Анна Голубкова
Поэтическая библиотека. — М.: Арион, Мир Энциклопедий «Аванта+», Астрель
Новые классики
Поэтическая библиотека. — Совместный проект журнала поэзии “Арион” и издательств “Мир энциклопедий Аванта+” и “Астрель”. — М.: Мир энциклопедий Аванта+, Астрель, 2008. —
Вера Павлова. Мудрая дура;
Олеся Николаева. Двести лошадей небесных;
Александр Кушнер. Облака выбирают анапест;
Владимир Салимон. Места для игр и развлечений;
Игорь Иртеньев. Избранное;
Юрий Ряшенцев. Избранное;
Леонид Мартынов. Избранное.
Представляемая серия является совместным проектом журнала поэзии “Арион” и двух издательств — “Мир энциклопедий Аванта+” и “Астрель”. Журнал поэзии — явление крайне любопытное, в первую очередь характерное именно для современной литературной ситуации, потому что если мы обратимся к истории, то вряд ли сможем обнаружить там нечто подобное. Литературный журнал в своей традиционной форме предполагает соединение поэзии, прозы, публицистики и критики. Впрочем, некоторые современные поэты вообще настаивают на разделении поэзии и собственно литературы — в силу, по их мнению, принципиально различной природы этих явлений…
С 1997 года силами журнала “Арион” и его попечителей издается поэтическая серия “Голоса”, представляющая новые стихи современных поэтов. В 2008 году журналом основана серия “Поэтическая библиотека”, продолжающая концепцию учрежденной в том же 1997 году серии “Читальный зал”. В рамках “Читального зала” вышли книга Михаила Синельникова “Обломок” и сборник избранных стихотворений Игоря Шкляревского, но, к сожалению, тогда журнал собственными силами такое издание осуществить не смог.
Название “Поэтическая библиотека” показывает, что в задачу издания входит отражение не складывающихся или только-только сложившихся, а уже вполне устоявшихся поэтических репутаций. Впрочем, и название, и концепцию нельзя считать оригинальными, потому что в издательстве “Время” с 1993 года выходит точно такая же серия, в которой, кстати, также публиковалась книга Александра Кушнера.
В чем смысл, если он, конечно, вообще имеется, такого дублирования — совершенно непонятно, но будем считать, что и “Арион”, и издательство “Время” складывают с двух разных сторон одну большую поэтическую библиотеку.
Вера Павлова — лауреат премии Аполлона Григорьева за 2000 год. Известность этого поэта когда-то имела несколько скандальный оттенок, однако к настоящему времени стало вполне понятно, что Вера Павлова по праву занимает свое место в современном поэтическом пантеоне. В серии “Поэтическая библиотека” вышла ее восьмая книга, в которую включены стихи 2006—2007 годов. Название книги — “Мудрая дура” — является, с одной стороны, оксюмороном, с другой стороны, напоминает об античных диалогах и библейских притчах, придавая книге глубокий метафизический смысл. Каждое мгновение в этом контексте оказывается у Павловой соединенным с вечностью, каждое чувство имеет свое отражение во внечувственном, каждое переживание отсылает чуть ли не к платоновским прообразам всего происходящего, и все вместе указывает на вечные смыслы и непреходящие ценности. Жизнь, смерть, время становятся у Павловой такими же лирическими персонажами, как и сама героиня стихов — вечно ищущая, ошибающаяся, любящая и ненавидящая, забывающая существенное и помнящая мельчайшие легковесные подробности когда-то случившихся событий.
Никто не ждет. Никто не гонится.
Не подгоняет. Не зовет.
Смерть — просто средство от бессонницы,
бессонница наоборот.
Олеся Николаева — лауреат двух премий: им. Б. Пастернака и национальной премии “Поэт” за 2006 год. Серия представляет читателю ее девятую поэтическую книгу, в которую вошли стихи 2003—2007 годов. Книга названа “Двести лошадей небесных”, что сразу же рождает ассоциацию с небесной ангельской конницей, во весь опор несущейся на битву со злом. Если Вера Павлова — поэт уязвимого женского мира — выходит на метафизический уровень именно через женские ощущения и переживания, то в стихах Олеси Николаевой “женского” в этом отношении не так уж много. Ее стихи — цельные, страстные, исполненные пророческого пыла, даже воинственные — сразу же оказываются за пределами привычных гендерных определений. Впрочем, аналогию этому женскому типу можно усмотреть в Жанне д’Арк, боярыне Морозовой, кавалерист-девице Надежде Дуровой или же в многочисленных типах “воительниц”, которых так любили изображать русские бытописатели XIX века. В этом типе в первую очередь пленяет, конечно же, цельность — ни сомнения, ни раздвоенность, ни постоянные метания от бездны вверху к бездне внизу представительницам этого типа неведомы. И это даже хорошо, потому что после всей модернистской неоднозначности и извилистости художественного мышления, после экзистенциального отчаяния литературы абсурда такая поэзия производит впечатление свежего ошеломляющего душа, как будто в томительный жаркий день на тебя внезапно вылили ведро прохладной и чистой колодезной воды.
