Наталья Волкова

Заложница истории

Об авторе | Наталья Волкова родилась в 1977 году в Екатеринбурге (тогдашнем Свердловске), в 16 лет переехала в Прагу и с тех пор живет здесь. Работала в Карловом университете, там же защитила докторскую диссертацию в области славянских литератур. Занимается преподаванием языков, переводами, литературной критикой и теорией. Является членом различных пражских литературных объединений, публикуется в журналах “Русское слово” и “Пражский графоман”. В Праге вышли три ее книги стихов.

Проблематика переводов русской литературы на чешский язык, думается, в некоторых аспектах отличается от ситуации с переводами в Западной Европе. Интересно было бы ее сравнение с другими странами бывшего социалистического лагеря. Несомненно, исторические события постоянно оказывают свое влияние на очень непростое и амбивалентное отношение чехов к русской культуре и, в частности, литературе. Какой геометрической кривой под силу описать это отношение? От огромных надежд, которые могли возлагаться на Россию представителями чешского Возрождения, через декларации о близости культур, после немалой помощи, оказанной президентом Т.Г. Масариком русской эмиграции во времена Первой Республики, радости от Победы СССР во Второй мировой войне и освобождения Чехии, история привела нас к суровому диктату советского круга идей во всех областях, включая культуру и, наконец, к 68-му году, приведшему советские танки на уютные чешские улочки. Обязательное изучение русского языка в школе подчас достигало прямо противоположного эффекта — немалая часть учеников его возненавидела. Некоторые были равнодушны, но до сих пор вспоминают: “Если бы я принес домой из школы хорошую оценку по русскому, родители бы меня, должно быть, выпороли”. Официальное изучение русской литературы, количество и содержание переводов с русского, конечно же, в большой мере диктовались сверху. Скорее удивительно, что в такой исторической ситуации продолжала существовать группа переводчиков и русистов, которые бескорыстно любили русскую литературу ради нее самой, понимали, что истинная русская культура зачастую стоит в оппозиции к кремлевской власти, и не ставили, в отличие от менее образованного большинства, знак равенства между русским и советским. Счастье, что часть этих людей еще жива, плодотворно работает и наконец-то получила реальную возможность воспитывать себе учеников.

В каталоге Ассоциации переводчиков Чехии можно найти более двух тысяч зарегистрированных наименований произведений русской словесности, переведенных ее членами и вышедших в разные годы прошлого столетия в Чехии. Конечно, не могло обойтись без многочисленных томов М. Горького, М. Шолохова, К. Федина и другой выверенной и политически грамотной литературы. Разумеется, во все времена переводился и публиковался золотой фонд русской классики: Чехов, Гоголь, Толстой, Пушкин, Лермонтов и в первую очередь Достоевский. Эта литература имела право на переводы и наравне с идеологизированными публикациями, навязываемыми Чехословакии до бархатной революции, и в наше, коммерциализированное время. Часто мне вспоминается реплика из разговора семилетней давности с Александром Томским, тогда директором одного из самых солидных чешских издательств “Академия”, прозвучавшая примерно так: “Стихи современных русских поэтов? Кто их будет покупать? И даже Толстого или Пушкина с Лермонтовым. Вот Достоевский — это всегда конкурентоспособно, во всех странах и до сегодняшнего дня”. Вот уж действительно подтверждается булгаковское: Достоевский бессмертен, да еще и свободно конвертируем. Прошло семь лет, а реплика до сих под актуальна, и нетрудно ее услышать от любого редактора.

Определенное место всегда занимали переводы А. Белого, А. Блока, И. Бунина и С. Есенина (причем издание последнего, двуязычного сборника стихов Есенина в переводе Вацлава Данека состоялось совсем недавно, а переводчик был награжден премией Первого пражского международного литературного фестиваля “Европа-2008” в номинации за перевод в области поэзии).

Конечно, после падения социализма начали публиковаться такие авторы и произведения, которые впали в немилость в советские времена, однако для нас сегодняшних они опять же являются скорее классикой, нежели живой современной литературой. В их числе “Доктор Живаго” Б. Пастернака (переводчик Ян Забрана) и другие его произведения, большое количество переводов М. Булгакова (в основном — Алена Моравкова). За перевод ранее запрещавшегося “Чевенгура” Андрея Платонова в 1995 году Анна Новакова получила престижную премию Йозефа Юнгмана.

