Анна Кузнецова

Роман-рефлексия о советско-афганских взаимоотношениях движется из точки А — 1929 года — в точку Б — 1979 год. Эти полвека между двумя афганскими похода- ми — время, за которое советские люди во всех социальных стратах из энтузиастов превратились в циников. В год “великого перелома” они всерьез воюют за мировую революцию. В год, когда начался закат системы, игравшей роль античного рока в судьбах людей-винтиков, врачи, писатели, солдаты трескучей демагогией и беспросветной нищетой доведены до жалкого стяжательства. Два параллельных сюжета, связанных с двумя героями — гэбистом и писателем, чьи жизни так прихотливо переплетаются, что они не знают об этом, — выписаны весьма искусно, чего после архитектонически беспомощной “Алфавиты” никто от Волоса не ожидал. Азиатская тема, в которой его писательский дар открывается наиболее полно, здесь неожиданно приглушена — на этот раз писатель краскам предпочел анализ.

Книжное издание крупной прозы ташкентского поэта, за последние пять лет вышедшей в журнале “Дружба народов”: “Ташкентский роман” (2005, № 10), “Ночь коротка” (2006, № 6) и “Лотерея “Справедливость”” (2007, № 2). Евгений Абдуллаев, пишущий под остроумным псевдонимом, который похож на имя и фамилию, но переводится с арабского как “диалоги Платона”, — поэт и в прозе: чтобы вычленить в его орнаментальных, перегруженных красочными деталями текстах линейный сюжет, нужно приложить серьезные усилия. Но если читать их как стихи — обживая все сюжетные завитки, не обделяя вниманием никакие подробности, — можно получить большое удовольствие. Интересно, что в стихах Сухбат Афлатуни скорее графичен, чем живописен.

Борис Минаев (не путать с Сергеем) — журналист, неприлично долго (по его собственному выражению) проработавший в перестроечном “Огоньке” (с 1991 по 2004 год), и прозаик, пишущий рассказы и романы с одним сквозным героем. Полное (на сегодняшний день) собрание его сочинений о Леве Левине состоит из вышедших ранее книг рассказов “Детство Левы”, “Гений дзюдо” и романа “Психолог, или Ошибка доктора Левина”. В новом сборнике две первые книги объединены в одну и дополнены новыми рассказами о счастливом позднесоветском детстве. Ожидается следующий том.

Этот то ли перевод, то ли римейк большое количество культурных людей решило считать оригинальным произведением: роман получил годовую премию журнала “Новый мир”, в котором был впервые напечатан (2008, № 10), и Новую Пушкинскую премию в номинации “За новаторское развитие отечественных культурных традиций”. Новый Пушкин явился и развил отечественную культурную традицию весьма новаторски: “Даже если исчезнет Россия, я, наверное, ничего не почувствую, а если умрет мой кот, то я расстроюсь. И что важнее для истории, гибель моего кота или смерть России, — это еще вопрос. Страна, которая столько раз меняла свое название, мало чего стоит. У моего кота одно имя на протяжении всей жизни”… Это из главы “PUTIN”, прочитав которую издатель Ольга Морозова восхитилась “романом” и решила его непременно издать — правда, это было уже после его премирования. В журнальной публикации эта глава отсутствует, а всего глав в “романе” — двадцать шесть, по количеству букв в латинском (к вопросу об отечественных традициях) алфавите, и все они посвящены торговым (в прямом или переносном смысле) маркам. Кстати, “Дебют”, поставивший это сочинение в шорт-лист как эссеистику, а не роман, остерегся премировать Сивуна, хотя молодежной премии без помпезных номинаций, в которых фигурирует слово “Отечество”, это было бы простительно. Самая точная рецензия на “Бренд” — одна из самых первых: http://exlibris.ng.ru/lit/2008-12-18/7_brand.html: Майя Якут в “НГ-Экслибрисе” проследила заимствования из “Философии Энди Уорхола (От А к Б и наоборот)”. Правда теперь, после выхода книги, на тех же страницах появилась рецензия Андрея Мирошкина, который в философическом тоне выстраивает аргументы “за”.

