Ирина Чайковская. Новый Журнал

О “Новом Журнале”, издаваемом в Нью-Йорке, в России или вообще ничего не знают, или смутно слышали как о чем-то экзотическом и далеком. В ходу такие его
характеристики, как “легендарный” Новый Журнал, “тот самый” Новый Журнал. Некоторые интеллигентные россияне уверены, что издание это было затеяно эмигрантами в какие-то незапамятные времена и сегодня уже не существует. Существует. И, если сомневаетесь или не держали в руках эту толстую книжку, чья мягкая обложка просто и выразительно оформлена самим Добужинским, взгляните на сайт “Журнальный зал” “Русского журнала”. Там и обнаружите его среди подобных же “толстячков”, правда, издаваемых в России, а не в Америке. Возраст издания, вопреки названию, довольно солидный — в 2012 году ему стукнет 70 лет. А это значит, что образован он был в разгар Второй мировой войны — в 1942-м. У истоков “Нового Журнала” стоял Иван Бунин, именно с его подачи на смену “Современным запискам”, исчезнувшим в связи с гитлеровской оккупацией Парижа, на другом конце земли, в Нью-Йорке, возник орган русской эмиграции, названный его основателями и первыми редакторами Алдановым и Цетлиным коротко и без вычур — “Новый Журнал”.

Издание, созданное для писателей-эмигрантов, может гордиться тем, что в нем печатались признанные корифеи русской литературы: Иван Бунин, Борис Зайцев, Владимир Набоков, Георгий Иванов, Георгий Адамович, а еще нобелевские лауреаты — Бунин, Солженицын, Бродский. Журнал открыл для России и всего мира Варлама Шаламова, напечатав его “Колымские рассказы”.

За эти неполные семьдесят лет у руля “Нового Журнала” стояли, кроме его зачинателей, гарвардский профессор-историограф Михаил Карпович, писатель и журналист Роман Гуль, писатель Юрий Кашкаров, поэт и исследователь Серебряного века Вадим Крейд. Шестой год редакцию “Нового Журнала” возглавляет выпускница московского журфака, журналист и историк русской эмиграции Марина Адамович. На мой вопрос, изменилось ли что-нибудь в концепции издания с момента его основания, Марина отрицательно качает головой: “Ничего не изменилось. Наша цель осталась той же, что и провозглашенная в первой книжке журнала: Россия. Свобода. Эмиграция”.

Цель не изменилась — поменялось положение. Если еще недавно НЖ спонсировался богатым американцем и редактору не нужно было думать о “материальном”, то со смертью спонсора изданию приходится выживать, добывая “финансирование” для каждого отдельного номера. Тяжело это, отнимает массу сил, времени и здоровья. А ведь нужно еще продумать концепцию каждого номера, собрать материал, привести его в порядок, отредактировать, дать комментарий, найти для него соответствующую рубрику. И все это делает не “полномасштабная” редакция с отделами прозы, поэзии, критики и библиографии, со штатом корректоров, с сотрудниками, занятыми “распространением”, — а хрупкая женщина на пару всего с одним помощником, Рудольфом Фурманом, поэтом и по совместительству редактором-дизайнером.

Как всякий “толстячок”, журнал начинается с разделов “Проза” и “Поэзия”. С 2007 года он присуждает ежегодную литературную премию имени Марка Алданова. В этом году ее лауреатом стал Борис Хазанов с историко-фантастической повестью “Беглец и Гамаюн”.

В числе постоянных авторов поэтического раздела — “старейшины” эмигрантской лиры, очутившиеся за границей в результате Второй мировой: Валентина Синкевич, Ираида Легкая, поэты, сделавшие себе имя еще в России: Бахыт Кенжеев, А. Грицман, В. Гандельсман — и представители последних волн эмиграции, начавшие активно писать и печататься уже за рубежом: Марина Гарбер, Рудольф Фурман, Александр Габриэль, Григорий Стариковский, Александр Стесин, Ина Близнецова…

Наиболее сильная сторона НЖ — публикация всего, что связано с мемуарами, архивными документами, открытием забытых или “пропущенных” имен и текстов. Из запомнившихся публикаций — переписка семьи Флоренских, по которой прослеживается непростой процесс созревания Павла Флоренского как человека и мыслителя.* Необыкновенно интересно было читать и письма Мережковского и Гиппиус, обращенные к Ольге Флоренской, сестре Павла.** 

