Валерий Сендеров

Тяжба о цене катастрофы

Об авторе | Валерий Анатольевич Сендеров — математик, публицист, педагог. В гуманитарной области выступает со статьями по культурфилософии, истории, социальным наукам.

В “Знамени” публикуется впервые.

Самой значительной общественно-политической дискуссией последних лет стали споры о школьных учебниках истории. Нет возможности осветить их сколько-нибудь полно: на запрос “А. Филиппов. Пособие для учителя” “Яндекс” дает ответ: около 1200 сайтов. Критерии отбора приводимых здесь цитат связаны в первую очередь с выбором наиболее значительных линий этого все еще не кончающегося спора.

В настоящее время в школах функционируют практически на равных правах несколько десятков учебников истории. Этот набор необычайно плюралистичен. Так, в одном из учебников (сейчас, правда, уже лишившемся рекомендательного министерского грифа) школьникам предлагалось выбрать, считать ли нынешний режим в России автократическим или полицейским. С другой стороны, существующая ситуация позволяет многим пожилым учителям в провинции продолжать преподавание по старым учебникам — еще советских времен. В частных беседах такие педагоги твердо заявляют, что ни возможности, ни желания переучиваться у них нет.

В этой ситуации летом 2007 года президент Путин заявил, что у преподавателей общественных наук — “каша в голове”. “Нас хотят построить!” — такова была резко негативная реакция прессы.

Думается, дело обстоит не столь примитивно. На всей территории России государство выдает аттестаты о среднем образовании единого образца. И стандартизация минимума необходимых для получения аттестата знаний — вполне естественная вещь. Ясно при этом, что критерии знаний — как по естественным, так и по гуманитарным предметам — прежде всего должны быть научными. Однако бесстрастное, объективистское изложение событий недавнего прошлого нереально, вся практика преподавания истории в школе подтверждает этот очевидный тезис.

Поэтому не вопрос о нужности либо ненужности общегосударственной концепции является содержательным, а целый ряд других вопросов.

Каков научный уровень курсов истории, с лета 2007 года решительно внедря-ющихся государством в практику? Какова концептуальная линия этих курсов? Какими методами идет внедрение? Как реагирует общество на этот процесс? Вот вопросы, на которые я попытался отыскать ответ.

Предметом дискуссий стали две книги для учителя, понимаемые как база для разработки адресованных школьникам учебников: А.В. Филиппов, “Новейшая история России. 1945—2006” и “Обществознание: глобальный мир в XXI веке” под редакцией Л.В. Полякова. Первая в основном — четыре главы из шести — посвящена истории советского периода. И именно вокруг этой книги развернулись острые споры. Ясно, что сомнительные оценки сталинизма в пособии Филиппова возбуждают в обществе больше эмоций, чем неадекватное, по мнению многих участников обсуждения, изображение роли Путина в пособии под редакцией Полякова. Но и государство в ходе рассматриваемой здесь дискуссии защищает свои сегодняшние идеологические установки достаточно вяло. Так, В. Путин, в июне 2007 года на встрече с учителями одобривший пособия, 14. 09. 07 в Сочи заявил, что с термином “суверенная демократия” он не вполне согласен (“Газета”, 19.09.07). Когда же речь заходила о событиях уже неблизкого прошлого — тон президента и, соответственно, чиновников становился другим (о том, каким именно, — ниже). Поэтому — сосредоточимся пока на книге Филиппова.

Это именно книга для учителя, а не школьный учебник, то есть явление “специальной”, а не “массовой” литературы. В полемике г-н Филиппов подчеркивал этот факт, снимающий, по его мнению, возражения критиков: “Это не учебник, это полемически заостренная книга, адресованная учителям истории. То есть целевая аудитория — это люди с высшим гуманитарным образованием, работающие сегодня в школе. Мы имеем право предполагать, что другие точки зрения им известны и излагать их необязательно. Естественно, что в учебном пособии такая манера изложения была бы абсолютно неприемлема”. (“Большой город”, 01.08.07.)