Вышли множество переводов Даниила Хармса (Мартин Гнило, Вацлав Данек, Ондржей Мразек) и некоторые произведения Александра Введенского (Мартин Гнило, Вацлав Данек). Переводы стихов: избранное Владислава Ходасевича (Петр Борковец, Милуше Задражилова) и Осипа Мандельштама (Ян Забрана, Людмила Душкова и др. Впрочем, некоторые стихи и эссе удалось издать и до бархатной революции), Зинаиды Гиппиус (Мирослав Станек). Из мемуаров можно назвать “Курсив мой” Н. Берберовой (Иржина Миклушакова) или воспоминания Надежды Мандельштам (Людмила Душкова). Что касается Владимира Набокова, интересно отметить, что легче встретиться с переводами с английского языка. Из “русских” романов вышли в самом начале девяностых “Приглашение на казнь” и “Защита Лужина” (Людмила Душкова).

Из еще более близких нам, но тем не менее тоже уже в своем роде классиков были опубликованы переводы поэзии, эссе и драмы Иосифа Бродского (Вацлав Данек, Томаш Гланц, Яна Кленьгова и другие) — и в книжном варианте и в журналах. Были изданы “Чемодан” и “Зона” Довлатова (Либор Дворжак). Лагерная тема была продолжена появлением “Колымских рассказов” В. Шаламова (Сергей Махонин). Традиционной популярностью пользуются произведения Солженицына, среди них и многочисленные рассказы, и “В круге первом”, и “Архипелаг Гулаг”, и “Бодался теленок с дубом” (Анна Новакова, Власта Тафелова, Людмила Душкова, Сергей Махонин и мн. др.). В общем и целом, ясно что Нобелевская премия является неплохим пропуском в издательский мир не только в Чешской Республике.

Традиционно, по понятным причинам, немало переводится в Чехии Марина Цветаева (такими замечательными переводчиками, как Гана Врбова, Яна Штроблова, а также Лудек Кубишта, Ян Забрана и др.). Интересно в этом контексте, что гораздо меньше издаются книги Аверченко, не только жившего, но и похороненного в Праге, и это при любви чешского читателя к подобному типу юмористического рассказа. Нам удалось найти лишь два издания (оба — переводы Алены Моравковой). Одно — 1967 года, второе — 1998-го. И даты эти, видимо, неслучайны, и немало мы найдем “перерывов”, ограниченных теми же годами и связанных именно с политической ситуацией в стране. Еще один пример: Геннадий Айги: первый опубликованный перевод — 1967 г. (Ольга Машкова), то есть незадолго до упоминавшегося ввода войск в слишком уж “оттеплившуюся” Чехословакию, а следующий опубликованный перевод — уже в 1991 и 1992 годах (Гана Штепаникова). Естественно, в данном случае речь идет всего лишь о журнальных публикациях.

В последние два десятилетия во множестве вышли переводы трудов русских философов: Николай Бердяев (Иво Поспишил, В. Юзова), Николай Лосский (Алан Черногоус), Василий Розанов (Людмила Душкова, Ладислав Задражил, Карел Штиндл), Владимир Соловьев (Алан Черногоус, Иван Ондаван), Лев Шестов (Алан Черногоус), Петр Успенский (Адриана Травничкова) и некоторые другие. К этому следует добавить, с одной стороны, что у всех этих авторов было переведено не по одному произведению, а “лидером” группы, как автор с наибольшим количеством изданных книг, является В. Соловьев. С другой стороны, подавляющее большинство этих авторов появилось в одном и том же духовном, христианско-философском издательстве, предположительно небольшим тиражом (который, как это в наши дни стало доброй традицией, просто не был указан).

Особняком стоит такая книга, как дневник Анны Политковской (Либор Дворжак, тоже получивший за этот перевод премию фестиваля “Европа-2008”). Прежде всего потому, что другой литературы, характеризующей современную ситуацию в России, на чешском книжном рынке практически нет.

