Анна Кузнецова

Владимир Маканин обладает завидным творческим долголетием, он известен с се-редины 60-х, и его творчество можно делить на эпохи: классика, романтика, мо-дернизм, авангард… В сборнике — повесть “Предтеча” (М., 1983) и десять рассказов “романтического периода” маканинского творчества: “Дашенька”, “Колышев Анатолий Анатольевич”, “Пойте им тихо”, “В дождливые дни”, “Не наш человек”, “На зимней дороге”, “Рассказ о рассказе”, “Простая истина”, “Пустынное место” и “Страж”.

Авангард у Маканина впереди, сейчас он в периоде модернизма, и “лунный” цикл рассказов нравится мне в его творчестве меньше всего. Издавая второй том, “Эксмо” остановилось на классическом Маканине — это и мой любимый его период. В данном сборнике — пять повестей: “За чертой милосердия”, “Сюр в пролетарском районе”, “Утрата”, “Отставший” и собственно “Кавказский пленный”, впервые опубликованный в “Новом мире” в 1995 году.

Возможно, сейчас действительно самое время издавать объемный производственный роман, причем классического типа. Романтика тяжелого труда, особые взаимоотношения людей, занятых чем-то большим и значимым, но без советской пропаганды, портившей все это на корню в эпоху расцвета жанра, — сегодня, когда жизнь стала мелкой, частной и одномерной, а “механизатора реализатор сменил”, все это выглядит очень свежо.

Серию книг “поэзии, прозы и эссеистики с явным фантазийным, мифотворческим началом” продолжает сборник малой прозы русскоязычного американца, которого я отнесла бы скорее к демифологизаторам, чем к мифографам. Пародировать Бунина (“Сенькина любовь”, “Ну Бунин”) или Толстого (“После тусовки”) сегодня очень легко, поэтому я бы не сравнивала автора с Хармсом, как это делает в предисловии Эндрю Вахтель. От великого до смешного — шаг, и высмеять великую литературу после того, как обесценились ее базовые ценности, ничего не стоит.

Книга эссе автора известных критических работ о поэзии ХХ века, главного редактора издательства “Академический проект”, начинается с повести в миниатюрах о путешествии в Италию. Каждая миниатюра — о каком-то необычном событии из тех, что наше сознание чаще всего не фиксирует, поскольку они не значимы для практической жизни. Вторая часть книги — “Феноменология обыденной жизни” — о неброских чудесах и странностях мира, о его поэтическом измерении, не видимом без специального внимания. А третья — об этом самом внимании, или особом зрении, позволяющем видеть невидимое. “Научившись слышать, понимать речь, научившись говорить, а главное, научившись читать и писать, мы разучиваемся видеть. И надо начинать все сначала, как учатся ходить парализованные после инсульта. Этот инсульт, этот удар — дар речи, чтения; он парализует глаз: глаза отныне читают, а не видят”.

Данил Гурьянов умеет писать о любви. Любовь в его рассказах — иррациональная сила, не имеющая к жизни никакого отношения; она проходит к жизни по касательной, благодаря чему все остаются живы; чиркает где-то по краю, оставляя там разрывы и разломы, делая людей на мгновение остро счастливыми и надолго несчастными, поскольку жизнь надо заново сшивать, а это не всегда возможно: близкие переживают произошедшее как предательство.

Ганна Шевченко из Подольска — поэт, прозаик и сценарист, член ДООСа (Добровольного общества охраны стрекоз), по образованию — финансист. Ее рассказы, как правило, — о людях, которые недостаточно скромны, чтобы спокойно жить обычной жизнью, но недостаточно глубоки и развиты для иной реализации. Самый симпатичный герой охарактеризован так: “Головин не был обывателем. Да, после работы он смотрел выпуск новостей, а по выходным помогал жене на даче. Но он много читал, старался избегать шумных компаний. По вечерам, выгуливая собаку, смотрел в небо и думал о Вечности. А по ночам заваривал крепкий чай и, сидя на кухне, записывал стихи в старый блокнот. Иногда с ним случались запои” (“Белая лилия” — рассказ, премированный специальным дипломом председателя жюри V Волошинского конкурса).