И еще одно терминологическое уточнение. На обложке книги стоит имя А.В. Филиппова. “Автор выражает благодарность за участие в работе над книгой С.С. Алексееву, О.В. Гаман-Голутвиной, П.В. Данилину, И.С. Семененко, А.И. Уткину, А.Ю. Шадрину”, — сказано на второй странице. Однако как критикующая, так и защищающая “Новейшую историю России” пресса упорно писала об удостоенных этой благодарности лицах как о соавторах г-на Филиппова. В пользу этой версии выдвигались различные аргументы, основной — заметная неоднородность текста самой книги, различный стиль и уровень разных ее глав. Возражения г-на Филиппова нам неизвестны. Но вопрос об авторстве не является предметом этой статьи, коснуться его необходимо лишь для того, чтобы избежать читательских недоумений при употреблении в этой ситуации термина “автор”.

Вот характерные выдержки из книги для учителя.

“Советский Союз не был демократией, но он был ориентиром и примером лучшего, справедливого общества для многих миллионов людей во всем мире” (с. 6).

“Поступаться безопасностью для СССР было невозможно. В 1945 г. этого не могло бы себе позволить никакое российское правительство (будь оно даже монархическим). Сталин никак не мог согласиться на американо-британские требования о возвращении в Польшу, Чехословакию, Югославию довоенных правительств. Такое возвращение восстановило бы “санитарный кордон” против СССР, воздвигавшийся до войны на этих землях” (с. 13).

На это рассуждение А. Филиппов дал красноречивый комментарий изданию “Большой город”: “Я рассуждаю только с сугубо нашей точки зрения. Это был наш пояс безопасности, мы его потеряли, нам без него хуже. А то, что чехам и немцам без него лучше, — ну да, наверное”1 .

А вот как возникает в книге тема ГУЛАГа: “Определенную роль сыграло также использование труда заключенных и военнопленных. Однако эту роль не следует преувеличивать — максимальное население ГУЛАГа составляло 2,6 млн. человек (в 1950 г.)” (с. 31).

Заметим, что 2,6 млн. — это более 6% всего занятого населения страны. Притом ни заключенные тюрем, ни спецпоселенцы в эту цифру не входят, а число спецпоселенцев в послевоенные годы превышало население лагерей.

Вот как оценивается роль сталинизма в истории страны: “Особый драматизм и напряженность советскому периоду сообщали особенности личности Сталина <…> Однако влияние психологических особенностей Сталина на политико-экономическое развитие скорее было вторичным по сравнению с ролью объективных обстоятельств. Реализация ускоренной модернизации страны требовала соответствующей системы власти и формирования управленческого аппарата, способного реализовать этот курс. Во многом эти причины поясняют характер осуществленного Сталиным переворота, ставшего по масштабу “революцией сверху”” (с. 86). И далее: “Со смертью И.В. Сталина в истории Советского Союза закончилась эпоха штурмового продвижения к экономическим и социальным вершинам” (с. 95).

Оценки деятельности других руководителей советского государства также весьма выразительны. Н.С. Хрущев — “самый большой утопист” (с. 129, 181). Л.И. Брежнев “сыграл положительную роль в истории России”. При Ю.В. Андропове была проведена “давно не виданная кампания по укреплению трудовой дисциплины” (с. 215). “Главный вопрос, неизбежно возникающий при оценке роли Горбачева в истории: была ли неизбежной перестройка? Очевидно, что нет… Советский режим был стопроцентно защищен от опасностей извне. Атомное оружие исключало возможность нападения на СССР. Единственной возможностью перемен были действия сверху, со стороны самой власти” (с. 359).

Интересно, что многие участники дискуссии, в том числе и критически настроенные, характеризуют книгу как достаточно содержательную. Существенных прямых ошибок в ней действительно немного, и исправить их нетрудно. Нетрудно также убрать или смягчить наиболее вызывающие оценки вроде приведенных выше. Все эти нехитрые операции и проделываются при переработке книги в массовый школьный учебник.

Но способно ли все это изменить однозначную авторскую концепцию россий-ской истории советского периода? Именно вокруг нее и развернулся спор.

В фокус общественного внимания обе книги попали в конце июня 2007 года, когда в Москве проходила всероссийская учительская конференция. Участникам конференции и презентовали только что выпущенные издательством “Просвещение” пособия. Были там и другие, не проталкиваемые сверху и не привлекшие внимания прессы книги. Но “...именно эти пособия представляли министр образования и науки Андрей Фурсенко и первый заместитель главы администрации президента Владислав Сурков. Подобного промоушна у методической литературы не было никогда!

