Илья Анпилогов

Жизнь под газом

Об авторе | Илья Владимирович Анпилогов 1982 г.р. живет в городе Щигры Курской области, работает оператором систем спутниковой связи. С 2002 года выступает как журналист в центральных и местных изданиях.

“Как вы судно назовете, так оно и поплывет”, — гласит устами книжно-мультяшного капитана Врунгеля народная мудрость. Поэтому, если при въезде в город на дорожном указателе фигурирует слово “грязь”, то можно не сомневаться в состоянии его улиц. Тем более что состоит он из одних окраин...

Выяснить, каким образом городу так “повезло” с названием, довольно сложно, так как местные краеведы работают строго в те часы, когда все добропорядочные граждане добывают средства к существованию, а по субботам — воскресеньям в городе всеобщий выходной, поэтому по поводу названия есть только версия местного бомжа.

Проезжало здесь некое историческое лицо, и его возок вдруг надолго замер, а на вопрос о причине водитель гужевого транспорта ответил длинной фразой, из которой лицо только и поняло: “Грязь…е…в…ец!”. Об этом оно сделало запись в своем дорожном дневнике: “Грязовец остановил нас в сорока верстах от Вологды” (буквы “е” в широком обиходе тогда еще не было). Подозревают, что этим историческим лицом мог быть царь Александр I Победитель, который, перед тем как помереть в Таганроге, бывал проездом в этих местах.

Как бы то ни было, но если в книге рекордов есть соответствующая номинация, то у этого города хорошие шансы на победу: вдоль грязных улиц стоят такие же грязные пятиэтажки, между которыми бродит шибко выпивающий народ в немарких одеждах, а над неухоженным зданием государственных служб судорожно бьется потрепанный жизнью российский флаг.

Выпивают тут — от мала до велика. Пьяной компанией подростков во всей России никого не удивишь, а вот хмельные старушки — это уже местная экзотика. Поэтому кабаков в городе намного больше, чем церквей. Вернее, церковь здесь всего одна, такая же маленькая и жалкая, как и сам город.

Хотя пьют тут и много, но делают это безо всякого аппетита, а так, больше по инерции: “Отцы гудели — и нам велели…”, — да и повальное пьянство — тезис спорный. Просто населения в городе стало меньше, пьянь заметнее, вот и кажется, что пить стали больше.

На самом деле интересуются тут не только водкой.

В местной библиотеке, например, образовалась целая очередь записавшихся на детективы. Правда, состоит очередь в основном из женщин, которые жаждут хотя бы в книгах увидеть крепких и справедливых, железной рукой ставящих на место наглых и жестоких… Грязовецкая библиотека — это уникум районного масштаба. Она огромна и тиха. Такое ощущение, что бурные волны новейшей истории, ударившись о ее порог, рассыпались мелкой пылью на книжных стеллажах, найти можно практически все, что для книголюбов — сладкий ад.

Да и чтобы пить — надо работать.

Когда-то народ жил под сенью градообразующих предприятий, коими являлись тут машиностроительный завод и железнодорожная станция с депо, а находившаяся в 25 километрах газокомпрессорная станция давала работу лишь небольшой группе горожан, но считалось это довольно престижным, хотя слесарь — он и на “каэске” слесарь.

Нагрянувшая новая экономика быстро все изменила.

Сначала рухнул вместе со всей бомбово-танковой промышленностью Советского Союза машиностроительный завод, не сумевший перестроиться на выпуск какой-нибудь побочной продукции мирного назначения. Сейчас на нем работает одно лишь заводоуправление, так как, по словам одного бухгалтера: “Убытки тоже надо кому-нибудь считать”.

Затем пошла под откос железнодорожная станция, которую акционеры Российских железных дорог низвели до уровня полустанка, посчитав нерентабельной. Когда дело касается прибыли, акционеры всегда лучше знают, что народу нужно.

Существовал в этих краях еще один традиционный вид заработка — это охрана лагерей, которых всегда было много в северных лесистых местах. Однако спившиеся мужики давно и напрочь потеряли допуск ко всякому оружию, а женщины, обремененные хозяйством, мужьями и ребятишками, могут охранять лишь близлежащие зоны. Поэтому легендарный “вОлОгОдский кОнвОй”, который шутить не любит, давно уже “преданье старины глубокой”.