В последнем — декабрьском — номере “Нового Журнала” за 2010 год (периодичность издания — 4 книжки в год) наткнулась на несколько интереснейших материалов в разделе “Воспоминания. Документы”. В первую очередь это ранее не публиковавшийся отрывок из меморий Нины Алексеевны Кривошеиной (1895—1981); публикаторами выступили ее дочь и сын, ныне живущие в Америке; они неожиданно нашли этот очерк, озаглавленный (ими?) “В.Э. Гревс, его жены и дети”. Во-первых, это великолепная проза, яркая, с запоминающимися портретами и характеристиками богатых и чиновных петербуржцев в предреволюционную и послереволюционную эпоху (действие разворачивается как в России, так и в странах “рассеяния”). Во-вторых, какие сюжеты! Отец автора, не будучи счастливым в семейной жизни, отбил жену у приятеля семьи, богача и фата Гревса. Юная Елена Исаакиевна, дочь купца-старовера из Западной Сибири, при первом своем появлении с мужем-молодоженом вызвала “солнечный удар” у женатого хозяина дома. Уехав в Москву, он покупает там “особняк Кусевицкого в Глазовском переулке” и предлагает молодой жене Гревса переехать к нему. Роман завязывается на фоне разразившейся февральской революции, стрельбы и пьяных солдат на улицах…

В том же номере — мемуары Владимира Лазарева, озаглавленные “Времена жизни”. Вызывают интерес подробности не столь давней советской истории, доселе или не рассказанные, или по разным причинам нами не услышанные. Анатолий Кузнецов, друг Лазарева и автор “Бабьего яра”, впоследствии ставший невозвращенцем, оказывается, зарыл не изуродованную цензурой рукопись повести (а при публикации в “Юности” она была урезана и искажена) в лесу возле Ясной Поляны. В связи с этим мемуарист напоминает слова Льва Толстого, сказанные им после обыска в его яснополянском имении 6 июля 1862 года: “Я громко объявлю, что продаю имение, чтобы уехать из России, где нельзя знать минутой вперед, что меня, и сестру, и жену, и мать не скуют и не высекут”. Толстой Россию не покинул, Анатолий Кузнецов — бежал, взяв с собой пленки полного варианта повести, рассказывающей о массовом уничтожении евреев фашистами в Бабьем Яру. Импульсом для начала работы над повестью был ужас, испытанный от увиденного в киевском детстве. Как же силен был в стране антисемитизм, если этот изобличающий фашистов сюжет оказался столь неудобным для советских властей! Умер беглец в 1979 году в Лондоне на 50-м году жизни — от болезни сердца (ловлю себя на том, что в свете новейших событий сомневаюсь в естественности этой “смерти в Лондоне”).

Важны и значимые штрихи к портрету Алексея Федоровича Лосева, с которым Лазарев был знаком и дружен. Это рассказ о фантастическом досрочном освобождении Лосева и его первой жены из сталинского лагеря после ареста в 1930-м “за философию” и приговора к десяти годам лагерей (отсидели всего два года!). А еще — о тайном монашеском постриге в 1929 году Алексея Федоровича вдвоем с женой под именами Андроник и Афанасия. Все ли знают, что венчал эту пару в 1922 году в Сергиевом Посаде отец Павел Флоренский?

В этих же мемуарах бывшего “советского писателя” Владимира Лазарева, ныне проживающего в Калифорнии, много говорится о его борьбе уже в годы перестройки за восстановление в Союзе писателей исключенных из него Лидии Чуковской, Александра Солженицына, Феликса Светова... Материал любопытный, хотя возникает вопрос, стоило ли “стулья ломать” ради реабилитации явно коррозийного союза, давно и прочно сросшегося с властью и ее карательными органами, что отмечает и сам мемуарист.

Еще один характерный для Нового Журнала и не встречающийся у других его собратьев “формат” — интервью***. И, как кажется, предоставляя слово Эрнсту Неизвестному или Науму Коржавину, Льву Лосеву или потомку Ивана Пущина, культурологу Аркадию Небольсину, журнал только выигрывает. Живой диалог с теми, кто, находясь вдали от России, составляет ее гордость, важен и интересен нашим современникам по обе стороны границы.