Дальше — больше. Делегатов конференции привезли в Ново-Огарево на встречу с Владимиром Путиным. Президент сказал учителям: “Отмечу, что к новому учебному году наши историки и обществоведы получат новые учебные пособия для учителей. Ждем, что в скором времени учебники такого уровня будут подготовлены и для самих школьников”.

А как же те учебники, что были?

Президент разъяснил: “Многие учебники пишут люди, которые работают за иностранные гранты. Так они исполняют польку-бабочку, которую заказывают те, кто платит”” 2 .

22 августа на пресс-конференции в пресс-центре ИТАР-ТАСС мысли президента развил высокопоставленный чиновник Минобрнауки Исаак Калина (11 сентября он назначен на пост замминистра). “Содержание российских школьных учебников может и должно быть на 100% отечественным… Не может быть содержание российского учебника, который является одним из важных средств формирования российского гражданина, импортным… Не будем отождествлять науку историю и содержание школьного учебника… Я позволю себе простое сравнение. Если вы захотите, чтобы историю вашей семьи знал ваш сын, то по каким материалам вы предложите ему это изучать: по рассказам вашей бабушки, прабабушки или по протоколам участкового милиционера, участкового врача, в которых с абсолютным равнодушием описаны все огрехи вашей семьи и болезни, которыми вы болели?.. Я очень хочу, чтобы историю моей страны мои внуки изучали по учебнику, который написан не в логике участкового милиционера, это оставим науке, а в логике бабушки, прабабушки, которая старается сформировать у моих детей и внуков позитивное отношение к моей семье, даже если в ней были какие-то трудные моменты”3 .

Завтрашний замминистра и сам, наверное, недооценивал символичность своей речи.

По материалам “НГ” от 24.09—26.09.07 (все цитаты — оттуда) и личным впечатлениям участников попробуем воссоздать ход обсуждения книг в ученой и учительской среде.

На совещании Академической образовательной ассоциации гуманитарного знания, состоявшемся 18 сентября 2007 года, Л. Поляков, под редакцией которого вышло второе разрекламированное пособие, подчеркнул: “Этот проект не мог бы состояться без внимания главы государства и кураторства Суркова”. Понятна поэтому логика, по которой представитель государства, секретарь Совета при Президенте РФ по науке, технологиям и образованию Д. Поллыева подвела итоги прошедшей ранее учительской конференции, сообщив о пособии Филиппова: “[Прозвучавших на конференции] рекомендаций достаточно для того, чтобы сделать очень хорошую книгу. А она и сейчас уже очень хорошая!”. Однако оценки ученых оказались весьма сдержанными.

Руководители ассоциации академики А. Чубарьян и В. Садовничий ограничились пространными рассуждениями общего плана — о необходимости совершенствования учительских кадров и т. п. Складывалось впечатление: выступающие не хотят, чтобы их имена ассоциировались с положительной оценкой существа обсуждаемых книг. Выступления же “рядовых” членов ассоциации оказались достаточно скептическими. Так, “…профессор Е. Сергеев, автор учебника по новейшей истории зарубежных стран, отметил существенные недостатки в книге по новейшей истории. Первое — странная периодизация: она построена по периодам деятельности генсеков и президентов. Это не исторический подход, а династийная история. Кроме того, из книги следует, что главные причины всех неудач — это ошибки отдельных личностей. Особенно досталось Горбачеву, он показан в настолько негативном свете, что возникает вопрос: а что же нам вообще дала перестройка? Много фактических ошибок. Но самое главное: прослеживается антизападный контекст. Чего стоит одна цитата: “Под давлением суровых социально-экономических обстоятельств в России рассасывается слой прозападной интеллигенции, чья симпатия и любовь по отношению к США были идеологической основой проамериканского курса внешней политики страны при позднем Горбачеве и раннем Ельцине”.

Доктор исторических наук А. Шубин: “Это пособие стремится восславить государство в ущерб обществу. Государственность здесь — точка отсчета всех интересов страны, а страна не сводится к государству. Я уже не говорю о том, что на некоторых страницах прямо восславляются сталинские методы “повышения эффективности аппарата”.

В итоге, однако, совещание приняло резолюцию: “Одобрить инициативу авторского коллектива по созданию учебного пособия”. Этим ассоциация дала зеленый свет учебнику “Новейшая история России”, который поможет учащимся стать “патриотами, носителями ценностей гражданского общества, осознающими свою сопричастность судьбам России”.

