Милорды, вперед!
Момент, когда интерес к зарубежным детективам стал ослабевать, проскочил как-то незаметно. Кажется, это совпало с возвращением любви к продукции кондитерской фабрики “Красный Октябрь”. Желание публики читать про собственных бандитов вполне закономерно: трудно сказать, как нынче обстоит дело в области балета, но по части бандитизма мы, видимо, впереди планеты всей. Спрос родил предложение, и книжные лотки завалены сочинениями многочисленных доморощенных чейзов и чандлеров.
В советские времена на интеллигентских кухнях любили обсуждать, как хорошо было бы всей компанией сочинить детективный роман. Не случилось. Случилась Александра Маринина, работница “компетентных органов” (или милиции?). За пять лет эта трудолюбивая дама настрогала около двух десятков детективов. Прежние отечественные поделки в подобном жанре раздражали обязательным разоблачением в финале происков зарубежных спецсужб. Посланцы растленного Запада, как правило, оказывались коварными соблазнителями худших представителей советского общества и истинными виновниками преступлений. Ничего подобного у Марининой нет. Все действующие лица свои, знакомые, во всяком случае, по теле- и газетным новостям: коррумпированные депутаты, жулики-издатели, секретарши-проститутки, бизнесмены и проч. Эта узнаваемость персонажей особенно подкупает читателей, вернее, читательниц, потому что читают Маринину преимущественно женщины.
Один из знатоков приключенческого жанра делит детективы на мужские и женские. Мужские — это, например, Доценко, женские — Марининой. Героиня у нее женщина, и фантазии автора, в том числе эротические, типично женские, к тому же, как почему-то кажется, женщины не вполне “обслуженной”. Это особенно близко надтреснутым сердцам бедных наших соотечественниц. Подробные описания пыток и убийств отсутствуют, что тоже утешает, приключения перемежаются рассуждениями на бытовые и дамские темы. Незамысловатое философствование на уровне женских романов льстит читательницам, подымая их в собственных глазах, а изображение “светской” жизни вполне соответствует их представлению о ней (в якобы роскошном ресторане предлагают несколько сортов растворимого кофе, героиня, желая показать, насколько разнообразнее стала жизнь, говорит, что теперь на завтрак вместо дежурных когда-то яичницы и сосисок можно есть улитки или устрицы). Некоторые утверждения Марининой озадачивают, например, о том, что с распространением порнографии в стране стало меньше изнасилований (надо понимать так, что наглядевшихся и начитавшихся порнухи девушек насиловать нет необходимости, сами на все согласны). Впрочем, здесь, как говорится, автору с горы виднее: все-таки работник милиции.
Успех сочинений Марининой вполне предсказуем: это смесь детектива, мексиканского сериала и дамского романа. Из них она широко черпает сюжеты и характеры. Близнецы, не знающие о существовании друг друга (“Шестерки умирают первыми”), — явно из латиноамериканской мыльной оперы, подробное описание обеда, которым благородный мафиози угощает героиню (“Игра на чужом поле”) — из романов о толстом обжоре-сыщике Ниро Вульфе. Оттуда же, видимо, и одна из черт характера Анастасии Каменской — лень, о которой надоедливо напоминается на каждой странице. Кстати, трудолюбивый автор, кажется, вообще не представляет себе, что такое лень, а потому и изобразить ее сколько-нибудь правдоподобно не в состоянии. Ее героиня (в отличие от лентяя Ниро Вульфа, берущегося за расследование, только когда деньги на исходе), на самом деле добросовестно трудится с утра до ночи. История о проститутках, которых снимали в порнофильмах и убивали во время съемки по заказу сексуальных маньяков (“Игра на чужом поле”) — тоже из зарубежного детектива.
Собственно говоря, романы Марининой скроены по зарубежным лекалам. На книжном рынке они занимают приблизительно такое же место, как “Сникерс” или пепси-кола на рынке продуктовом. Читателю хочется отвлечься и развлечься. Желание естественное даже в России, где любимое национальное занятие — размышление над вечными проблемами. Здесь же размышлять не требуется, знай следи за сюжетом. Кстати, лихо закрученный сюжет — редкость в отечественной беллетристике. Как-то мало внимания обращали на занимательность наши медведицы пера. Да и советской власти, которая, как теперь выяснилось, неплохо оплачивала писательский труд, нужны были не затейники, а “инженеры человеческих душ”.