Неообэриуты продолжают хармсовское литературоведение — что ж, при серьезном отношении важных институций вроде “Нового литературного обозрения”, оно может превратиться в школу вроде тартуской.

Зроп — мальчик, Проп — девочка, хабаровский писатель Николай Семченко пишет о них лирические сказки для тинейджеров. Сам он с тринадцати лет — автор “Пионерской правды” и журналов “Костер”, “Пионер”, “Юный натуралист”. Сейчас ему гораздо больше, но он по-прежнему верен “Пионерской правде” — ее собственный корреспондент и редактор на Дальнем Востоке.

В розановском жанре. Вторая книга автора, первой был роман. В предисловии автор считает нужным оправдаться за издание неструктурированной прозы: “На небрежных, торопливых дневниковых страницах лежал отсвет сорока шести лет, в течение которых я, когда хотелось писать, а характера ни на что большее не хватало, покрывал бумагу короткими строчками, неожиданно сложившимися теперь, как это происходит, наверное, и у других, в нечто целостное”. По большей части все это зачины или синопсисы ненаписанных рассказов. Автор внимателен к чужому опыту, многое записывает с чужих слов, перемежая с собственными впечатлениями и размышлениями, — читать интересно.

Трехчастная антология стихотворений об Одессе: в первой части — стихотворения XIX века, Пушкин здесь представлен “одесскими строфами” из седьмой главы “Евгения Онегина”, в 1827 году опубликованными под названием “Одесса” в “Московском Вестнике”. Во второй и третьей частях антологии — стихи об Одессе поэтов первой и второй половин ХХ века, как великих — Бунина, Пастернака, Бродского — так и малоизвестных. “Интересно, что основание Одессы в конце XVIII столетия совпадает с зарождением в русской литературе светской поэзии”, — сообщает составитель в предисловии.

Двуязычная антология современной поэзии Узбекистана, в которой представлены как русские, так и узбекские поэты. Узбекский язык пользуется кириллицей, поэтому читать узбекские стихи интересно и без перевода.

Во вступительной статье составитель и автор ряда переводов Санджар Янышев поднимает неизбежный в таких случаях вопрос о непереводимости поэзии и смысле попыток все-таки браться за переводы. “По-русски стихи напоминали игру в шашки, по-узбекски — в нарды”, — делится он своим детским восприятием стихов Хамзы на слух на узбекском и в переводе, а затем посвящает в тонкости арабского стихосложения и обращает внимание на особенности именно узбекского ее варианта.

Толстый том, в котором собраны стихотворения поэта и критика Анатолия Кобенкова, неожиданно ушедшего из жизни три года назад. Книга вышла к юбилею: в 2008 году поэту было бы шестьдесят лет. Мое любимое у него — “Бабушка”, в котором слышны интонации клюевского “Лежанка ждет кота…”:

Создан мемориальный сайт Анатолия Кобенкова: http://kobenkov.ru/

Тридцать три поэта из одиннадцати городов Уральского региона, для каждого города поэт и художник Сергей Ивкин придумал графическую иконку в духе Обри Бердслея. Антология вышла к 20-летию поэтического клуба “Свезар” (http://www.svezar.ru) и 15-летию музыкально-поэтического фестиваля с таким же названием. Сборник интересный, все поэты сильные. Больше всех запомнились Андрей Санников и Инна Домрачева, оба из Екатеринбурга.

Из предисловия: “Выступая на международной конференции “Наследие Абая и Шакарима в контексте вызовов глобализации” (Усть-Каменогорск, Казахстан), автор в частности сказал: “В подавляющем большинстве своем поэзия несет огромное позитивное начало, является маяком на пути развития языка. Но ведь не бывает просто языка. Бывает только язык нации. Следовательно, поэзия является маяком нации. Она не только хранит и развивает язык, но и несет в себе огромные нравственные и культурные основы развития нации, народа, населения. (…)””. Стихи столь же косноязычны: “…Ты объятья сомкни / У меня за спиной”; после точки: “Доверяя Любви, / что зовется Аленой. / Ягод пятна крови / На лужайке зеленой”… Книга при этом в твердой обложке культурного вида, на фотографии — мужчина возраста акме, на конференциях такие часто встречаются.