С точки зрения содержания стихи Олеси Николаевой тоже вполне актуальны — разумеется, в первоначальном смысле этого слова, а не в том, который вкладывается в него поэтической критикой в последние два-три года. Олеся Николаева пишет о том, что современно всегда, — о вечных ценностях — вере, любви, надежде, о твердых нравственных принципах.
Собирается кость к кости и сустав к суставу.
Жила с жилой сходится, левой руке и правой
предначертано: этой — запад, а той — восток.
Хищник рыщет, лукавый, как лев, рыкает,
но такой хитроумный хрусталик в глазу сверкает,
словно он достоверно видит, что с нами Бог.
Александр Кушнер — не просто лауреат многочисленных премий (Государственная премия России 1995 года, премия “Северная Пальмира” 1995 года, Пушкинская премия фонда А. Тепфера 1998 года, Пушкинская премия РФ 2001 года, первое присуждение национальной премии “Поэт”), но и, как указывает аннотация, “живой классик”. Такое определение сразу же ставит поэта высоко над современным литературным процессом, что значительно ограничивает возможности критического суждения. И потому отмечу только, что в книгу “Облака выбирают анапест” вошли стихи 2005—2007 годов, хорошо вписывающиеся в русло того, что было уже сделано Александром Кушнером прежде. Здесь и виртуозное владение формой, и то самое “устойчивое интеллектуальное начало”, о котором писала Лидия Гинзбург, и постоянный выход из быта в бытие — через мелочи жизни в пространство трансцендентного, и осознание своего равенства и полноправного существования в контексте русской классической культуры.
И Анненский теперь не то что молодым
В сравнении со мной, но точно, что не старым
Мне кажется — и мне не страшно было б с ним
По Царскому Селу пройти сырым бульваром.
Владимир Салимон — лауреат Европейской премии Римской академии им. Антоньетты Драга (1995) за лучший поэтический сборник и поэтической премии Романской академии. В серии “Поэтическая библиотека” вышла его четырнадцатая книга, в которую включены стихи 2006—2007 годов. Книга названа “Места для игр и развлечений”, и, в общем-то, ее содержание вполне соответствует названию.
Я соскучился по лету пионерскому,
по густому киселю и жидкой каше,
по всему тому дурацкому и мерзкому,
что казалось мне всего милей и краше.
В аннотации указано, что внешняя простота стихов Владимира Салимона является обманчивой и что пристальный взгляд читателя сможет при желании найти там и виртуозную поэтическую технику, и глубокий взгляд на мир, и парадоксальное лирическое мышление. Взгляд же не очень пристальный, каковым по необходимости является взгляд рецензента поэтической серии, сразу отмечает, что деление на стихотворения у Салимона во многом является условным. На самом деле все стихи, включенные в эту книгу, так хорошо сочетаются друг с другом, что можно считать их не сборником отдельных стихотворений, а частями одной большой поэмы, которую автор, судя по всему, пишет всю свою жизнь.
Остальные три книги серии представляют избранные стихи поэтов известных, однако премиями пока не отмеченных, поэтому каждую книгу предваряет предисловие, в котором дается краткая характеристика творчества данного автора. Виктор Куллэ в своей статье назвал Игоря Иртеньева “одним из наиболее известных стихотворцев нашего времени”. Безусловно, этой популярности весьма способствует многолетнее сотрудничество поэта с различными средствами массовой информации. Однако, по мнению Куллэ, популярность такого рода не столько помогает, сколько мешает читательскому восприятию стихов Иртеньева. Предшественниками поэта Куллэ называет Козьму Пруткова, Сашу Черного, Михаила Зощенко, Владимира Уфлянда и также отмечает плотность интертекстов, характерную практически для каждого стихотворения.
Есть точка в космосе с названьем кратким “ru”,
В которой я завис давно и прочно.
Боюсь, что в этой точке и помру.
Боюсь, что весь, хотя не знаю точно.
