Игорь Кручик

"Брезгуя нами", или Гнев оскорбленной дружбы

Об авторе | Игорь Кручик родился в 1961 г. в Киеве. Поэт, критик, журналист. Участник ликвидации аварии на ЧАЭС. Член Союза писателей Украины. Учредитель и редактор международного журнала современной литературы “Византийский ангел”. Автор нескольких поэтических книг, а также сборника литературно-критических статей “Жажда художественного текста” (Киев, 1996). Живет в Киеве.

В малоизвестном и, вероятно, единичном — то есть изданном на малый зарубежный грант, украинском издании “Голос гражданина” в 1996 году было опубликовано стихотворение “На независимость Украины”. Утверждается, что принадлежит оно перу Иосифа Бродского, и автор прочитал его 28 февраля 1994 года на вечеринке в Квинси-колледж (США).

Вслед за этой публикацией ряд украинских писателей выступил с осуждением И. Бродского за “украинофобию”, замашки империалиста, и это мнение по сей день имеет хождение в среде украинских интеллектуалов.

Прочтение в Квинси-колледже Бродский предварил комментарием: “Сейчас найду стихотворение, которое мне нравится… я рискну, впрочем, сделать это”. В чем был для него риск — не в такого ли рода обвинениях, просто-таки напрашивающихся, на первый взгляд?

Есть традиция: об Украине русские писатели Пушкин, Лермонтов ли, Алексей Толстой, а тем паче советские поэты, вроде Светлова и Багрицкого, неизменно писали в интонациях снисходительно-благостных, пожалуй, даже умилительных. (“Ой да левада-степь, краля, баштан, вареник!”, — входит в ту же традицию и Бродский.) В этом смысле гнев и обида на украинцев для читателя, знакомого с контекстом русской поэзии последних двух столетий, необычны, по-своему рискованны и потому резко обращают на себя внимание.

Насколько нам известно, наследники Бродского не давали разрешения на публикацию этого стихотворения — что, впрочем, не помешало ему распространяться, по сути, контрафактно и стать достаточно цитируемым и обсуждаемым. И до сих пор, может быть, одним из наиболее дискуссионных у автора. Некоторые даже считают его мистификацией, умелой подделкой “под Бродского”, даже пародией. Так думать позволяет, например, явная перекличка с “Представлением”, где есть и “парубки с ножами”, и даже популярный в 60-е годы кинодикарь Тарзан. (В рассматриваемом стихотворении русские “семьдесят лет в Рязани<…> жили, как при Тарзане”).

И правда, типичной для Иосифа Александровича выверенности слога, за что Эдуард Лимонов называл Бродского “поэтом-бухгалтером”, в тексте “На независимость Украины”, по-видимому, нет. Не опубликованное автором печатно стихотворение ныне искажено “списками”. Не исключено, что перед нами — неоконченный черновик, в котором, однако, отношение лирического героя к предмету заявлено вполне внятно и страстно. Сам выбор темы уже говорит о неравнодушии ментально русского человека к Украине: Бродского ведь, как и многих россиян, гораздо менее волнует (если не сказать — совершенно не тревожит) независимость, допустим, Узбекистана или Армении.

Итак, для украинского патриотического уха Бродский действительно предстает здесь чуть ли не густопсовым русским патриотом-“заединщиком”, махровым имперцем. Камертон такому негативному восприятию задает слово “хохлы”, для русского уха незлобное, почти нейтрально-дружелюбное — в ряду с такими же не весьма политкорректными, рассчитанными на свой круг: “янки”, “азеры”, “маланцы”, — но для украинца однозначно оскорбительное. Зачастую русский человек, употребляя слово “хохол”, выражает как бы симметричную готовность услышать в свой адрес — “кацап” или “москаль”. Однако украинцы редко соглашаются идти на такой размен.

Интересно, что в довесок к обидным словам Бродский бумерангом возвращает украинцам некогда задевший Мандельштама равнодушием киевский редакционный отлуп: “нэ трэба”.

