Мая Ульрих. — Martin Walser. Ein liebender Mann. (Мартин Вальзер. Влюбленный мужчина). Siegfried Lenz. Schweigeminute. (Зигфрид Ленц. Минута молчания)

Весной 2008 года в Германии вышли две книги, авторы которых широко известны в России. Это роман Мартина Вальзера “Любящий мужчина” и повесть Зигфрида Ленца “Минута молчания”. Их новые произведения удивительно вписались в контекст времени: в стране идет реформа образования, инициатором и попечителем которой выступила канцлер Германии Ангела Меркель. Акцент ставится на повышении уровня просвещенности школьников, на приоритете формирования у них внутреннего сопротивления “идолу” развлекательности, рыночной рекламе легковесного образа жизни.

Роман Мартина Вальзера “Любящий мужчина” посвящен последнему источнику вдохновения Гёте Ульрике Леветцов — одной из дочерей известного аристократического семейства, проводившего, как и Гёте, лето 1823 года на курорте Мариенбад. Роман представляет собой диалоги Гёте и Ульрике во время прогулок, а также его письма к ней. В диалогах Ульрике, воспитанница “послереволюционного французского интерната Его Королевского Высочества”, проявляет незаурядную эрудицию: Гёте говорил с девушкой и о своем “анти-ньютонстве, и о проблемах физики и химии, он доверительно рассказывал ей о создании романа в письмах “Страдания юного Вертера”, делился с ней мыслями из своего “Учения о цвете” — и находил отклик. Она умела слушать и с любопытством расспрашивала его о саде в Веймаре, о науке палеоботанике, о его любимых растениях... Ей интересна была личность Гёте. Иногда разговоры принимали форму философской дискуссии, когда каждый высказывал свое отношение к Наполеону, например, или Сенеке; мнение о нравственной стороне Реформации или об американизации Мариенбада (Sic! Лето 1823 года!). Семидесятитрехлетнему Гёте было интересно разговаривать с девятнадцатилетней Ульрике — вот главная мысль книги. Великосветская мишура курорта их не касалась, “высота собеседничества” была главным в их отношениях. Непосредственно после отдыха он создает свою знаменитую “Мариенбадскую элегию” (в полное собрание сочинений Гёте она вошла просто как “Элегия”), посвященную Ульрике Леветцов, позже заканчивает II часть “Фауста”, “Годы странствий Вильгельма Майстера” и последнюю IV часть автобиографии “Поэзия и правда” — во всех этих произведениях можно уловить отзвуки того увлечения.

Мартин Вальзер воссоздал в романе удивительную ауру одухотворенного бытия. В описываемой им действительности постоянны концерты классической музыки, чтение стихов, споры о произведениях живописи, обсуждения открытий ученых. Персонажами книги стали известные люди того времени (все имена в романе подлинные): ученый-испытатель Штернберг, личный врач Гёте Ребайн, прототип повести Гёте “Мужчина пятидесяти лет”; известный ученый Гумбольдт, польская пианистка и композитор Мария Шимановска, шведский химик Берцелиус, учивший Гёте с помощью специального прибора обнаруживать в камнях следы титана; певица Анна Паулина Мильдер, покорявшая своим пением Вену и Берлин и исполнившая в Мариенбаде специально для Гёте партию Леоноры из оперы Бетховена “Фиделио”… Все это люди, о которых хочется узнать больше, чем о них пишет Вальзер, что делает книгу особенно интересной для тех, кто любит рыться в словарях и энциклопедиях, доходить до самой сути.

Есть в книге весьма знаковый эпизод: Гёте рассказывают о дочери Джорджа Байрона Аде Байрон — девочке-вундеркинде, мечтающей создать вычислительную машину, то есть будущий компьютер. Гёте воспринял Аду Байрон как символ будущего, а свою работу символически назвал музеем…

Заключительную главу книги составляют письма Гёте Ульрике после его возвращения в Веймар. Письма Гёте — это жалобы о “страданиях старого Вертера”, лишившегося общения с Ульрике. Но зерно этих писем — творческая история создания “Элегии”.

Среди писем Гёте Ульрике есть главка, которая называется “Письмо Ульрике Гёте”, написанная Вальзером на взлете авторского сопереживания герою. Она не содержит текста письма Ульрике, а передает внутреннее состояние Гёте, его осмысливающего. Гёте не обманулся: только Ульрике смогла понять это стихотворение. Из комментария к “Элегии” в пятом томе Собрания сочинений Гёте 1956 года издания: 16 ноября 1823 года Гёте поведал Эккерману: “Вы видите продукт высочайшего страдания. Я написал это стихотворение непосредственно после отъезда из Мариенбада под свежим впечатлением пережитого. Писал в дороге при каждой остановке экипажа. Чувство обрушилось на меня, как освежающий ливень”. На замечание Эккермана, что стихотворение весьма своеобразно и отличается от всех других его стихотворений, Гёте ответил: “Это оттого, что в стихотворении воссоздается настоящее. Это мое сегодня”. “Элегия”, посланная Ульрике в числе других писем, согласно завещанию графини Ульрике Леветцов была вместе со всеми письмами Гёте помещена в серебряную капсулу и положена в гроб рядом с ее прахом. Случилось это 12 ноября 1900 года. Она пережила Гёте на 68 лет.