Между прочим, и Маринина, в сущности, такой “инженер”. В ее романах в неприкосновенности сохраняются привычные советские схемы. Бескорыстные (за редким исключением) сыщики, умный добрый полковник милиции, этакий “слуга царю, отец солдатам”, еще более умный суровый генерал. Все гуманные, деликатные, скромные, живут в честной бедности. Отрицательные герои — большей частью интеллигенты, порой инородцы. Живут (или стремятся жить) в роскоши. Оживает даже сталинский постулат о том, что потомки обиженных социальных слоев или народов лелеют мечту о мести. Талантливая пианистка и композитор, но еврейка, к тому же хромая, не может пробиться к концертной деятельности. В отместку придумывает съемки порнографических фильмов под собственную музыку, заканчивающиеся убийством участвующих в них девушек. “Она ненавидит всех нас и мстит. Вы не хотели слушать мою музыку? Так вот вам, получайте... Под мою музыку будете умирать вы и ваши близкие” (“Игра на чужом поле”). В другом романе восьмидесятилетняя старуха, арестованная в 37-м году и полжизни проведшая в лагере, долго и тщательно готовит убийство своим внуком его матери и отчима, безжалостно подбрасывая улики против простого рабочего парня. Чистый Лев Шейнин, если кто помнит. Есть, правда, и новации по сравнению с Шейниным (Адамовым, Леоновым и проч.). Появляется совершенно новый персонаж — положительный мафиози. В городе, где он властвует, устанавливаются порядок и благоденствие. Хотя персонаж не такой уж новый. Просто в прежней схеме он назывался секретарем обкома. В общем, все тот же соцреализм.
Издатели Марининой, да и она сама, любят сравнивать ее с Агатой Кристи. На самом деле общего у них — только женский пол. Преступления в романах великой Агаты совершаются преимущественно по трем причинам: из корысти, из страха потерять честь и из-за страсти. У Марининой преступления, при этом невероятно заковыристые, совершаются легко и просто по самым рядовым поводам. Агата Кристи с иронией изображает некую сочинительницу детективных романов, чудаковатую особу, как и сама Кристи, большую любительницу яблок, которая неизменно попадает впросак при попытке раскрыть настоящее, а не выдуманное преступление. Маринина с большой нежностью описывает полнотелую писательницу-детективщицу, с успехом работающую следователем и с не меньшим успехом влюбляющую в себя мужчин. В последнее время телевидение стало усиленно интервьюировать Маринину, и на экране предстала упитанная дама, с уверенностью в своей неотразимости отпускающая тяжеловесные шутки. Что поделаешь: чувство юмора — английская, а не наша национальная черта.
Мы были, как принято говорить, самым читающим народом. Вопрос: что читающим? Главным образом, Пикуля. Так уж лучше Маринина. По крайней мере, безвредней. Полтора века назад народ тоже читал не то, что хотелось бы интеллигенции в лице Некрасова: не Белинского и Гоголя, а “Милорда глупого”. Нынче нас называют господами. Можно называть и милордами. Милорды читают Милорда. Нормально.
Путь в Милорды никому не заказан. Рецептом милордских изделий Маринина щедро делится: один автор сочиняет (или заимствует) интригу позакрученней, другой облекает ее в приемлемую литературную форму. Некоторые книги самой Марининой, особенно “Стилист”, представляются изготовленными именно так. Все, что касается “утепления образа” Анастасии Каменской, всякие Лешики, солнышки, больные спинки, обмороки от утомления и прочая слюнявая дамская дребедень кажутся написанными одной рукой, а история “адаптации” безграмотных сочинений некоего японца талантливым переводчиком — другой, если угодно, более профессиональной.
Несколько лет назад был моден хит с рефреном: “Дайте народу пиво!” Теперь пиво есть. Так дайте народу чтиво! За это, а вовсе не за “разумное, доброе, вечное” скажет он вам “спасибо сердечное”, притом основательно подкрепленное материально. И к вам уже не будет относиться “Если ты такой умный, то почему ты такой бедный?”. Милорд, может, и глупый, но отнюдь не бедный.
Ада Горбачева