Одна зона находится прямо в черте города. Служить там мечтает каждый среднестатистический горожанин, потому что это не только хороший оклад, твердый побочный доход, но и пенсия (и приличная) в расцвете сил. Да еще рядом с домом! Однако морозить сопли на вышках зоны пригоняют солдат-срочников с другого конца страны, так как экстерриториальный принцип защиты отечества свят и нерушим в нашем государстве.

В этих условиях значение компрессорной станции резко возросло. Тем более “Газпром” вдруг обнаружил, что в стране, кроме газодобывающих районов, есть еще и газопотребляющие места, поэтому от Грязовецкой КС потянулись щупальца трубопроводов в дикие архангельско-ярославские края. Все это требовало рук, и освободившиеся в результате реформ грязовецкие жители были как нельзя кстати. Работа на “каэске” стала не только престижной, ею дорожат. Если вдруг транспорт из города на станцию не пошел, то народ готов бежать многокилометровый марафон, но на работе быть вовремя.

Кроме того, “Газпром” стал участвовать в жилищном строительстве для своих сотрудников. Строителю-то хватит и барака 30-х годов недалеко от станции, который приспособили под общежитие, а для обслуживающего станцию менеджера нужно приличное жилье.

На этом вся связь грязовецкого народа с “достоянием нации” и заканчивается, потому что газифицирован город по минимуму, а основное топливо здесь — дрова и курной воркутинский уголь, от которого висит над городом удушливый смог, так как труб здесь почти столько же, сколько и жителей.

Часто к запаху смога добавляется тяжелый дух пожарища. Горят тут много и смачно: старинный добротный дом с по-северному высоким цоколем буквально на глазах превращается в кучу обгорелых бревен. Причина одна — “нарушение правил пожарной безопасности”, что в переводе с суконного на русский означает: “пьянка”. Да и древний способ отопления тоже берет свое.

Огонь добивает то, на чем еще стоит грязовецкая жизнь, потому что ни машзавод, ни железная дорога, ни “каэска”, хотя и дают горожанам работу, не являются основными средствами их существования. Все это лишь способы добывания расходного капитала и пенсии. Правда, самые денежные мужики — это браконьеры. Ведь леса тут еще есть. Недаром для главной елки страны — “кремлевской” — дерево традиционно рубили в этих местах. Что добывают браконьеры в вологодских лесах, знает лишь “медведь-прокурор”, поскольку прямо за городской чертой начинает действовать “закон — тайга”, а браконьерские деньги тут же оседают в местных кабаках, поэтому они трудны, но ненадежны.

Надежный же источник местных жителей — это хозяйство. Поэтому основными сооружениями в городе являются не жилые дома и казенные учреждения, а сараи, сеновалы, клети. Даже пятиэтажки смотрятся дополнениями к любовно выстроенным хозяйственным постройкам.

Все это окружено огородами.

Огороды здесь — целые комплексы с теплицами, высокими грядками, компостными ямами и другими приспособлениями, дающими возможность получать максимум урожая с минимума площади. И дело совсем не в том, что каждая “сотка” земли на одной седьмой части суши зажата в хищной длани власти. Просто на скудных северных почвах не так-то просто что-либо вырастить

Здесь нужен труд, а для труда, да еще и тяжелого, нужны молодые да здоровые, но они-то как раз и не хотят надолго задерживаться на грязовецких огородных плантациях, так как знают из опыта своих родителей: вилами в навозе ничего себе не найдешь, только себя израсходуешь, а “жизнь совсем хорошую” дают должность и голова. Первый шаг к этому — образование.

На “далеко учиться” денег в городе нет, поэтому за знаниями едут в Петрозаводск. Быть карельским студентом с недавних пор стало опасно: студенчество посмело иметь свое мнение о политике верховной власти в стране, попало в категорию “ненаши” и теперь узнает из прессы много нового о себе. Правда, вологодского масла толченым стеклом они еще не портили, как это положено вредителям всех времен и народов, но вопрос о том, на чью мельницу они воду льют, уже поставлен ребром.

Однако рывок к образованию это не остановило, поэтому город стремительно стареет, и похороны тут гораздо чаще, чем свадьбы.

Вот такой он, город Грязовец, настолько соответствующий содержанием своему названию, что даже из водопроводных кранов здесь течет желтая болотная жижа.