В сентябре в различных федеральных округах прошли учительские конференции с участием полномочных представителей президента и чиновников Минобрнауки. Обстановка на них была приблизительно одинаковой, вот типовое сообщение из Хабаровска: “Большинство книг для учителя основная масса учителей получила только перед конференцией. Но обсуждения самих книг, я думаю, не предполагалось. Нам рассказали, что авторский коллектив пригласил к написанию учебника известных в стране историков, которые уже имеют опыт создания учебников и которых знают все учителя”. Рамки безнадежно-брежневских процедур-одобрямсов практически не изменились. Но и за этими рамками видно: все-таки меняется сознание людей. И на региональных конференциях высказывались критические мнения! Тем не менее, подобно столичной академической, эти конференции также “одобрили инициативу”.

Внедрение в массы передовых исторических технологий началось. И тотчас в обществе, прессе, Интернете вспыхнула уникально — по масштабам последних лет — жаркая и острая дискуссия.

Ее началом можно считать статью профессора Литинститута Мариэтты Чудаковой в еженедельнике “Новое время”. “Что до исторического мышления, — пишет она, — им в книге и не пахнет, начиная с заглавия. Что это за исторический период — 1945—2006, если в августе 1991 года <…> кончилась одна эпоха и началась другая? Что призваны выразить эти даты, кроме как “От победы Сталина до победы Путина”?”4 .

Статья М. Чудаковой сразу обозначила три основные проблемы, по которым разошлись мнения: 1) периодизация новейшей истории России, 2) образ врага, явно прочитываемый в обсуждаемых книгах и 3) отношение к сталинизму.

М. Чудакову поддерживает руководитель Центра истории России, Украины и Белоруссии Института всеобщей истории РАН Александр Шубин, выступавший с критикой книг для учителя на Академической образовательной ассоциации гуманитарного знания и теперь опубликовавший статью в “Русском Журнале”: “…Тревожно выглядит датировка “Новейшей истории России” с 1945 г. Стремление разрезать отечественную новейшую историю по рубежу 1945 г. бродит сейчас по властным коридорам. К чему подробно разбираться с трагическими истоками современности? Революция, террор 30-х гг., жертвенные военные годы — все это нужно прилепить к XIX веку, сократить время изучения этих “эпизодов”, сообщить о них ученику скороговоркой и поскорее забыть как страшный сон. Куда приятнее сместить “рефлексию” ко временам державного могущества, начав рассказ с 1945 г. Приятнее, но смертельно для понимания истории XX века. Это то же самое, что играть пьесу сразу с кульминации…

Поскольку период правления Сталина разрезан хронологической рамкой учебника, автор просто-таки обязан рассказать “предысторию”. Но фактическая сторона правления Сталина ему скучна, и он бросается в предыдущие столетия. Шокированный учитель истории прочитает здесь, что с XV века в России существовала “жестко-централизованная система управления”. Видимо, автор не проходил в институте разницу между единым государством и централизованным государством, системой управления XV — начала XVI вв. и Российской империи. “Власть первого лица государства в России традиционно имела всеобъемлющий характер, стягивала все ресурсы...” (с. 82). Вот такое могучее обобщение, где вся история России предстает в виде вечной тоталитарной египетской пирамиды с фараоном на вершине. Автору неведомо знакомое даже школьнику обстоятельство, что значительная часть земельных ресурсов России находилась в распоряжении не императора, а помещиков, тех самых дворян, которые в 1762 г. получили “вольность” от обязательной службы государю <…>

СССР — это лишь модификация Московского царства и Российской империи, а целью политики Сталина “стало восстановление — политическое и территориальное — Российской империи” (с. 83). Ничего более. Теперь понятно, почему пришлось разрезать историю СССР по границе 1945 г. Слишком много хрестоматийных фактов не укладывается в эту устряловско-бердяевскую схему — будь то ликвидация частной собственности, активное вмешательство Сталина в Испании или, напротив, отказ от получения Варшавы (территория Российской империи как-никак) при упорных претензиях на Галицию в 1939 г. И все это надо как-то объяснять. Нет, ну его к лешему — начнем с 1945 г. Война все спишет”.5 

О том же говорит во “Власти” Ш. Идиатуллин, по ходу разбирая другие несуразности учебника: “Фразы вроде “СССР предоставил безвозмездную помощь Туркмении, пострадавшей в 1948 г. от страшного землетрясения”, позволяют предположить, что книгу составлял молодой человек, искренне не понимающий вопиющей некорректности подобных формулировок.