Как видим, Игорь Иртеньев работает в первую очередь с устойчивыми формулами, намертво засевшими в памяти читателя со времен школьного курса литературы. Скорее всего, автор предисловия действительно прав — популярность стихов Игоря Иртеньева связана не столько с регулярным появлением их автора на телевидении и в массовой периодике, но и с тем самым моментом радостного узнавания, на который оказывается способно большинство населения Российской Федерации, не пренебрегавшее в свое время школьными уроками.
Еще одна книга представляет избранное известного сценариста, поэта, автора текстов песен из всенародно любимых фильмов “Три мушкетера” и “Гардемарины, вперед” Юрия Ряшенцева. Илья Фаликов во вступительной статье отмечает особую легкость — как творческого пути Ряшенцева, так и его стихов. По мнению автора статьи, этому поэту “чужды распад, лжеапокалипсис, море истерических соплей, затопившее нынешнюю словесность”. И с этим мнением довольно-таки сложно не согласиться, особенно если учесть опыт работы автора над песнями, давно уже ставшими народными. Фаликов называет поэзию Юрия Ряшенцева сугубо эмпирической и эротической, а также находит в ней близость к позднему Пастернаку и ритмическое своеобразие, напоминающее стихотворения Михаила Кузмина. Вероятно, все это так, однако при первом же обращении к стихам, помещенным в этот сборник, внимание на себя обращает их музыкальность — даже вроде бы и не предназначенные для этого стихотворения как бы просят положить их на музыку.
Луна светила так, как будто
ей предстояла казнь под утро,
а так хотелось весь свой свет
плеснуть из таза ясной меди
на землю накануне смерти,
плеснуть на землю и — привет!
Такое стихотворение очень легко представить поющимся у костра под гитару после трудного трудового дня каким-нибудь бородатым геологом или археологом. Современные литературоведы, впрочем, до сих пор не пришли к однозначному выводу, можно ли считать тексты, написанные для исполнения под музыку, полноценными стихами. Возможно, что решить эту проблему сможет помочь новая книга Юрия Ряшенцева.
Последняя книга серии, предисловие к которой написано Игорем Шайтановым, посвящена наследию классика советской литературы поэта Леонида Мартынова (1905—1980). Конечно, утверждение И. Шайтанова о том, что при жизни поэта не прерывалось прямое наследование по линии футуризма, может показаться и излишне категоричным, однако нельзя не отметить, что поэзия Серебряного века оказала значительное влияние на формирование поэтики раннего Леонида Мартынова, что очень осложнило его путь к широкому читателю.
Вы поблекли. Я — странник, коричневый весь.
Нам и встретиться будет теперь неприятно.
Только нежность, когда-то забытая здесь,
Заставляет меня возвратиться обратно.
(“Нежность”, 1924)
Популярность и признание пришли к Мартынову только в середине 1950-х годов — во времена “оттепели”. Данный сборник, однако, дает редкую возможность проследить творческий путь поэта практически от начала и до его завершения. Впрочем, творчество Леонида Мартынова достаточно неплохо исследовано, проводятся даже регулярные конференции — Мартыновские чтения в Омске. Но наилучшее свидетельство признания — это то, что его стихи до сих пор — а прошло уже почти тридцать лет со дня смерти поэта — интересны самым разным читателям — и наивным, и вполне искушенным.
Все семь книг, вышедшие в серии “Поэтическая библиотека”, очень разные, подчас чуть ли не противоположные по своей поэтике и содержанию — взять, к примеру, стихи Веры Павловой и Олеси Николаевой. Объединяет их одно: полученное признание. Именно на признание современников (в случае Леонида Мартынова — также и потомков), судя по всему, и ориентировались составители серии. И это, наверное, правильно, потому что иначе очень трудно было бы составить общую картину того, что нужно современному читателю и что им активно востребовано. А востребована, как видим, во-первых, поэзия женская — по основной тематике стихотворений; во-вторых, поэзия проповеднического толка; в-третьих, поэзия подчеркнуто интеллектуальная, но при этом — вполне традиционная и достаточно тонко вписанная в контекст русской классики XIX—XX веков; в-четвертых, поэзия юмористическая с далеко не юмористическим подтекстом; в-пятых, поэзия, тесно связанная с опытом восприятия общеизвестных текстов и мелодий; в-шестых, поэзия, помогающая современному читателю усвоить достаточно сложный опыт Серебряного века, способная произвести своего рода адаптацию поэтических достижений той эпохи. Все это очень хорошо описывает горизонт ожиданий и рецептивные возможности наших современников, делая “Поэтическую библиотеку” действительно весьма представительным изданием.
Анна Голубкова
|