Для понимания стиля жизни и способа мышления Иосифа Бродского, в том числе выраженного в тексте “На независимость Украины”, многое дает недавно вышедшая книга “Иосиф Бродский глазами современников” (СПб.: “Звезда”, 2006), составленная известным литературоведом Валентиной Полухиной.

Леди Наташа Спендер (именно так она именуется в книге) в своих воспоминаниях о Бродском приводит два эпизода, характеризирующих общественный темперамент поэта. Иосиф любил вспоминать, как американские туристы обратились к нему в Москве с вопросом, откуда лучше всего посмотреть на Кремль. Бродский пошутил: “Из кабины американского бомбардировщика”. Вероятно, за подобное остроумие любой украинский националист-русофоб с радостью бы обнял русского поэта. Да, “это такая высокая степень хамства, которая уже превращается в поэзию” (как сказал Юрий Лотман о сатирической поэме Вольтера “Орлеанская девственница” — написанной изначально тоже ведь не для печати).

А вот пример похлеще. В присутствии Бродского европейские интеллектуалы стали ругать свои правительства за то, что те не протестуют против бомбежки Соединенными Штатами Камбоджи. На что Бродский возразил: “Все, что плохо для Советского Союза, абсолютно правильно”. Но ведь независимость Украины — факт для развала СССР куда более значимый, чем война в Камбодже, и Бродский этого не мог не понимать. Так кто в нем был сильнее — махровый антисоветчик или радетель империи? С другой стороны, отношение Бродского к Украине явно несколько снисходительно, тогда как к американскому бомбардировщику — уважительно.

“Он имел обыкновение выражать жесткие нравственные императивы в довольно игривой форме”, — делает вывод леди Наташа Спендер, лично общавшаяся с Бродским. Мы по стихам и публичным высказываниям Бродского это тоже видим. Конечно, реплика Бродского, к примеру, о бомбардировках Камбоджи может быть понята как свидетельство чуть ли не его антигуманизма. А будь он по характеру иным человеком — наверное, не смог бы противостоять довольно жесткому режиму СССР.

Но если все же вслушаться: какой императив в тексте стихотворения “На независимость Украины” преобладает? Хоть выражен он саркастично, отчаянно, уничижительно — но, по сути, весьма внятен. Если отшелушить эмоции и оставить голый смысл, остается жест прощания: дескать, до свиданья, украинцы. Не забывайте нашу общую культуру.

Критик Борис Парамонов отмечает такие черты Бродского: “предельный индивидуализм, самостоятельность мышления, оригинальность, даже, если угодно, эксцентричность”. Вероятно, так и есть. И грусть по поводу государственного расставания этносов, случайного или неизбежного, и сопутствующая расставанию боль — эти чувства, резко и ярко выраженные Бродским, при всей индивидуальности и эксцентризме поэта, разделяют миллионы русских людей. Да и украинцев тоже. А может быть, еще и экс-югославов?..

Критик патриотического направления Владимир Бондаренко в статье “Шашни броневика и телебашни”, (“НГ-Ex libris”, 30 ноября 2006 года) пишет о том же: “Его русский менталитет чаще всего проявляется спонтанно, неожиданно, к примеру, в довольно грубоватом и хлестком, для него самого “рискованном” стихотворении “На независимость Украины”, написанном после отделения Украины от России, проскальзывает: “Не нам, кацапам, их обвинять в измене…””.

Разумеется, сарказм и ирония зачастую действительно недипломатичны, такова уж их природа. И еще “антигосударственны” и даже “антинародны” — по крайней мере, сатирическим жанрам и приемам в тоталитарных сообществах зачастую присваивают именно такие оценочные эпитеты, если им вообще дают развиваться. А поэту приписывают взгляды и интенции, которые для него не являются сущностными. Друг нобелиата Лев Лосев подметил о Бродском: “Аполитичность его проявлялась не в том, что он избегал острых политических сюжетов, а в том, что он отказывался рассматривать их иначе, нежели с точки зрения вечности. Проявления добра и зла в общественной жизни — для него только частные случаи манихейского конфликта, заложенного в природу человека”.