Авторы не стали искать сложных решений с периодизацией новейшей эпохи, попросту разделив ее между вождями. Главы названы более или менее описательно (“СССР после Второй мировой войны”, “Перестройка”), но на самом деле каждая посвящена эпохе конкретного руководителя. Глав шесть, потому что столько основных вождей <...>

Каждая из глав “Новейшей истории” по сути посвящена поединку главного руководителя (как правило, не свободного от ошибок, но все равно заботящегося о величии державы и счастье своих подданных) с главным недругом — западными странами… А народ не то чтобы безмолвствует, но тихо радуется снижению цен и полетам в космос, гибнет в Новочеркасске, неумело вкладывает деньги в ЧИФы и наполняет собой предпоследние разделы главок, посвященные “повседневной жизни”. Интересно, что, по версии авторов учебника, в 1985 году повседневная жизнь в стране прекратилась: три последние главы обходятся без рассказа о “повседневной жизни””.6 

Наибольший взрыв эмоций в разбираемой полемике вызвала, конечно, решительная переоценка деятельности Сталина на посту руководителя страны.

“Многие уже отмечали, что книга, посвященная во многом советской истории, почти обходит стороной массовые репрессии. Им посвящены считанные абзацы в “информации к размышлению” о Сталине. А все остальное место занято объяснением того, почему автор полагает, что “Сталин — наиболее успешный руководитель СССР” <…> Сталин, получается, сдал свой экзамен на пять с минусом. Минус — это репрессии. Да, пострадали люди, да, это достойно осуждения, но, во-первых, пострадал в основном, как утверждается в пособии, правящий класс, что было вызвано “стремлением обеспечить максимальную эффективность управленческого аппарата”, а во-вторых, сколько всего было сделано на благо страны <…> “Масштаб задач” упоминается постоянно, а “масштаб издержек” — нет <…> К слову, фамилии Александра Солженицына, автора “Архипелага ГУЛАГ”, нет в списке учебной, справочной и даже дополнительной литературы <…> В исторический минус входят и “роковые” ошибки других руководителей: Хрущев отменил личные приусадебные хозяйства, Горбачев провел антиалкогольную кампанию <…> “Роковых ошибок” у Сталина автор, по всей видимости, не нашел. Есть только минус — репрессии. Хотя все знают: минус никуда не ставят, ни в один аттестат, даже в школьный журнал, только в дневник, что называется, для служебного пользования. Зачем предаваться самобичеванию, нельзя казаться слабыми”, — пишет в статье “История на пять с минусом”, опубликованной в газете “Время новостей”, А. Бернштейн.7 

Созвучна позиция Н. Сванидзе, в тот же день выступившего в “Новых Известиях”: “Не может учитель, скажем, в Германии, говорить следующее: “Тут наезжают на нашего покойного фюрера. Да, были ошибки. Евреев уничтожал. Война Вторая мировая. Много немцев погибло. И вообще, много людей погибло. Но ведь как нас все боялись! То есть уважали. И ведь он решил проблемы безработицы! Он ведь какие дороги построил! Давайте объективно и комплексно подходить к этой масштабной исторической фигуре”. Подобные вещи нельзя говорить ни в коем случае, немцы это приравнивают к уголовному преступлению”.8 

Зато портал партии “Единство” радуется портрету кумира в материале под красноречивым названием “Закон Времени развеивает мусор лжи”: “В этом пособии официальной наукой деятельность И.В. Сталина представлена без наветов. В новом учебнике И.В. Сталин представлен как настоящий руководитель независимой страны, жестко воспитывающий своих чиновников. О репрессиях тех нелегких лет написано следующее: “необходимость выживания и развития в ситуации “осажденной крепости”… формирование жесткой милитаризованной политической системы выступало инструментом решения чрезвычайных задач”. По Закону Времени, правда о делах И.В. Сталина и о нем самом начинает проявляться сквозь тьму лжи, злобы, ненависти — мусора, нанесенного на его могилу. Прав был Иосиф Виссарионович, время развеет этот мусор. Мы видим, как это время наступает…”.9 