Что же касается переводов современной русской художественной литературы на чешский язык, то очень точно охарактеризовала ситуацию в начале своей статьи “Русская литература в чешских переводах” выдающийся чешский переводчик с русского Алена Моравкова (на ее счету многие десятки переводов и, совсем недавно, не только переводческое, но издательское чудо: выход в Чехии в 1999 г. сборника малой прозы А. Ремизова, а в 2007-м — его же романа “Крестовые сестры”, что должно было быть с коммерческой точки зрения почти невозможно): “После 1989 года ослабел интерес чешских издателей к русской литературе. Это было естественно — в течение многих лет книжный рынок перенасыщался русскими произведениями, часто очень сомнительного качества”.

Попытки издания откровенно кассовой русской литературы были не очень удачными. Например, вышедшие в 2000—2001 гг. романы А. Марининой “Украденный сон” (Йиржи Матас), “Смерть ради смерти”, “Игра на чужом поле” (Юлие Салхерова), “Убийца поневоле” (Гелена Пилатова) не имели громкого успеха. Видимо, это отбило и дальнейшую охоту издателей и переводчиков заниматься русским “женским” детективом, будь он классический, иронический, любовный или любой другой. На местных прилавках вы не найдете переводов Донцовой, Устиновой или Дашковой. Их удел в Чехии — полки с книгами, выделенными для литературы на иностранных языках.

Впрочем, не лучшая судьба постигла и “мужской” детектив. Даже один из самых замечательных представителей его в России — Борис Акунин, кажется, потерпел фиаско. Поначалу его книги переводились довольно резво. В 2002 году вышел “Алтын-толобас” (Власта Тафелова, Эма Розгониова) и достаточно быстро друг за другом серия Эраста Фандорина, начиная с “Азазеля” и до “Особых поручений” (Зузана Соукупова). Определенный интерес к автору появился. Забавная история произошла, например, в приемной врача, где, ожидая своей очереди, я перечитывала какой-то из романов Акунина. Чешская медсестра, увидев в моих руках книгу с русскими буквами, поинтересовалась, что я читаю. Услышав мой ответ, она была в восторге: “Ах, вы читаете приключения милого Эраста Петровича в оригинале! Какая жалость, что я могу их читать только в переводе!”. Но несмотря на этот умилительный случай, публикация, видимо, большого коммерческого успеха не принесла, поскольку следующего романа серии чешские эрастоманы ждут что-то уже подозрительно долго.

Гораздо большей популярностью пользуются публицистические и художественные произведения Виктора Суворова. Были опубликованы “Выбор” (Даниел Кугнл), “Аквариум” (Дагмар Стинглова) и многие другие — всего более 10 книг. Видимо, желание прочитать разоблачительную историю одного из знаменательнейших периодов истории как для самой Чехии, так и для русско-чешских отношений является мощным двигателем спроса. Этому же интересу, видимо, обязан выход в 2009 году (!) перевода “Жизни и судьбы” Василия Гроссмана (Милан Горак). В 2003 г. вышла книга Жореса и Роя Медведевых “Неизвестный Сталин” (Либор Дворжак). Существует и несколько публикаций Эдварда Радзинского — “Сталин”, “Живой Распутин”, “Александр II” и другие (Анна Новакова, Власта Тафелова, Ива Дворжакова). Два последних перевода являются, пожалуй, единственным свидетельством интереса не только ко времени Сталина и Второй мировой войны в истории России.

Наибольшим успехом пользуется фантастика, начиная со старых добрых братьев Стругацких и Кира Булычева, продолжая “Логовом беса” (Владо Риша) Головачева или “Чужаком” (Вероника Мистрова) Макса Фрая и заканчивая Сергеем Лукьяненко, который давно уже стал одним из излюбленных авторов издательства “Арго”, последовательно выпускающего в свет все его произведения, поскольку они пришлись весьма по вкусу чешской публике. Все “Дозоры” переведены одним из самых лучших переводчиков с русского — Либором Дворжаком. Очень типичен для восприятия в Чехии книг С. Лукьяненко следующий читательский комментарий в Интернете: “Когда я прочитал: “Лукьяненко — фэнтези-хит из России”, я, честно говоря, испугался, однако оказалось все с точностью до наоборот — это одна из самых лучших саг, которые я когда-либо читал”.