Карина Мусаэлян (Аручеан — литературное имя, фамилия матери) — правозащитница, одна из инициаторов создания общества “Мемориал”, написала “исповедь дочери века” (Л. Аннинский), героиня которой скорее дочь вечности: родителей зовут Адам и Ева, Создатель участвует в лепке образа лично, Его оппонент прибавляет к большим достоинствам будущей личности, избранной для определения дальнейшей судьбы человечества — “достойно ли оно второго пришествия Мессии, второй попытки Выбора Пути, или того, чтобы его навечно стерли с лица Вселенной как неудавшийся эксперимент” — незначительные недостатки… Конечно, миссию героиня выполнила достойно, ангела-хранителя не подвела. Честно говоря, мне вся эта притчевая часть кажется недоброкачественной. Романная часть куда интереснее, в ней много автобиографических моментов — но формообразующей становится трансцедентальная фантастика, не дающая о себе забывать.

Сергей Шелепов — геолог и геофизик, судя по прозе, очень любит рыбалку. Сюжет этого премированного кондовой премией романа разворачивается в двух временных измерениях, вперемежку: глава из 2007-го — глава из 1857-го, и скоро становится ясно, что бежавший от барина крепостной Кузьма — предок Сергея, удящего рыбку в тех же местах сто пятьдесят лет спустя, то ли видя ночами диковинные сны, то ли правда общаясь с привидением. Поражает невинность автора в некоторых вопросах: “Зоя Евсеевна рассказала, как она совсем еще девчонкой со своими подругами работала во время войны на лесоповале. Я больше слушал и дивился тому, какими надо было быть, чтобы пахать, как проклятые, и не думать даже о зарплате”. Что ж тут “дивиться”: либо запуганными, либо обманутыми… По всем жанровым приметам это роман 60—70-х годов XX века, типичная “деревенская проза” — при чем тут XXI век?

Серия с таким амбициозным названием, издаваемая “в рамках проекта “Э.РА—Летний сад”, то есть объединения двух издательств, где практически любой желающий может издать книгу за свой счет, — отчаянная попытка отделить что-то стоящее, по мнению издателей, внимания от основного потока продукции.

Повести и рассказы Мариам Юзефовской и на мой взгляд могут стоять рядом с произведениями Дины Рубиной и Григория Кановича, как утверждает доктор славистики Эрфуртского университета Кристина Парнель. В обеих повестях в основу сюжета положена история еврейской семьи со всеми семейными, родовыми и национальными проблемами, взятая в большом контексте общечеловеческого кризиса, произошедшего в ХХ веке; во всем богатстве связей с окружающим миром, где страдают не только евреи. В повести “Ришельевская, 12”, например, семья русских реэмигрантов страдает куда более жестоко: люди той же крови, но другого социального происхождения льют ей под окна помои, и нет на земле места, исход в которое решит ее проблемы.

В книге — два романа: короткий роман-хроника “Диптих судеб”, в основу которого легли биографии бабушки и дедушки писательницы, проживших нелегкую жизнь, и длинный роман-фантасмагория “Корабль эмигрантов”. Любовь к своим старикам и вина перед ними позволили автору написать вещь действительно интересную. Сочинять у нее получается гораздо хуже.

Третья книга серии, увы, делает название серии пародийным. Это типичное полуфантастическое-полумифологическое чтиво, начиненное эзотерикой и эротикой, славянским изводом которого наводнены сегодня прилавки наших книжных магазинов. Здесь же вечный еврей из будущего смотрит в прошлое, разбираясь, когда и как евреи превратились из “народа воинов и пророков в стадо пугливых овец”, вспоминая эпизоды своих прошлых жизней — а душа его переселялась из тела в тело, и чаще всего это было тело воина. Оказалось, что пришествие Христа было грубым вмешательством инопланетян в жизнь Земли, приведшим к всеобщей вражде, окончившейся ядерным взрывом, а миссия Агасфера — помочь выжить семерым детям из разных стран, которые построят новый мир.

Книга, вышедшая в старой серии издательства, — одна из первых книг, сделанных новым способом — без тиража. Сколько покупателей у нее найдется, столько экземпляров выдаст специальная техника. Автор живет в Германии и занимается тем, что Сигачев А.А., статья которого дана приложением, определяет так: “Современная абсурдософия представляет собой синтез авангардной литературы, психологии и философии, граничащих с запредельным абсурдом, с экстраполяцией на абсурдную действительность современного мироустройства”. Первая часть книги — “Арифмософия” — стихи, вторая — “Аритмософия” — прозаические миниатюры. Вторая мне нравится куда больше, там попадаются остроумные сентенции, в том числе и определения абсурда поинтереснее сигачевского: “— Прихлоп одной мухобойкой без стены — это абсурд, — говорила мудрая муха”.