“…Я знаю, веселая муза / Не раз постучится в окно! / И крепче не будет союза — / Другого пути не дано”. Надеюсь, автор все же занимается чем-нибудь еще, кроме дополнений к однажды изданному сборнику виршей, где оригинальный образ только один: “Ярче разрезанной свеклы / На горизонте закат”. А осень у него, конечно же, художник, весна — шалунья, ветер — бродяга, кот думает о мышах, слово бывает крепче стали, острей дамасского клинка... Все это, к сведению автора, называется “штампы” — готовые образы, затвердевшие в многократном использовании. Потребность пользоваться ими говорит об отсутствии поэтического дара. И если “другого пути не дано” — ситуация близка к трагической.

Врач-нейрорадиолог, главный редактор альманаха “Каштановый Дом”, редактор московского поэтического сайта “Рoezia.ru”, координатор Всеукраинского конкурса молодежной поэзии им. Леонида Киселева “Начальная пора”, автор семи книг, эта — восьмая. Лучшее в его стихах — метафизические наблюдения: “в междуречье молчанья я странен, ты странен”, “Июль в разгаре. Ласточки-стрижи / Кроят под вечер полотно заката: / Молниеносны ножниц виражи, / Мгновенна пифагорова заплата”.

Артур Кальмейер — бывший харьковчанин 1938 года рождения, с 1978 года живущий в США, по образованию инженер и математик, с 2004 года издает книгами стихи и прозу. Переводы американских поэтов — четвертая книга.

Большинство американских поэтов в переводах Артура Кальмейера по-русски говорят плоховато: “Симпатичность запрем под стекло”, “Обопрись на безмолвие скал”, “Хочется бабы. Пора бы зарплату…”. Как они говорят на родном языке, понять невозможно — английский вариант не приведен.

Вологда — областной центр и прилегающие районы: Череповецкий, Нюксенский, Кадуйский, Тотемский и др. — “деревянная Русь”, укорененная в культурной традиции. “История здесь хранится безымянно, не в славе и на виду, а ушедшая на глубину, в почву, притаившаяся за хрупкими резными палисадами” (И. Шайтанов. “Там, где звучат голоса истории”). Проект “Открытая трибуна”, которому посвящена эта объемная книга, неторопливо излагающая летопись культурного движения на севере России, — это программа сохранения и развития уникальной культуры российской провинции, более десяти лет, с начала 90-х, проводимая в Вологде департаментом культуры Вологодской области и огромным количеством энтузиастов, как выходцев из этого края, вроде Игоря Шайтанова или Веры Павловой, так и когда-то случайно попавших сюда людей, вроде англичанина Робина Милнера-Голланда.

Четыре “скандала”: “дело” о поединке Мартынова и Лермонтова, дуэль Грибоедова из-за балерины Истоминой, “бегство” Гоголя в Рим и книга Павла Петровича Вяземского — в письмах, допросах, документах, анахронизмах и сплетнях. Фирменный шульмановский жанр, попытка оживления далекой истории.

Также фирменный жанр — книга-экскурсия. Москвовед Леонид Видгоф показывает ракурсы Москвы из разных оптических прицелов, на этот раз — через синтетический жанр романса. Начинает автор с “открытия чувствительности” русским сентиментализмом и опубликования Карамзиным в “Московском журнале” “песни” “Стонет сизый голубочек” И.И. Дмитриева, на слова которой его современник композитор Ф.М. Дубянский написал романс, и доводит исследование до середины ХХ века — творчества Вертинского и Окуджавы. В приложении “Романсы двух столетий” даны тексты самых популярных в Москве романсов, от Михаила Хераскова до Николая Рубцова.

Лев Мнухин. Итоги и истоки: Избранные статьи. — Болшево: Муниципальное учреждение культуры “Мемориальный Дом-музей Марины Цветаевой в Болшеве”, 2008.

