Виктор Кузнецов

Российская модернизация: Размышляя о самобытности. Под редакцией Э.А. Паина и О.Д. Волкогоновой

Эта книга, бесспорно, интересна всем, кому небезразлично прошлое, настоящее и, особенно, будущее России.

Настоятельную необходимость модернизации российской жизни отрицают сегодня лишь те, кого страшит, как пел А. Галич, “растленное влияние Запада” — национал-“патриоты” и красно-коричневые.

В ХХ веке страна наша зашла и завела с собой еще четырнадцать бывших союзных республик в такие дебри, откуда выбраться не оборвавшимися, не израненными или хотя бы не поцарапавшимися невозможно. Ни одной стране мира никогда ничего подобного не выпадало. Жертвы лагерей, голодомора и раскулачивания исчисляются у нас миллионами. Вместе с погибшими во Второй мировой войне они образовали огромную демографическую яму. А те, кто выжил, оказались битыми... Только отнюдь не такими, за которых дают по два небитых.

Теперь нам приходится модернизировать свою страну таким же неведомым никому путем.

Авторы входящих в книгу статей — известные и признанные отечественные специалисты в различных областях социальных наук; среди них и профессор Джорджтаунского университета (США) Харли Балзер. В основу каждой статьи положены развернутые доклады на постоянном научно-техническом семинаре “Особенности российской модернизации”, проводимом с 2004 года Товариществом выпускников Института Кеннана.

В первом разделе подробно анализируются природа и сущность российской самобытности. Профессор Государственного университета — Высшей школы экономики Эмиль Паин решительно отвергает пафос исторического фатализма, пронизывающего взгляды традиционалистов: “Глобализация определяет необходимость некоторых общих правил совместной жизни на планете и единого вектора развития, хотя и ограниченного в своей универсальности весьма узким набором общих признаков”.

России, особо подчеркивает он, предстоит преодолеть “…проблему фрагментарной, т.е. неравномерной и диспропорциональной, модернизации, уменьшающей привлекательность нашей страны в качестве партнера в мировом взаимодействии, а также ослабляющей ее конкурентоспособность в соревновании государств-наций”.

Фрагментарность модернизации, отмечает он далее, “…усиливается тем, что верхушечный слой, заменяющий России элиту, имеет возможность произвольно производить селекцию многих элементов новаций, примитизировать их, имитировать внедрение, подменяя их сущность суррогатами, а также воздействовать на массовое сознание, конструируя образы новаций как инородных, чуждых, навязанных и сопряженных с разнообразными угрозами для России”. В этой связи перспективы перехода от фрагментарной модернизации к целостной представляются ученому крайне ничтожными: “Оптимистичными выводами относительно возможности такого перехода пока не балуют нас даже либеральные мыслители-модернисты, верящие в прогресс”.

Элита как лидер общества, констатирует Э. Паин, в России не сложилась. Он прогнозирует рост социального недовольства в стране, обусловленный тем, что действие социального наркоза, лошадиными дозами вливаемого в население, — сравнения нынешнего положения с эпохой Ельцина, объявленной временем хаоса и нищеты, — заканчивается. Но надеется, что угроза социального взрыва способна подтолкнуть власти к поэтапным позитивным переменам и, в частности, к появлению полноценной элиты. Этому в свою очередь может способствовать и отказ интеллигенции от известного горьковского принципа служения государству пушкинским “И долго буду тем любезен я народу, что чувства добрые я лирой пробуждал”.

Гораздо менее оптимистичен прогноз профессора Ольги Волкогоновой, возглавляющей в МГУ кафедру философии естественных факультетов. Существование империи возможно только при жесткой централизации и авторитарном контроле над обществом. Приученное к гнету российское население участвует в общественных процессах вынужденно, и модернизация всегда начиналась у нас исключительно “сверху” — по инициативе определенной части политиков, сопоставляющих свою страну с Западом. Наряду с кризисом прежней (традиционной на пройденном этапе) государственности у нас непременно усиливается контроль государства над обществом: происходит “укрепление властной вертикали” и возрастает роль номенклатуры.

Всевластию российской бюрократии как причине незавершенности столь необходимых стране реформ посвящена статья доцента кафедры социальной философии МГУ Владимира Кржевова, анализирующего попытки отечественной модернизации — начиная с петровской и екатерининской. Особо отмечает он, что в России “…со времен императора Николая I чрезвычайно популярна конспирологическая версия, охотно тиражируемая пропагандистами официозной идеологии”.