И еще об одной особенности романа Мартина Вальзера — о проявившемся в нем мелодическом даре автора. Интонация фразы, звучание слов, лексика, мягкий лиризм — все это подчинено характеристике персонажей. Именно эта особенность дала возможность некоторым немецким рецензентам признаться, что кому-то в романе Вальзера слышались звуки “картинок с выставки” Модеста Мусоргского, кому-то — “Allegro maestato” из Первого фортепианного концерта Фридерика Шопена.

Но при всем этом не могу не сказать о том, что отношу к просчетам автора: об обнаженности воссоздания глубоко интимного чувства Гёте к Ульрике. Сладострастные взгляды, прикосновения, поцелуи, наконец, письменное предложение Ульрике стать его женой и брачный контракт, которые Гёте посылает на имя матери Ульрике, а та просчитывает до мелочей выгодность такого замужества дочери. К счастью, Ульрике отказывает. Но эти эпизоды досадно диссонируют с общим духовным настроем книги, как бы заземляют то возвышенное, которое и составляет художественную целостность романа.

Повесть Зигфрида Ленца “Минута молчания” написана в другом интонационном ключе. Если большая часть романа Вальзера проникнута чувством счастья обретения, то основная эмоция повести Ленца — горечь утраты. Но доминанта та же: сопротивление обезличиванию человека, подгонке его под трафарет рыночной индустрии.

Ленц начинает свою повесть с развязки: в актовом зале гимназии имени Лессинга проходит траурное собрание учеников после похорон трагически погибшей во время шторма учительницы английского языка. Развязку автор делает рефреном — ею перемежаются рассказы-новеллы гимназиста Кристиана об этой учительнице, Стелле Петерсен, и своем чувстве к ней. Уроки ее отличались творческим подходом к предмету, занятия выходили далеко за рамки изучения языка — они погружали гимназистов в мир людей, для которых английский был родным языком. Но в подтексте они учили подростков жить. С увлечения занятиями началось увлечение Кристиана учительницей. Наступили летние каникулы, во время которых Кристиан встречается со Стеллой, встречи перерастают в дружбу-любовь. Новеллы Кристиана — это сочетание романтической увлеченности с тонкой поэтизацией обыденного: море, пляж, игра в волейбол и катание на лодке, застольные кампании друзей и знакомых, беседы вдвоем… Десятки персонажей этой многолюдной повести воспринимаются как живые — каждый со своими проблемами и повседневными заботами. Отец Стеллы, бывший радистом на бомбардировщике во время войны, прошедший через лагерь военнопленных и работавший уже в мирное время на ферме. Мать Кристиана, домохозяйка, ревниво наблюдающая за увлечением сына. Соседская девочка-подросток, влюбленная в Кристиана и мечтающая учиться у фрау Петерсен. Директор школы, одноклассники, спортсмены, рыбаки — все эти люди живут в условиях рыночной экономики с ее утилитаризацией бытия (можно догадываться, что события происходят на территории бывшей ГДР), но это не отменяет для них долга оставаться благородными, сохранять чувство такта, заботиться о том, как их поведение сказывается на других. Образ Стеллы, живущей среди этих людей, — своеобразный магнит, притягивающий к себе. Но ключевыми являются разговоры Стеллы с Кристианом о романах Оруэлла “Скотный двор” и Фолкнера “Свет в августе”. С юношеским запалом и восторгом говорит о революции зверей, стремящихся к свободе и независимости в романе “Скотный двор”, Кристиан. Стелла спокойно и убедительно заостряет его внимание на другом: на издержках революции, на борьбе классов, которая всегда приводит к террору, стремлению властвовать. Правда, и властвовать можно по-разному — волей бездуховного прагматика или авторитетом внутренне богатой личности... Когда Кристиан попросил Стеллу рассказать о книге Фолкнера “Свет в августе” — ее любимом литературном произведении, — он услышал рассказ не о судьбе метиса Кристаса, убившего свою белую сожительницу и за это отвергнутого людьми белой расы, а о дикой природе долины Миссисипи, где властвуют медведи и олени, где опоссумы и ядовитые змеи чувствуют себя в своей стихии... Природа олицетворяет для Стеллы “божественную силу, которой дарованы нам великие и драгоценные обетования, дабы вы через них содержались причастниками Божеского естества, удалившись от господствующего в мире растленья...” (2 Пет. 1,4).

Волею автора Стелла погибает. Осмелюсь предположить, что Ленц прибегнул к этому, желая не только придать повести эмоциональный накал, но и напомнить, что человек смертен, и остается от него — добрые дела и благодарная память живых. Или ничего не остается.

И Мартин Вальзер, и Зигфрид Ленц настоятельно проводят в своих произведениях мысль о том, что внутренняя, интеллектуальная жизнь приносит человеку больше счастья, чем простые обывательские развлечения. Обе книги можно смело отнести к “эстетике сопротивления”, памятуя об одноименном романе Петера Вайса. У него — сопротивление идеологии фашизма, у Вальзера и Ленца — власти рыночной идеологии.