Если судить по написанному им, то Бродский мог быть имперцем или либералом, а то и тем и другим одновременно, и даже менять свои политические пристрастия по обстоятельствам… Однако совершенно очевидно, что неизменно преобладало в нем все же иное качество — дар стихотворца, речетворца, поэта.

Конечно, в советских школах долгое время проповедовали, что литература — часть идеологической машины. Однако ведь дело поэта — выражать свои чувства и эмоции, максимально используя возможности языка. Чем убедительней и самобытней он это делает, тем более интересен. Поэт — не дипломат и не премьер-министр. Его речь строится совершенно по другим законам, нежели требования “политкорректности”, и часто заводит читателя, как и самого автора, очень далеко.

Настоящий поэт всегда, что называется, “плохой парень”. Он пишет “не то”, а также “не тогда”, не на том языке. Молится не тем богам, проклинает совсем не тех сильных мира сего, кто был бы готов терпеть эти инвективы. Поэзия — “ворованный воздух”, по выражению Мандельштама, уже вошедшему в широкий массмедийный обиход.

Тут хотелось бы высказаться касаемо обидной для украинской ментальности “брехни Тараса”. Когда Шевченко в поэме “Гайдамаки” описывает, допустим, аффект детоубийцы Гонты, мы читаем и восхищаемся правдой чувства. И хотя историки не подтверждают описанный Тарасом Григорьевичем факт казни полковником Гонтой своих детей, однако мы видим: это отнюдь не “брехня”! А что же? Призыв к резне и детоубийству? Тоже нет, конечно. Это — поэзия, это миф, причем укорененный в украинской традиции: вспомним для сравнения также гоголевского “Тараса Бульбу”, где описана сходная коллизия. Украинские граждане и сами хотели бы считать “брехней Тараса” многие саркастические строки Кобзаря об украинцах же (например: “грязь Москвы, варшавский мусор” и т.п.). Но не причислять же к украинофобам самого Тараса Шевченко?

Бродский в своем “украинском” тексте, разумеется, некорректен — с точки зрения, так сказать, обыденно понимаемого этикета. Но он честно, ярко выражает свои противоречивые и сумбурные эмоции по поводу отделения УССР от СССР. Тут прочитываются не только гнев и оскорбления, но и любовь, и восхищение (“орлы, казаки”). А также понимание исторической правоты украинских самостийников, как ни удивительно, понятное русским патриотам (“Не нам, кацапам, их обвинять в измене”)… И много еще чего, вплоть до вполне дружеского славянского напутствия “вам, хохлы,<…> рушником дорога”. Короче, подлинные человеческие переживания — в их сумбуре и невнятице. В лирике формальная логика работает далеко не всегда, а если точнее — она там ночует крайне редко.

Внятный ключ к пониманию поэтом соотношения между искусством и украинской действительностью при желании можем отыскать в еще одном условно “украинском” произведении Иосифа Бродского — “Посвящается Ялте”:

И, на наш взгляд, нельзя не заметить, что уже само название стихотворения “На независимость Украины” указывает на его родство с другим — “На смерть Жукова”. Начинающаяся в саркастическом ключе сатира на советского военачальника (“Сколько он пролил крови солдатской<…>!”) вдруг переходит в торжественную оду державинского толка: “Бей, барабан, и военная флейта, громко свисти на манер снегиря”. Подобным же образом посвященное несомненно важному для поэта событию “На независимость Украины” демонстрирует столь же мощную амплитуду развития чувств: от сильного протеста — к напутствию, от досады и злости — к ностальгии.

Был ли Бродский противником независимости Украины? Это как раз не важно, особенно для украинцев. Однако его стихотворение — заметный пограничный столб, демаркирующий едва наметившуюся границу, в то время как ее не отваживаются или демонстративно не хотят замечать многие политики.

И вместе с тем, здесь Бродский в который раз ставит под сомненье саму возможность наличия пограничных столбов не на местности, а в культуре.