Колеблющими устои Отечества преобразователями у нас обыкновенно объявляются “…прозападно настроенные индивиды и группы, чуждые глубинной народной культуре и потому легко соблазняемые внешним благополучием иной цивилизации”. Фиксируя привычку большинства россиян к “твердой руке” и “сильной власти” и неприятие принципов “правового государства” и либерально-демократических ценностей, автор спрашивает читателя: “Почему же все-таки на протяжении минимум двух последних столетий в России не раз и не два предпринимались попытки радикального реформирования системы управления?” И показывает, что довольствоваться примитивным клише о злокозненности “агентов чуждых влияний” становится все труднее.

Одновременно, утверждает В. Кржевов, “…нельзя не видеть, что та же власть (пусть в лице других своих представителей) неизменно сворачивала ею же начатые реформы, а то и уничтожала их еще неокрепшие плоды”. Правительство, непродолжительное время выглядевшее “европейским”, быстро возвращалось к облику “азиатского деспота”.

События последних лет не позволяют считать, что в России начала XXI века идет авторитарная модернизация, способствующая качественному социально-политическому и технологическому обновлению общества. Причины очередного срыва в контексте современной российской политики анализирует главный редактор журнала “Мировая экономика и международные отношения” Андрей Рябов, а доцент кафедры публичной политики Государственного университета — Высшей школы экономики Алексей Зудин предпринимает попытку увязать традиционализм и политические инновации.

В следующем разделе “Основные ракурсы российской модернизации” проблема рассматривается с позиций демографии (директор Института демографии Государственного университета — Высшей школы экономики профессор Анатолий Вишневский), экономики (директор Центра исследований постиндустриального общества, доктор экономических наук Владислав Иноземцев), социологии (доктора философских наук Лев Гудков и Борис Дубин) и культурологии (главный научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН, доктор исторических наук Виктор Шнирельман).

Л. Гудков и Б. Дубин подчеркивают, что представления российских интеллектуалов о Европе никогда не были адекватными из-за того, что “…блокировались стереотипами национального самосознания русских”. Запад вызывал у наших соотечественников “…самые противоречивые чувства — зависть, восхищение, стремление подражать или заимствовать и отталкивание, отчуждение, неприятие, непонимание простейших вещей, очевидных для обычных граждан западных стран”.

В. Шнирельман в статье “Время цивилизации: цивилизационный подход как национальная идея” отмечает, что отсутствие в России быстрых перемен к лучшему и тщетность ожидания солидной материальной помощи из-за рубежа заставили немалое число наших соотечественников вновь воспринимать Европу, и особенно США, как враждебную силу, и твердить о несовместимости западной и российской цивилизаций, о крахе надежд на возвращение в “европейский дом”.

Авторы третьего раздела книги “Россия и мир” сравнивают нашу страну с Западом (ведущий научный сотрудник Института научной информации по общественным наукам РАН доктор философских наук Ольга Малинова) и Китаем (упомянутый выше американский профессор Харли Балзер). Сравнение в обоих случаях оказывается не в пользу России.

Китайское общество, в отличие от российского, без серьезных потрясений пришло к согласию относительно необходимости международной интеграции. Правительство КНР обеспечило поступательный экономический рост провинций хотя бы тем, что “…не мешало местным предпринимателям и не чинило препятствий для развития”.

Китай, как и Россия, быстро сделался ведущей страной-экспортером, но характер китайского и российского экспорта оказался весьма различным. Китай стал глобальным центром перерабатывающего и высокотехнологичного производства, промышленное развитие отсталой прежде страны впечатляет. А Россия осталась мировой нефтяной державой и торгует оружием. Богатство ее целиком зависит от мировых сырьевых цен. Китай же своим ускоренным развитием обязан инновационным реформам, позволяющим догонять развитые страны: “Китайцы создали новые отрасли производства; Россия перераспределила уже имеющиеся. Индустриальное развитие Китая было основано на деятельности муниципальных городских и сельских предприятий и особых экономиче-ских зон. Эти предприятия создавались с нуля, что стало возможно только благодаря привлечению инвесторов и реинвестированию прибыли”.

Демонстрируя недюжинную осведомленность во внутрироссийской ситуации, профессор Х. Балзер говорит об отсутствии инвестиций в производственные и наукоемкие отрасли, о незаинтересованности энергетических компаний в кредитовании бизнеса и об обширной коррупции, не отрицая ее наличия и в Китае. Диспропорциональность в распределении доходов “…негативно сказывается на развитии среднего класса, который мог бы способствовать производству общественных товаров, прозрачности и демократии”. Сопоставление опыта России и Китая позволяет “…предположить, что характер и масштабы коррупции тесно связаны с международной интеграцией. Достижения Китая и упадок, наблюдаемый в России, отражают значительную разницу в ее качестве”. Качество коррупции определяется ее последствиями. “Российские чиновники, согласно Х. Балзеру, “…все время норовят свернуть голову курице, несущей золотые (алмазные, нефтяные) яйца, вместо того чтобы развивать их производство. Китайские же чиновники неустанно заботятся об этой “курице”, хорошо понимая, что без нее иностранцы вряд ли проявят интерес к инвестированию средств в экономику страны”.