Выдающийся цветаевед Лев Абрамович Мнухин начинал свой путь в литературоведении как “физик”-энтузиаст — выпускник МЭИ, кандидат технических наук, он много лет был старшим научным сотрудником и заведующим лабораторией ВНИИ электротермического оборудования, писал монографии и учебники по электротехнике, получал патенты на изобретения. Одновременно он собирал материалы о литературной эмиграции, создал домашний музей, организовал Цветаевские чтения, проводимые регулярно с 1977 по 1991 год, составил самиздатовский сборник “Все о Цветаевой”. В 1991 году он оставил инженерное дело и стал руководителем московского Дома-музея М.И. Цветаевой, а с 1997-го возглавил Дом-музей М.И. Цветаевой в Болшеве и Российское отделение группы по изучению русской эмиграции при Институте славяноведения в Париже. За эти годы им проведена масштабная работа по изучению наследия русской эмиграции, опубликовано более 160 материалов, при его участии издано множество книг. Данная книга избранных статей Л.А. Мнухина — юбилейное издание, посвященное семидесятилетию ученого.

Две судьбы, причастные судьбам великих. Одна берет у другой эстафету рассказа о ХХ веке. Героиня первой части книги — Ольга Ваксель, гений “неуклюжей красоты”, сразившей Мандельштама. Уехав с мужем в Норвегию, она в 1932 году покончила с собой, сын от первого брака собрал о ней все, что мог, — этими материалами и располагает автор. Вторая часть — о Зое Томашевской, дочери Бориса Томашевского, материал для нее автор собрал сам — записывал на диктофон интервью. У этой части путаная композиция — автор будто нарочито избегает научности; популяризаторский тон, который главенствует в книге, местами переходит в фамильярность и очень коробит.

Сборник литературно-биографических портретов мог бы считаться научным изданием лет двадцать назад. Но сейчас, когда о Мережковском, Бальмонте, Цветаевой вышло множество исследований; когда научная база позволяет заниматься и менее известными писателями в жанре монографии, а не литературного портрета, — подобная работа выглядит инерционной.

Поиск истоков “лиснянской поэзии” — автор широко пользуется этим эпитетом — в лирике Державина, Баратынского, Лермонтова, Ахматовой, Цветаевой и в поэзии итальянского Возрождения, затем вывод: закрыть тему поиска традиций у Лиснянской “не представляется возможным. И дело не во “всеядности” Лиснянской, а в ее “откликчивости”, в широте поэтического таланта, во вписанности в русский и мировой контекст”.

Книга “Русская семья в водовороте великого перелома: Письма О.А. Толстой-Воейковой, 1927—1929” выходила в 2005 году в том же издательстве, с той же обложкой, теперь ее пополнили письма за 1930 год. Симбирская дворянка Ольга Александровна Толстая-Воейкова, мать семерых детей, с двумя из них была навсегда разлучена — после Гражданской войны ее сын Шура и дочь Катя оказались в Маньчжурии. Жила она в Ленинграде, писала в основном дочери, с которой у нее была неразрывная душевная связь, и внучке Наташе, дочь которой Вероника Жобер и публикует эту переписку; готовятся к изданию письма за 1931—1936 годы. Письма Ольги Александровны чрезвычайно интересны, она была человеком высокой культуры, знала несколько языков, тяготы советского быта, подробно описанные в ее письмах, переживала стоически.

Семья, в которой вырос оппонент Ленина меньшевик Мартов, была частью уничтожена в СССР, частью развеяна по свету: его сестра Лидия Осиповна Дан умерла в Нью-Йорке, в последние годы жизни узнав о том, что ее дочь и братья с племянниками погибли — лично Берия дал французскому дипломату эти сведения для нее. Осколки этой семьи, в частности племянница Мартова, историк и переводчица Юлиана Яхнина, сохранили архив — книгу открывают воспоминания отца Мартова Осипа Александровича Цедербаума, впервые вводимые в научный оборот. Потомки также сами написали исследования и мемуары, из них впервые публикуются воспоминания самой младшей сестры Мартова Евгении Осиповны. В помощь читателю — генеалогическое древо семьи и именной указатель.

Николай Онуфриевич Лосский (1870—1965), автор оригинальной философской системы интуитивизма, прошел через юношеские метания от детской религиозности к социализму и атеизму, на физико-математическом факультете Петербургского университета занимался ботаникой и анатомией, затем познакомился с философом А.А. Козловым, развивавшем концепцию Лейбница, увлекся философией и пришел к созерцанию мира как единства. Однажды он ехал на извозчике по Гороховой и понял: все имманентно всему. “Я сразу почувствовал, что загадка решена, что разработка этой идеи даст ответ на все вопросы, волнующие меня, повернулся к своему другу и произнес эти три слова вслух. Помню я, с каким выражением недоумения посмотрел он на меня. С тех пор идея всепроникающего мирового единства стала руководящей моей мыслью”.