На другом портале М. Борисов в статье “Мы вас научим Родину любить” дает яркую оценку этой стороне будущего учебника: “Разгул репрессий на рубеже 40—50-х гг. получает вполне положительную оценку… Для оправдания послевоенных репрессий в СССР авторы сравнивают их даже с политической ситуацией в современной Америке: “...в сходных условиях серьезных угроз даже “мягкие и гибкие” политические системы эволюционируют… в направлении ограничения прав личности в пользу государства, как это произошло, например, в США после событий 11 сентября 2001 г.” (с. 85). Возможно, такой текст был бы понятен в устах американского левого интеллектуала, опасающегося, что чрезмерно активная борьба с терроризмом обернется прослушиванием его личного телефона. Но российский историк должен понимать, что использовать подобные сравнения для оправдания режима, обрекшего на гибель или многолетние мучения в лагерях многие миллионы собственных ни в чем не повинных граждан, просто чудовищно”.10 

А так объясняет и оценивает положение вещей экс-президент РГГУ, доктор исторических наук Ю. Афанасьев, заглавие статьи которого в “Новой газете” говорит само за себя: “Эта книга — сделка с совестью”: “Нужен миф. Власть решила не только показать грандиозность свершений двух президентских сроков [Путина], но еще и вписать себя в традицию. Надо продемонстрировать, что все лучшее, что было в Советском Союзе, не потеряно. Необходимо создать ощущение, что мы продолжаем и завершаем великое дело своих отцов, за нами усилия и жизни нескольких поколений. Вот почему в этих пособиях такое отношение к Сталину, к сталинизму… Что говорится, например, о сталинской эпохе: промышленность, железные дороги, трубопроводы, здания, все это создано в советские годы. Это правда. Мы наследники этого — и это правда. Но в сталинскую эпоху еще сгинули несколько миллионов людей. Для власти эти миллионы были не людьми, а трудовыми ресурсами...”.11 

Однако сторонники учебника не считают, что эта книга — сделка с совестью. Вот что ответил на критику А. Данилов, ответственный, по некоторым данным, за переработку книги для учителя в школьный учебник, в “Московских новостях”: “В учебнике верно расставлены акценты: присутствует фраза о том, что репрессивный режим превратился в тормоз развития страны. В то же время надо отдавать себе отчет в том, что все покаянные слова, которые должны были прозвучать с тех пор, уже прозвучали: начиная с XX съезда КПСС и вплоть до выступления Путина в Бутове 30 октября. Политические оценки тоже давно уже даны... Россия сегодня нуждается в воспитании на позитивном опыте своих отцов, предков”.12 

А вот что полагает сам А. Филиппов, высказавшийся в “Известиях”: “Поразила позиция лидера “Справедливой России” Сергея Миронова, который, очевидно, не читая нашу книгу, заявил, что авторы “…строят учебник истории на основе очень спорного тезиса “суверенная демократия” — а это явно преждевременно, и уж тем более нельзя рисовать образ Сталина одними белыми красками. Для начала приведу цитату из книги: “Личность Иосифа Сталина является одной из самых противоречивых в политике и истории нашей страны; трудно найти иную фигуру в истории России, которая вызвала бы столь противоречивые оценки… Надо понять, что штампы “Сталин — злодей” и “Сталин — герой” одинаково вредны и одинаково ненаучны””.13 

В том, что происходит вокруг создания единого учебника истории, просматривается угроза нарушения законности, за соблюдение которой так ратует в последнее время наше правительство. Об этом также высказался ряд участников полемики. Приведу наиболее яркие выступления.

Вот С. Гамзаева (“НГ — религии”): “В Нижнем Новгороде прошла конференция учителей истории… Как указывает розданная учителям методичка, новый учебник “вносит вклад в формирование государственной идеологии”. Вот только Конституция РФ содержит статью под роковым № 13, где прямо сказано, что “никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной”. Видимо, Конституция в новую историческую концепцию страны не вписывается <…>

Как явствует все из той же учительской методички, один из вопросов, на которые призван ответить новый учебник, гласит: почему, будучи сверхдержавой, распался СССР. Действительно странно, ведь в Советском Союзе и учебники истории вовремя и тщательно переписывали, и государственную идеологию с самого детского сада старательно прививали, а страна возьми да и развались...”.14 

