Е. Иваницкая. Шаг во "Свояси". М. Холмогоров. Авелева печать.: Роман, повести. Е. Иваницкая
Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
№ 12, 2024

№ 11, 2024

№ 10, 2024
№ 9, 2024

№ 8, 2024

№ 7, 2024
№ 6, 2024

№ 5, 2024

№ 4, 2024
№ 3, 2024

№ 2, 2024

№ 1, 2024

литературно-художественный и общественно-политический журнал
 


Е. Иваницкая

Шаг во "Свояси"

Шаг во "Свояси"

М. Холмогоров. Авелева печать.: Роман, повести.
М.: "Книжный сад", 1995 — 494 с. 2 000 экз.

Издательство "Книжный сад" решительно и отважно делает ставку на современную русскую "серьезную" литературу, знакомя читателя с образцами новейшей прозы, поэзии, критики.

Том избранных произведений московского прозаика Михаила Холмогорова включает в себя сочинения, печатавшиеся прежде (роман "Ждите гостя", повести "Свояси", "Березовые джунгли", "Ушелец"), и новую повесть "Завет" — остросатирический, политически ориентированный памфлет-гротеск.

Название книги не повторяет заголовков ни одного из включенных в нее произведений, сразу привлекая настороженное внимание читателя. Всем понятно, что такое Каинова печать, но что же такое Авелева? М. Холмогоров поднимает до уровня символа характер, образ мыслей и образ жизни тех трагических одиночек, которые упрямо сопротивляются затягивающему течению тоскливой и лживой жизни, течению, вполне устраивающему вольных или невольных Каинов.

Положительный герой Холмогорова — человек, не соглашающийся "жить по лжи". Роман и повести переносят читателя в эпоху так называемого застоя, о котором сейчас не только ностальгически вздыхают, но и агрессивно вопят: "При коммунистах было лучше!" Как же коротка память?

... В то время, когда страх из острого и резкого стал хроническим и унылым, когда всеобщая подозрительность из паранояльной превратилась в ленивую и привычную, когда ежеминутные унижени настолько проникли в костный мозг, что уже почти и не замечались благонамеренными гражданами-товарищами, когда всеобщая ложь настолько затопила все вокруг, что возник самоспасительный девиз: "Дом — работа — гастроном. Сиди и не рыпайся!"

Естественно, стоило хоть одному человеку заикнуться правдой, как рушились принятые "правила игры", и на несчастного бунтаря-Авеля всей своей силой наваливалась Каинова Система.

Здесь писатель ставит вопрос о границах и пределах уступок и компромиссов, вопрос, далеко выходящий, по сути своей, из границ "застойного" времени. Что может человек "уступить", оставаясь самим собой? Оставаясь человеком? Какой еще шажок — может быть, вот именно этот? — превращает тебя из Авеля в Каина?

В романе "Ждите гостя" повествование ведется от лица героя, который не замечает (или не хочет замечать?), как шаг за шагом, компромисс за компромиссом он неуклонно движется от Авеля к Каину. Герою-повествователю, Николаю Марандину, автор дал и ум, и красоту, и увлеченность, но не дал ему (в соответствии с "правдой жизни") нравственного стержня, готовности к жертве ради правды. Поэтому герой-повествователь подпадает под отрицательное обаяние своего непосредственного начальника в каком-то НИИ Ивана Тенаря. И ни тот ни другой не сознают, что жизнь — одна, что она трагична и беспощадна независимо от внешней ватной лжи — каких бы то ни было эпох "застоя". Сквозь пошлые дрязги столичного института просвечивает вечная архетипическая основа, которую не дано понять ни одному, ни другому герою, а ведь они соответствуют двум легендарным образам Дон-Жуана: Дон-Жуан де Маранья (изменник и предатель, но совестливый, каждый раз искренне любящий и обреченный на вечное раскаяние) и Дон-Жуан де Тенорьо (самодовольное и самоупоенное зло, обреченное каменной деснице Командора).

Так называемый "застой" унижал человека не только государственно, но и бытийно, заставлял его забывать не только о том, на что он имеет право как гражданин, но и о том, на что он имеет право как неповторимое мыслящее, страдающее существо, ищущее собственный путь.

В прозе М. Холмогорова неизменно заявлено жесткое противостояние — лжи и правды, компромисса и верности, извечного и привнесенного — отсюда и мотив двойничества: Москва юности и надежд трагически сопрягаетс с Москвой — столицей эпохи лжи.

Гневный сарказм, водящий пером автора в повестях "Ушелец" и "Завет", не дает остановиться вовремя, поэтому повести, заключающие книгу, кажутся, увы, растянутыми.

Что же касается самой полиграфии, то очень печально, что уже третий читатель, который попросил у меня томик "Авелевой печати", вынужден был оправдываться: "Нет, нет, я читал аккуратно, но страницы сами выпадают!"

Е. Иваницкая



Пользовательское соглашение  |   Политика конфиденциальности персональных данных

Условия покупки электронных версий журнала

info@znamlit.ru