В декабрьском номере НЖ обнаружила на редкость удачный образчик жанра — беседу Евгения Соколова и Бахыта Кенжеева “Разговор на монреальской кухне”. Это именно беседа — вопросы рождаются непринужденно и спонтанно, как и ответы. На монреальской кухне, как и на московской, одна из острейших тем сегодня — эмиграция. Уезжают из России умные, талантливые, уже взысканные славой — а Бахыт Кенжеев, уехавший в 1982-м, славой на родине не обижен. Хочет ли он вернуться? Недавно на “Эхе Москвы” была любопытная передача — “другая Россия” — о возможности построить “свою” Россию в другом месте. Удивительно, что 43% слушателей поддержали этот фантастический проект. Удивительно и грустно. Так вот, эмиграция зачастую и есть возможность построить для себя “другую Россию”, унеся с собой все самое важное и дорогое из той самой, которая “изначальная”... Впрочем, невозможно рассказать содержание умной и глубокой беседы — ее нужно читать.

Особая страница деятельности НЖ — тематические сборники, посвященные какой-то одной стране “русского рассеяния”. По правде говоря, не знаю и не могу себе представить, как может один человек проделать (и организовать) гигантскую работу по добыванию материала о русской эмиграции в Болгарии, Китае, Франции, Сербии! Каждый такой тематический номер — это воскрешение старых и открытие новых имен, это возникшие из небытия человеческие судьбы, и это целые “талмуды” комментариев и ссылок. Недаром по поводу недавнего огромного “сербского” номера (при том что часть не поместившихся в нем материалов пришлось размещать в следующей книжке) один из знающих специфику такой работы людей сказал, что ее мог проделать только институт с большим штатом.

Бесспорно, одной Марине Адамович не удалось бы справиться с журнальным хозяйством, если бы не было вокруг нее людей, поддерживающих журнал, помогающих кто материально, кто морально, заинтересованных в его существовании и работе. Назову старейших авторов журнала, представителей послевоенной эмиграции, без которых не обходится почти ни одна его книжка. Это Валентина Синкевич, Людмила Оболенская-Флам и Сергей Голлербах. В последнем номере НЖ, как на грех, нет очередного эссе Сергея Голлербаха. Мне как-то довелось писать рецензию на его книгу****, составленную из публиковавшихся в журнале “зарисовок художника”. Из недавнего запомнилось его короткое эссе “Правда материала”, где мастерски развенчиваются вульгарные попытки “новаторов” посадить пушкинского Пимена за пишущую машинку или сделать Онегина и Ленского “голубыми”: содержание сопротивляется нелепой форме, возвещая о “неправде” материала.

Статьи Валентины Синкевич и Людмилы Оболенской-Флам в последнем номере соседствуют в разделе “Книга и судьба”. И любопытно, что в них есть кое-что общее, хотя касаются они абсолютно разных книг: Людмила Оболенская-Флам пишет об исследовании Татьяны Ульянкиной, посвященном российской научной эмиграции в Европе в 40—50-х годах, а Валентина Синкевич в аналитическом эссе отталкивается от книги Александры Попофф “Sophia Tolstoy. A Biography”. А общее в их работах — похвальное слово Александре Львовне Толстой. Сознаюсь, что, когда до публикации познакомилась со статьей Валентины Синкевич “От Ясной Поляны до станции Астапово. Кто виноват?”, посчитала лишним в ее финале большое отступление о младшей дочери Толстого. Правда, некоторая логика в таком отступлении была: показав непримиримую борьбу супругов Толстых, которые “все время сгибали друг друга — каждый в свою сторону, а созданы были оба из негнущегося материала”, Валентина Алексеевна хотела завершить свои размышления гармонической нотой — рассказом об удачном “плоде” этого брака. И все же...

Финал статьи по-настоящему заиграл, оказавшись рядом с рецензией Оболенской-Флам, также рассказывающей об Александре Толстой, главе Толстовского фонда, обосновавшегося в Соединенных Штатах, спасшей после Второй мировой войны от насильственной репатриации в сталинский Советский Союз десятки тысяч беженцев-“дипийцев”*****. Не могли бывшие “дипийцы” Валентина Синкевич и Людмила Оболенская-Флам, хотя и приехавшие в Штаты по другой программе, не напомнить современникам о подвиге дочери Толстого!

И напоследок несколько слов об отделе библиографии, ценнейшем отделе НЖ, наличием коего могут похвастаться далеко не все российские “толстячки”. Каюсь, чтение каждого номера начинаю именно с библиографии — и нахожу в ней названия новых книг, посвященных зарубежью, написанных или изданных в зарубежье, а также знакомые имена авторов “Нового Журнала”, рецензирующих эти издания.

“Новый Журнал” живет интересно и насыщенно, хотя и сложно, выполняя схожие задачи и сталкиваясь с теми же трудностями, что и некоммерческие литературно-художественные издания в России.