Приятной тенденцией является достаточно регулярное издание “миддл-литературы” и попытка познакомить чешского читателя не столько с произведениями одного конкретного автора, сколько с широкой шкалой так или иначе популярных у русской публики имен. Список авторов и произведений говорит сам за себя: Виктор Пелевин — “Чапаев и Пустота” (О. Мразек), “Омон Ра”, “Generation “П”” (Л. Дворжак), Людмила Улицкая — “Сонечка и другие рассказы”, Дина Рубина — “Вот идет Мессия”, Евгений Гришковец — “Как я съел собаку” (Власта Смолакова), Ирина Денежкина — “Дай мне” (Барбора Грегорова).

Очень интересным с этой точки зрения было издание “Антологии современных русских рассказов” философским факультетом Университета Масарика в Брно. Одним из основных критериев выбора была дата рождения писателей — не раньше 1950 года. В ней представлено тридцать произведений следующих авторов: И. Абузяров, Б. Акунин, П. Алешковский, Д. Бакин, Ю. Буйда, М. Бутов, И. Денежкина, Д. Галковский, А. Гаврилов, А. Геласимов, Л. Горалик, Н. Горланова, В. Букур, Е. Гришковец, А. Хургин, А. Иличевский, О. Ермаков, И. Клех, П. Крусанов, О. Павлов, В. Пелевин, И. Полянская, З. Прилепин, Д. Рубина, В. Сорокин, И. Стогофф, М. Шишкин, А. Уткин, А. Варламов, М. Вишневецкая и А. Волос (над переводами работали как студенты университета и начинающие переводчики, так и целый ряд известных и заслуженных переводчиков-русистов: Л. Дворжак, В. Смолакова, М. Задражилова).

Кроме того, в разное время в последние годы были изданы Владимир Сорокин (“Очередь” — Якуб Шедивы), Юрий Мамлеев (“Шатуны” — Милан Дворжак), Эдуард Лимонов (“Это я — Эдичка” — Л. Дворжак), Т. Толстая (избранные рассказы под общим названием “Факир” — А. Моравкова), Людмила Петрушевская (Эмилие Шранькова, Цирил Полах, Яна Клусакова — в основном переводы конца 80-х — начала 90-х гг.), Саша Соколов (“Школа для дураков” — Я. Шедивы), Вик. Ерофеев (“Вальпургиева ночь” — Ивана Рычлова, “Русская красавица” — Л. Дворжак), Вен. Ерофеев (“Москва—Петушки” — существует несколько переводов). А вот Андрей Битов выходил в 70-х и 80-х годах, но в последние два десятилетия, судя по всему, не было издано ни одной его книги, а давно уже сделанный перевод “Пушкинского дома” томится в рукописи в ожидании спонсора. Однако можно сказать, что современная русская проза представлена так, что пытливый чешский читатель может ознакомиться с реальной ее панорамой. Исходя из того, где и как изданы и кем переведены эти книги, можно говорить не только о коммерческом интересе, но о сознательной попытке чешских русистов приблизить эту литературу к своему читателю.

О поэзии сказать того же нельзя. Кроме Бродского или же Владимира Высоцкого и Александра Галича (“избранное” которых публиковалось в последние годы), Булата Окуджавы (переведенного еще в семидесятых, сейчас выходят, скорее, его прозаические произведения), из ныне живущих можно найти переводы таких “шестидесятников”, как Андрей Вознесенский, Белла Ахмадулина, Евгений Евтушенко и Евгений Рейн. Однако ни у одного из них, кроме Е. Рейна, мы не найдем современных изданий и переводов (исключением опять же является проза — “Не умирай прежде смерти” Е. Евтушенко вышло в переводе Л. Душковой и коллектива в 1995 году). Зато двенадцать элегий Е. Рейна вышли в 2005 году в переводе Петра Борковца. Но это лишь частность — судя по всему, личный вкус и желание П. Борковца, который то издает небольшой двуязычный сборничек переводов Юрия Одарченко, то презентирует чешской публике свои замечательные переводы В. Ходасевича. Современной поэзии — Льва Рубинштейна, Веры Павловой, Елены Фанайловой, Тимура Кибирова, Александра Еременко, Алексея Парщикова и многих-многих других — для чешского читателя просто не существует. Хотя есть замечательные переводчики с русского, которые могли бы этим заняться. Но даже самому смелому чешскому издателю, готовому поставить на неизвестного иностранного прозаика, понятно, что поэзия — это дело откровенно проигрышное. Поэтому слово за меценатами, которые могли бы помочь в деле издания такой некоммерческой в наше время поэзии.