Автора так увлекает мировая история, что дела давно минувших дней предстают перед ним в виде объемных видений — как киноэпизодов. Его фрагментарная проза — экспрессивные фантазии на исторические темы, излюбленный прием — коллаж из внутренних монологов персонажей.

Новый сборник Елены Елагиной продолжает мотивы предыдущих: мир приходит в упадок, портится язык, жизнь подходит к концу, поэзия никому не нужна, и все же в ней, в поэзии, — последний смысл, последняя радость, неразгадываемая загадка.

Смысловой центр книги — раздел “Мифы и легенды моего мира”, а в нем — баллада “Миф о красных деревьях”, автор предисловия Иван Шепета много рассуждает о значении мифа и вспоминает Юрия Кузнецова, построившего на мифе свою поэтику; но мне в книге поэта-мифографа больше всего запомнилось стихотворение “Сухари”:

У Ларисы Миллер легкое дыхание и одна поэтическая задача: уловить волну, на которой “не доступная уму” жизнь передает свой смысл — мимо слов, одной музыкой и “дивным сором” своих мелочей. Стихи ее похожи одновременно на скороговорки и заговоры: надо успеть сказать о том, что сейчас ускользнет, и попытаться заклясть ускользающее, задержать насколько получится. Новый сборник — “стихи, ранее публиковавшиеся только в периодических изданиях” (анн.). Он состоит из трех книг: “Птица легкого пера” (2002—2005), “А мир творится и творится” (2006) и “Поющий кустарник” (2007—2008).

Владимир Иванов точно передает тонкие психологические состояния, непросто дающиеся перу, сплавляя две части розановского приема — что подумалось и где это пришло в голову — в органическом синтезе: почему, в связи с чем написалось такое или такое стихотворение. Первый снег в саду — ассоциация с взятием “Зимнего” (“История”); бессонная ночь и параноидальные изыски измученного сознания (“Измена”), влюбленные в оттепель, наскребшие только мелочь на молоко и хлеб, но чувствующие себя античными богами по дороге из магазина в общагу (“Студенты”).

Пятая книга белорусского поэта включает стихи за двадцать четыре года — с 1985-го. Она похожа на эмбрион: сначала это просто скопление стиховых клеток: ритм есть, рифма есть, образы есть, а жизни нет. Со стихотворения “Люблю часов ночных нескушную ходьбу” стихи становятся живыми и самостоятельными.

Лина Иванова — это Полина Андрукович. Она художник, окончила ВГИК. Это ее вторая книга, в ней — стихи 2008 года, большинство из них похожи на головоломки. Например, что это значит: “Вот декнет девка, / развороченная уколом”? Обходясь без семантических связей, автор достигает какой-то выразительности — как может быть выразительна опечатка или оговорка — но ведь ее сразу забываешь…

Феликс Чечик — выпускник Литинститута, живет в Израиле. Это его четвертая книга стихов, самая толстая в серии. Интереснее всего поэт работает с образом часов. Иногда ему удается минимальными средствами добиться многого:

Пятая книга Юрия Орлицкого, работающего в пограничье поэзии и прозы. Выразительнее всего у него парадоксы:

У Константина Рубахина лучшее — экспрессивные картинки: “Муха мрет на столе, / лапы к богу задрав / и, его исцарапать / или выхватить сверху пытаясь, / мельтешит шестерней” — дальше идут метафоры другого ряда, куда слабее: “как агонии вечной солдат, / как привыкший работать всем вверенным телом китаец”. Китаец даже и неплох, но рядом с такой мухой пропадает.

Восьмая книга стихов питерского поэта. Валерий Земских точно улавливает и передает тихий ужас того, что стоит за размеренной обыденной жизнью и зияет в ее щелях и зазорах, причем наиболее сильно — когда не прибегает к абсурду:

Герман Власов самые яркие стихи пишет о счастье обыденной жизни, набор мелочей у него всегда гармоничен и эмоционально окрашен чем-то вроде ностальгии, будто все это — вне доступа:

Учебное заведение со странным названием — Университет профсоюзов — представляет коллекционера Рене Герра, близко знавшего многих писателей второго поколения первой волны эмиграции, — о чем он подробно и живо рассказывает на протяжении семи лекций — и сохранившего то, что без него неизбежно пропало бы, поскольку ценностью стало считаться совсем недавно.