Вот А. Качуровская (“Власть”): “За шумихой никто не заметил, что Госдума в срочном порядке приняла поправки к закону “Об образовании”, обязывающие учителей преподавать только по рекомендованным учебным пособиям… П. Данилин, известный пользователям “Живого журнала” как leteha, написал в своем сетевом дневнике: “Вы сколько угодно можете поливать меня грязью, но учить детей вы будете по тем книгам, которые вам дадут, и так, как нужно России”… В воскресном эфире 8 июля государственные каналы показали сюжеты в защиту книги… Глава издательства “Просвещение” уверял меня, что “Новейшая история России” не будет “единственно возможной” для учителя: “Вариативность никто не отменял… Сейчас готовится уже второе издание книги с учетом всех замечаний, в том числе полученных на конференции…”. На учительской конференции тоже говорили о “вариативности”, и даже В. Сурков обещал, что это пособие не будет обязательным для учителей. Однако мне удалось получить стенограмму заседания Комитета Госдумы по образованию и науке, на котором обсуждались поправки к закону “Об образовании”. Ее изучение ставит обещанную вариативность под сомнение”.15 

Правозащитники в “Посеве” взывают: “Мы должны быть форпостом сопротивления этому опасному перекраиванию истории. И не нужно надеяться, что при попытке повторения трагедия оборачивается фарсом. Это может быть трагифарс.

Прежде всего мы не должны допустить внедрения учебника Филиппова в школы. Можем ли мы рассчитывать, что нам удастся добиться отказа от него? Это, безусловно, очень трудная задача. Это будет тяжело, это заберет много сил и времени. Но хочется надеяться — мы этого добьемся”. (Л. Алексеева. “Мы не должны допустить внедрения учебника Филиппова в школы”).16 

Но логика происходящего неумолима: “Школьный учебник “История России. 1945—2006” включен в новый федеральный перечень учебников на 2008 год <…> Экспертное сообщество шокировано политизацией учебного процесса<…> Редактор пособия и школьного учебника А. Филиппов отметил, что, по его мнению, общественная реакция на пособие для учителей оказалась одобрительной, поэтому он надеется, что со временем и учебник также станет популярным по всей России. Единственной проблемой, по его мнению, является косность научного сообщества, с трудом воспринимающего все нововведения. Научное сообщество историков действительно не жалует новый учебник: “Конечно, в каждой стране преподавание истории имеет определенный политический подтекст, но всегда есть какие-то границы, которые переступать нельзя, — возмущается Никита Соколов, историк МГУ и шеф-редактор журнала “Отечественные записки”. — Скажем, если в Германии какой-нибудь историк поднимет вопрос о том, хорошим ли был Гитлер менеджером, его моментально исключат из научного сообщества. Поэтому можно с уверенностью сказать, что в Германии есть иммунитет против реванша фашизма” <…> “Новый учебник отечественной истории может вытеснить в школах другие, — пояснил “НИ” методист преподавания школьной истории Владимир Антонов. — Сделать это будет довольно просто: можно заполонить учебные заведения огромным количеством книжек, а затем разослать по ним методические письма с рекомендациями. Ничего хорошего в этом нет, поскольку должна сохраняться вариативность в обучении истории. Об этом когда-то говорил и нынешний президент”” (Р. Доброхотов, А. Леонов, “Политические филиппики” — “Новые Известия”).17 

“Несмотря на возмущение правозащитников и педагогов-историков, учебник одобрен историческим отделением РАН и получил гриф Минобрнауки. Министр А. Фурсенко даже встал на защиту авторского коллектива, заметив, что “критикуют учебник те, кто его не читал”. Преобразовывая пособие для учителей в учебник для школьников, авторы все-таки отказались от главы о роли личности Иосифа Сталина, как и от политических оценок других советских лидеров…” (Юлия Таратута, “Минобрнауки утвердило скандальный учебник”. — “КоммерсантЪ”).18 

История с учебником истории пока не завершена. Но исход ее представляется достаточно ясным. Учебник Филиппова все-таки попадет в школы — в авторе ли, в самом деле, суть? В итоге всех предстоящих переработок отличаться от пособия он будет достаточно сильно. Изменить просоветскую концепцию, конечно, нельзя; а вот занулить можно что угодно. Жили же мы двадцать лет при брежневской стабильно-сти, так и не зная про товарища Сталина толком: то ли гений он, а то ли нет еще…

Это и произойдет. Ибо обратная связь между обществом и государством все-таки существует. Государство влияния на себя “наймитов Запада” упорно не признает, общество такое влияние яростно отрицает. Однако факт есть факт. Говорит же ныне Путин в Бутове слова, которых несколько лет назад на Соловках он ухитрился так и не произнести.