Российский и китайский пути анализируются и в статье В. Иноземцева, названной “О невозможности модернизации России”. Убедительность ее заглавного тезиса обнаруживается, например, в сравнении такого символа модернизации, как организация удобств для пассажиров. Скоростные поезда, с 2005 года курсирующие по отдельной ветке между Шанхаем и аэропортом, комфортабельны и современны, чего никак не скажешь об электричке, с помпой пущенной от Савеловского вокзала до станции Лобня, “…откуда, по мнению отечественных чиновников, счастливым пассажирам с их поклажей несложно добраться на переполненных автобусах до аэропорта “Шереметьево”. Напомню, что такая же неудобная электричка (из нее тоже приходится пересаживаться в автобус) практически пустой курсирует между Киевским вокзалом и аэропортом “Внуково”.

В четвертом, завершающем, разделе книги рассмотрены региональные аспекты российской модернизации на примере Нижегородской области (профессор Волжско-Вятской академии государственной службы Андрей Дахин) и Республики Татарстан (директор Института экономических и социальных технологий Казанского энергетического университета Наиль Мухарямов).

Н. Мухарямов подробно описывает современное состояние экономики Татарстана, добывающего 7% российской нефти, производящего 18% грузовиков, 39% — полиэтилена, практически все известные виды каучуков. В республике, которую генеральный секретарь Организации “Исламская конференция” Э. Ихсаноглу назвал самым северным форпостом исламского мира, реализованы крупномасштабные программы, не имеющие аналогов в Российской Федерации: ликвидировано ветхое жилье, газифицированы все сельские населенные пункты, созданы высокотехнологичные нефтехимические производства…

“Татарстан — это готовая реальная модель евразийского сообщества”, — неустанно повторяет президент республики Минтимер Шаймиев. Во многих документах, фиксирующих состояние прав и свобод человека в Татарстане, отмечены гармоничные отношения между носителями ислама и православия, что объясняется влиянием так называемого “евроислама” — так политический советник президента Шаймиева Рафаэль Хакимов обозначил либеральное направление мусульманской философии.

“Евроислам” существенно отличается от “евразийства” (речь о котором идет и во втором разделе книги в статье В. Шнирельмана). Согласно евразийской концепции, Россия — страна православная, и ее цивилизация, базируясь на коллективизме и общинной солидарности, воплощает единую, неделимую судьбу всех народов страны. Татарстан же, согласно “евроисламу”, принадлежит неправославному миру, и индивидуализм и предпринимательство там приветствуются как факторы, способные открыть путь в мировое сообщество. Евроисламисты считают Россию сверхмилитаризованной страной, склонной решать конфликты силой, а это чревато катастрофой (Чечня). Россия, полагают они, должна признать независимость всех своих бывших сателлитов и позволить им жить по-своему. Острые российские проблемы — преступность, безопасность границ — способны, по их мнению, решить не сильная централизованная власть, а, наоборот, демократизация…

Татарстан на деле являет собой пример мирного межрелигиозного сосуществования. Межконфессиональная стабильность, подчеркивает Н. Мухарямов, “…стала одним из главных PR-ресурсов для республики, одним из ее конкурентных преимуществ в международной деятельности вообще и в борьбе за инвестиционную привлекательность в частности”. Евразийство же как одна из форм русского национализма намерено ни в коем случае не допустить татаро-башкирского единства и стремится к расформированию национальных республик и превращению Урало-Поволжья в единый евразийский блок.

Всего волнующего, несущего пищу уму и сердцу, что содержится в этой книге, не перечислить. Авторы вполне справились со стоявшей перед ними задачей. Значение проделанной ими работы неоценимо — особенно сегодня, когда потребность общества в объективной информации и ценностном ориентировании огромна, а возможности распространения таких знаний крайне невелики (тираж рассматриваемой книги всего одна тысяча экземпляров; такими тиражами издают стихи — за счет средств их авторов). И все-таки трудно не согласиться с Эмилем Паиным, что “…при определенных обстоятельствах даже узкие каналы распространения общественной информации оказываются способными конкурировать с широкомасштабными государственными. …Нельзя забывать, что помимо возвратных процессов уже накоплены огромные перемены в социальной жизни России. Самоуважение людей растет, и их отношение к возвратам в прошлое становится преимущественно негативным”.