Юрий Иванов

Литературный Брянск

Альманах “Литературный Брянск”, выходивший еще полвека назад, свою новую жизнь ведет с 2005 года и представляет местное отделение Союза писателей России. Первые два номера вызвали полемику в областной печати из-за слабого подбора текстов и агрессивной, претенциозной позиции редколлегии. Сейчас ее состав обновился, редактором стал Владимир Сорочкин, возглавивший брянских писателей, входящих в упомянутый союз. Объем альманаха перевалил за двадцать печатных листов (при тираже восемьсот экземпляров), в нем выступает более шести десятков брянских и приглашенных авторов.

Жанровый состав издания традиционный: проза с преобладанием рассказов и поэзия: солидные подборки поэтов с именами и “мозаика” — публикации одного—двух стихотворений преимущественно молодых авторов. Имеется раздел литературного наследия ушедших, связанных биографически с брянским краем, есть даже одноактная пьеса страниц на тридцать, дежурная песня с нотами “Славянское братство”, соседствующая с забавными палиндромами, коими альманах и закрывается. Вот один из семидесяти, придуманных О. Перепелкиным: “Хил у дивана казак, а на виду лих”.

Больше всего, как водится, стихотворцев. С чиновным пиететом выделен (рубрика “Лауреаты”) главный гость первого номера — первый секретарь правления Союза писателей России Геннадий Иванов, выступающий с большой подборкой (двадцать стихотворений), у которой обязывающее название “Русская душа”. “На этой площади так емко / Сама Россия предстает” — это, конечно, о Красной площади в столице… В том же духе концовка: “Россия — Бог, Россия — храм!”. Характерная особенность этих стихов — постоянство обращений к высшей силе по мелковатым поводам, встречаются даже итоги — на грани с пародией: “Есть ли претензии к Богу? / К Богу претензий нет”. Г. Иванов не скрывает, что доволен жизнью: “Я не хочу писать о грустном, / О странном и о неизбежном, / А я хочу писать о вкусном, / Хочу о радостном и нежном”. Выбор вполне осознанный, но не в традициях “русского пути” — название всероссийской литературной премии имени Ф.И. Тютчева, лауреатом которой является Г. Иванов.

Другой гость из Москвы, автор единственной пока книги, печатавшийся в “Знамени” и “Новом мире”, — Илья Плохих, строящий свои стихи на парадоксах, на философическом юморе, смело вводя в них даже анекдотические сюжеты. Демон, например, этот персонаж из “антологии романтизма”, влетает в кабину большого крана, “как в монашескую обитель”, перепутав крановщицу Иру с легендарной Тамарой. Этому московскому поэту “жить тревожно до тоски”, но он преодолевает последнюю душевным усилием, находя своего рода мудрость в жестоком быте. Поэт не боится привести читателя в психоинтернат, где тоже идет, оказывается, жизнь с теми же русскими вопросами “Что нам здесь делать? / И кто виноват?”.

Творчество собственно брянских поэтов старшего и среднего поколения, членов писательских союзов, лауреатов премий Ф.И. Тютчева и А.К. Толстого, вполне профессионально, хотя открытий, на мой взгляд, маловато. Некоторые из опытных авторов повторяют себя, и не лучшие свои строки. Редко кто из них думает о новизне выражения как критерии художественности. Эти замечания не касаются разве что Михаила Атаманенко и Владимира Потапова. У последнего — богатая цветовая палитра (чувствуется, что он художник по главной профессии), осмысленные историко-культурные мотивы, неизменный национально-патриотический настрой, но без банальности привычных признаний в любви к русской природе, к русской почве, чем так часто грешат брянские лирики.

Нескольким молодым стихотворцам, студентам Брянского госуниверситета, предоставлена возможность в больших циклах показать себя — читать Марию Скуратовскую, Олега Пошлова, Кирилла Иванова, первокурсника и дебютанта, идущего есенинской тропой, небезынтересно.