Воспоминания Н.О. Лосского публиковались в Мюнхене в 1968 году, в России выходили в 1991 году в трех номерах журнала “Вопросы философии”. В данном издании они научно откомментированы, в приложении публикуются письма философа к П. Флоренскому и к сыну Борису и его семье.

Автор этих воспоминаний, эстетик по образованию, принимавший участие в издании лучших советских книг по философии и эстетике, считает, что историческая память важнее индивидуальной, поскольку отличает нас от животных, не запоминающих свой родовой опыт. И обращается к своей памяти за осмыслением жизненного опыта, начиная с того, что не хочет забывать о тех, кто строил канал Москва — Волга — несколько юношеских лет, прожитых в Дмитрове, он наблюдал эту стройку. “Исторический музей, находящийся в соборе, выставил как-то фотографии лагеря, но получил указание от городских властей снять их”.

Запоминается книга несколько неожиданными образами выдающихся людей, с которыми автор учился или работал. Особенно неузнаваем Алексей Федорович Лосев — то ли потому, что люди сложнее своих идеализированных посмертных образов, то ли автор испытывал к нему личную неприязнь.

Материалы дискуссии о роли интеллигенции в революционных процессах, прошедшей в 2008 году, вышли как раз к столетию сборника “Вехи”, положившему таким дискуссиям начало. Поскольку речь шла о том, почему демократическое движение 90-х не завершилось установлением демократии в России, к разговору были приглашены польские интеллектуалы — в Польше демократия удалась. Более того, недавно там было установился режим братьев Качинских, похожий на альянс Путина с Медведевым, но либеральная интеллигенция на последних выборах разрушила этот тандем. Сказано было много интересного, а гостями — даже утешительного, но ведущий дискуссию Игорь Клямкин назвал базовой особенностью российской истории неспособность элит наладить жизнь без милитаристской составляющей — по закону, а не по приказу, так что...

Российские и финские медийные исследователи проблемы циркуляции ценностей в СМИ и их аудиториях рассматривают образы благополучия, транслируемые разного рода изданиями разным социальным стратам. Главным таким транслятором признаны глянцевые журналы, которых уже и в провинции предостаточно. Они обучают новую российскую элиту и средний класс жить красиво, а у большинства российских граждан, гася протестный потенциал, создают иллюзию доступности гламурной жизни внушением, что ее можно достичь, следуя относительно несложным предписаниям. Что интересно — практически нет таких изданий для стариков, хотя среди потребителей “глянца” процент людей старшего возраста достаточно велик. Причина в том, считают исследователи этой проблемы М. Гудова и И. Ракипова, что “старость сама по себе достаточно редко бывает гламурна”.

На материале творчества русских писателей-“младоэмигрантов” первой волны автор пытается работать с понятием “поколение”, находя “смысловые пятна подспудной общности” у непохожих писателей. У Г. Газданова, В. Андреева, В. Смоленского, И. Савина и В. Набокова это опыт Гражданской войны в его литературной проекции; у Газданова, Набокова и Б. Поплавского — эмблематика странствий (корабли, поезда) и т.д.

Том Брокау написал книгу о своих родителях и их поколении так, что дети поняли и возлюбили отцов, а внуки перестали относиться к временам Великой депрессии и Второй мировой войны, как к истории Древнего Рима. Поток писем, который пошел автору после издания книги “Великое поколение”, лег в основу этой книги: “С этих страниц прозвучит живая речь людей Великого поколения и их детей”, — пишет автор в предисловии. В основу ее положены “военные истории” — воспоминания американских свидетелей Второй мировой войны. Один из них видел своими глазами и описал взрыв атомной бомбы в Хиросиме, где был в плену и работал на угольных копях, другая участвовала в создании техники, позволяющей перехватывать послания Гитлера своим подчиненным…