Но ведь по нулям не бывает. Зануляя собственное прошлое, мы и будущее умножаем на то же число. Какова же она должна быть: “ненулевая”, соответствующая, наконец, реальности концепция советского прошлого? Задавая этот вопрос, мы попадаем в грустную полосу. Ибо по существу спор выигрывают все-таки сторонники книги Филиппова.

— Мы построили великое государство, — говорят они.

— Недопустимой ценой, — отвечают им. — Конечно, неслыханные свершения; кто спорит, невиданные успехи. Но миллионы жертв…

Годы идут, слезы и кровь, что ни говори, с поколениями отходят в прошлое.

— Советская империя! — Это произносят все, кто с осуждением, кто с гордостью.

А в таких случаях гордость в конце концов всегда побеждает.

Между тем, есть ли для нее основания? Взглянем на факты.

В СССР не связанные с войной отрасли промышленности были атрофированы, сельское хозяйство — разрушено необратимо. В каждой подлинной империи есть достаточно свободный правящий слой. Не скованный общей круговой порукой страха. И не обреченный, едва оттает, на сизифов труд реформирования в собственных интересах железобетонной системы: он способен к саморазвитию в рамках существующего целого.

Речь не о демократии — в СССР были уничтожены общие признаки любого нормального, вменяемого государства. Кроме одного-единственного: сильной армии и всего, что неразрывно связано с ней. А связано с войной было очень многое. Блестящее политехническое образование, физика мирового класса, обогнавшее конкурентов самолетостроение… Но все эти успехи не составляют органической, жизнеспособной государственности.

От ленинских грез о мировой революции (“Даешь Варшаву! Взят Берлин!”) до “доктрины Брежнева” СССР был чудовищной, постоянно готовившейся к прыжку на мир военной машиной. Но долго так жить нельзя, машина работала на полное истощение всех ресурсов: человеческих — нравственных и физических, природных… А когда рухнули последние надежды на военную экспансию, кончилось и великое государство.

Что его сгубило? Неспособность справиться с дикими афганскими племенами? Конец халявной нефтяной валюты? Самую позорную версию выдают остроумные постсоветские патриоты: всех “врагов России”, от Хрущева и до Сахарова, империалисты просто скупили. Миллион долларов да пятерка клеветнических радиостанций. Вот великой стране и пришел конец.

Понятно, что критика СССР неприятна — все-таки все мы жили в этой стране, и мало кто чувствовал себя полностью отстраненно. А новым поколениям хочется иметь более простое — понятное и надежное — прошлое у себя за спиной. Поэтому “сталинско-византийская” мифология вновь и вновь воскресает.

Но давайте проведем аналогию нынешней исторической ситуации с более давней историей — сравним послеивановскую и послепетровскую Россию.

Реформы Петра неслыханно тяжелы, законы жестоки, жертвы огромны. Но Петр действительно оставляет Империю после себя. Проходят считаные десятилетия, и Россия — мощная европейская страна. Прорастает великая русско-европейская культура, вскоре она даст уникальные плоды. Россия усвоила европейский гуманизм — и в ней исчезает смертная казнь, процветающая в варварских формах в самой тогдашней Европе…

По жертвам Ивана историки дают не такие уж большие цифры. Но впечатление “вырезанной России” справедливо: царь уничтожил, морально выпотрошил страну — деградировавшую, атомизированную, единую лишь чувством лютой ненависти к своему государю. О мощи, о культуре не приходится и говорить: России не скоро предстоит опомниться. Восстановить самосознание, вспомнить, что она вообще есть на земле. На главном — восточном — направлении российской экспансии Иван был гораздо удачливее Петра. Но вот он умер. И маленькие, слабосильные шайки головорезов рыщут по стране, безнаказанно добираясь едва ли не до трона.

“На развалинах Империи” — это красиво звучит, соблазняя применить гордый термин к советскому прошлому. Но под ногами у нас — лишь мотки проржавевшей, порвавшейся проволоки. Да щебенка, в которую рассыпался прикидывавшийся гранитом серый бетон. Как же хочется верить, что мы наконец-то поймем это!

“Тяжбой о цене реформ” назвал историк Яков Гордин свою статью о временах послепетровских19 . Вот и мой очерк озаглавлен по аналогии — “Тяжба о цене катастрофы”.