Предыдущим выпускам “Литературного Брянска” недоставало, за некоторыми исключениями, добротной и увлекательной художественной прозы. Уже в первом номере 2008 года она появилась. Это рассказы поэта из древнего Трубчевска Степана Кузькина, лауреата премии имени А.К. Толстого “Серебряная лира” (2003), выпустившего теперь и книгу прозы “Яблочный Спас”. Кузькин чувствует поэзию деревенской жизни. Подробная детализация бытописания не утомляет в его рассказах “Ласточка”, героиней которого становится беговая лошадь, непригодная в крестьянском хозяйстве; “Старая груша” — лаконичном, но многосмысленном повествовании о дереве и одновременно о судьбе его хозяйки. Счастье и грусть у трубчевского автора всегда соседствуют. И конфликты он умеет находить значимые, ведущие в наше непростое историческое прошлое, как в “Учителе и печнике”. Хорошо знает деревенскую жизнь и Виктор Лесков, в прошлом летчик, подполковник запаса, член Союза писателей с 1988 года, обитающий в отдаленном от Брянска Унечском районе. Его взгляд на современное село беспросветно мрачен, о чем свидетельствует трагический по сюжету рассказ “Упокой души”, где гибнут два существа — домашний пес Жук и тридцатилетний слабоумный мужчина Павел. Гибнут по вине отца Павла Ивана, с утра мечтающего об одном — как бы приложиться к бутылке “мутняка”. Биографии Ивана и других персонажей показывают полный крах деревни в послеколхозное время. Впрочем, и в колхозное Иван, “кроме ненависти к честному труду, ничего не приобрел”. А сейчас, доказывает автор, “корни нации” выжжены “дотла, до третьего колена”. И делает это, надо признать, убедительно, с должным портретным, сюжетным, психологическим мастерством. Финал рассказа — лаконичное описание похорон сбежавшего от деспота-отца сына-инвалида, замерзшего в лесу. “Бабы над могилой Павла крестились и смиренно перешептывались: надо же, собачонку убили, и Павла бог прибрал… Кто знает, может, кому-то из повелителей судеб и надо было, чтобы их души вместе вознеслись в другие миры и никогда больше не разлучались”. А у Ивана, не пошедшего на кладбище, — свой “полный упокой души” — после третьего стакана “самопала”.

Оригинальна, хотя и несколько конспективна по сюжету и повесть Людмилы Ашеко “Куколка-баюкалка”. Здесь, правда, нет выхода к актуальным проблемам нынешнего дня: автор сосредоточилась на вечном — феноменах психики человека, проявляющей себя порой загадочно, непостижимо, ввергающей его в болезненные состояния. Произведение это, тоже по-своему мрачное, тем не менее захватывает, заставляя вспомнить близкие по сфере изображения вещи Федора Сологуба и Леонида Андреева. Продолжает неожиданно сопрягать реализм с фантастикой (“Чистая радость”), овладевать новыми для себя средствами изобразительности (сплошной монолог от лица женщины в рассказе “Валентина, брависсимо!”) молодая Татьяна Коровушкина. Три рассказа, и все не похожие друг на друга, поместил в альманахе писатель тоже из нового поколения Николай Хохлов.

Впервые выступает в брянской печати Вячеслав Каспер, поселившийся недавно в районном центре Почепе. Оба его рассказа — об одинокой мужской доле, но совсем на разном материале. Иван — простой грузчик, занятый и в своем домике нудными хозяйственными делами, вдруг потерял попавшую под поезд жену-алкоголичку. А теперь не знает, как ему жить дальше… Второй рассказ — о судьбе богемного вроде бы интеллигента в Петербурге, мало, правда, проясненной автором. Впечатляющее изображение столь непохожих существований… Погрузка бочек, кормление поросят, ремонт крыши. Пустое времяпрепровождение в большом городе, амурные приключения, скорее от скуки, в рассказе “Кариес”. Не очень понятно в итоге, что хочет выразить столь наблюдательный, владеющий пластикой слова автор. Просигналить о человеческом неблагополучии в некоем философском смысле? Напомнить, что всюду плохо? Хуже даже, чем в психбольнице, как еще в одном альманашном рассказе Валентины Никитиной (“Причастите!”). Наверное, надо быть благодарным брянским прозаикам и за это напоминание… Произведения брянских прозаиков далеки от постмодернистских изысков, не претендуют на моду. Все они выдержаны в традиционной реалистической манере.

