — Фрумкин Ленин Абрамович, про футболоманию, охватившую страну в конце 30-х, перед самой войной, и про будни рядовых передовой, в которых ему повезло выжить.

Редакция благодарит за предоставленные книги Книжную лавку при Литературном институте им А.М. Горького (ООО “Старый Свет”: Москва, Тверской бульвар, д. 25; 694-01-98; vn@ropnet.ru); магазин “Русское зарубежье” (Нижняя Радищевская, д. 2; 915-11-45; 915-27-97; inikitina@rоpnet.ru)