Книга, приуроченная к 75-летию высылки поэта в Чердынь, открывает новую серию, учрежденную Мандельштамовским обществом и Кабинетом мандельштамоведения при научной библиотеке РГГУ. Чердынь (и шире — Урал) стала первым “мандельштамовским местом”. Сборник открывает знаменитое стихотворение, из-за которого Мандельштам был арестован, он составлен из произведений поэта на уральскую тему, произведений, опубликованных на Урале, “чердынских” глав из “Воспоминаний” Н.Я. Мандельштам и документов НКВД.

Тайная тюрьма особого режима НКВД—МГБ “для особо опасных государственных преступников” была учреждена на территории монастыря XVII века — Свято-Екатерининской пустыни, куда ссылали “на исправление” провинившихся монахов других монастырей. В 20-х годах ХХ века здесь была “колония для трудновоспитуемых несовершеннолетних нарушителей”. Перевоспитать их не удалось, и скоро колония превратилась в тюрьму — туда стали привозить и взрослых зэков, а потом только их. В 30-х тюрьма стала политической, а в 1938 году превратилась в место расправы с теми, кого “вычистили” из НКВД, для начала — с ежовским аппаратом...

Автор узнала о тюрьме случайно, нашла ее и расследовала ее историю, а заодно и историю Бутовского полигона и спецобъекта “Коммунарка”, соединенных с Сухановской тюрьмой железными дорогами в “Бермудский треугольник, где стали исчезать люди”.

Ирина Николаевна Кнорринг (Бек-Софиева) (1906—1943) — поэтесса, одна из самых талантливых в “незамеченном поколении”, как называли в эмиграции тех, кто Россию покинул подростками, поэтому ни культурными корнями обзавестись не успел, ни в странах проживания ассимилироваться не смог (исключение — В.В. Набоков). Кнорринг рано умерла от сахарного диабета, обнаруженного у нее в эмиграции за год до замужества, но успела родить и вырастить сына. Стихи у нее “шепотные”, трагические, ее называют самой интимной и камерной поэтессой русского зарубежья. Дневник, который она вела с 1917 по 1940 год, — интереснейшее свидетельство о русской эмиграции, успевшей обрасти огромным количеством мифов. Он публикуется впервые, первый том охватывает период с 26 августа1917 по 14 сентября 1926 года и свидетельствует о крушении привычной счастливой жизни дворянской девочки, любимицы семьи, об эмиграции (1920), пяти годах жизни в Тунисе, где Ирина получила аттестат зрелости, и долгожданном переезде во Францию (1925). Книга снабжена предисловием, подробно откомментирована.

Пятый том хорошей филологической серии посвящен Владимиру Львовичу Гальскому (1908—1961), к столетию которого он выпущен. Поэт-эмигрант с Орловщины, в 1919 году вместе с родителями покинувший Россию, гимназию и университет окончил в Белграде, затем, после вынужденного скитания по Европе, осел в Касабланке (Марокко). В Центральной России Гальской жил недолго, но в том возрасте, когда особенно важны впечатления об окружающем мире: в его стихах много орловских пейзажей.

Как всегда в этой серии, книга не требует исправлений, дополнений и переиздания.

Исследование о создании в СССР Еврейской автономной области — попытки “одновременно и растворить, и обособить евреев”. Что получилось из идеи создать для евреев то ли “красный Сион” на Дальнем Востоке, “чтобы рассеянное еврейство могло обернуться обычной национальной единицей вроде Чувашии или Карачаево-Черкесии”; то ли новую черту оседлости? Александр Мелихов, не раз поднимавший эту тему в своих художественных произведениях, приводит много интересных сведений, подкрепленных цифрами. В 1934 году ЕАО была образована, и через три года там было уже двадцать два еврейских колхоза с диковинными именами (“Ройтер Октябрь”, “Ленинфельд”) и ряд промышленных предприятий, Биробиджан из рабочего поселка стал городом, но затем — пик сталинских репрессий, война, государственный антисемитизм… “Со второй половины 1949 по 1955 год в ЕАО не было построено ни одного промышленного предприятия, ни одного клуба, библиотеки, школы, детского сада”… В 1967 году область награждена орденом Ленина.

Послесловием книги стала публикация “Певцы Амура и Биджана”, впервые вышедшая в журнале “Зарубежные записки” (2008, № 13), — обзор биробиджанской патриотической литературы.