Смелым можно посчитать решение редакционного совета альманаха поместить в нем пьесу Ларисы Семенищенковой “Душа России (Ф.И. Тютчев)”. У автора уже есть драмы о русских писателях. Но эта, пожалуй, самая экспериментальная. Действие ее происходит осенью 1853 года в Петербурге и Овстуге. Тютчев — в столице, жена, Эрнестина Федоровна, — в имении на Брянщине, хотя именно в это время “овстугская затворница” находилась в Мюнхене, куда и писал ей муж. Но главное — пьеса о Тютчеве у брянского драматурга — без самого писателя как действующего лица — на такое отваживался, кажется, только Михаил Булгаков в “Последних днях”. При этом в списке действующих лиц Тютчев обозначен первым. Но его фактическое отсутствие на сцене, замена его речей письмами и стихами явно затрудняет авторскую задачу показать поэта как “душу России”. Невольно получилось, что выведен он в пьесе только как жертва салонных интриг. Придумана некая искусственная коллизия: какой-то демонический Горский, любящий Е. Денисьеву, ревнует ее к Тютчеву, собирается вызвать поэта на дуэль и убить. При этом у Горского нет никаких, в отличие от Тютчева, отношений с Денисьевой, он ее только видит на светских приемах. Другие молодые дворяне из круга Горского (как и он, все эти персонажи — лица вымышленные), вовлеченные в интригу, противодействуют злодею. Итак, все действие построено на ожидании появления Тютчева. В Овстуг он, конечно, не приезжает, но появляется, наконец, на бале у великой княгини в Петергофе, где становится центром внимания. “Возле Тютчева уже и князь Вяземский, и граф Нащокин”, — узнаем мы из реплики неназванной дамы. Любопытствующие “устремляются к кружку Тютчева”. Но этим шестая картина, самая пространная, и завершается. Действие переносится опять в Овстуг, где Эрнестина читает вслух очередное письмо мужа. Заканчивается эта последняя сцена стихотворением Тютчева “Еще земли печален вид…”.

С памятью о Ф.И. Тютчеве связана еще одна значимая публикация — рассказов его сына от Е. Денисьевой — Федора Федоровича, офицера и талантливого беллетриста конца XIX — начала XX века (умер в 1916 году). И сами рассказы Ф.Ф. Тютчева на кавказскую тему, и толковый очерк о нем Н. Нифагиной доказывают, как правы были его современники, считавшие, что он унаследовал от отца “безупречный русский язык, беспретенциозность, красоту, пластичность изображения и редкую простоту замысла…”.

Наследие Серебряного века представлено стихами Александра Диесперова, родившегося в Брянске. Их публикатор и автор вступительной статьи В. Сорочкин обещает в следующем выпуске поместить отрывки из воспоминаний племянницы А. Диесперова, проживающей в нашем городе А.М. Ржевской, и неизвестные письма этого литератора, человека трудной судьбы.

Отмечено также в альманахе 80-летие Петра Проскурина, похороненного в Брянске. Воспоминания о нем местного краеведа Якова Соколова (какие-то официозно-казенные) и пространный апологетический обзор его творчества, написанный Еленой Горяиновой, обходящий острые вопросы литературной позиции писателя, не заменяют, увы, отсутствующей в альманахе критики.

Так или иначе, но брянская литература жива и имеет свои бесспорные достижения, так же как и неизбежные провинциальные огрехи.