Александр Агеев

Такими словами кончается ответ известного писателя Алексея Иванова на вопрос журнала “Эксперт” об отношениях литературы и власти. “Время литературы как любимой воспитанницы власти в России прошло. И слава богу, и хрен с ним”. Так что не с Богом хрен, как можно подумать, а со временем, когда были особые отношения литературы и власти.

Да, накануне президентских выборов не самый худший из наших еженедельников, “Эксперт”, озаботился вдруг давней этой проблемой: литература и власть. Самое смешное, что недели за три до этого мне заказали большую и мудрую статью на ту же тему, и сделал это журнал “Директор” (как мне рассказали, относительно новый журнал предназначен для чиновников высшего и среднего звена).

Надо же, подумал я, и эксперт и директор вдруг вспомнили про литературу и про то, что у нее были какие-то отношения с властью!

Итак, “Эксперт” опубликовал (№ 8, 25 февраля — 2 марта) довольно “толстый” для еженедельника материал Александра Гарроса и Наталии Курчатовой “Слово и демо”. В том, что называется то “врезка”, то “выноска”, то “leаd”, то еще как-то, — в общем, в текстике под заглавием сказано: “Известные российские писатели поделились с “Экспертом” своими взглядами на то, как решается задача трех тел — Власть — Общество — Литература — в эпоху суверенной демократии”.

“Задача трех тел” — это, что ли, из физики? Виноват, всегда плохо успевал по этому предмету. А известных писателей просят ответить на два вопроса. Сформулированы они крайне туманно и длинно — к концу вопроса забываешь его начало, — но смысл такой: во-первых, остается ли русская литература “литературой идей”, которые так или иначе формируют общественное сознание? Во-вторых, использует ли власть этот идеологический потенциал литературы в своих целях? Она вообще помнит, что есть такая штука — литература?

Спросили Эдуарда Лимонова, Дмитрия Быкова, Александра Проханова, Алексея Евдокимова, Татьяну Москвину, Захара Прилепина и Алексея Иванова.

Вот, значит, каков на сегодняшний день “экспертный” список известных российских писателей… Могу полстраницы текста написать, чтобы дать этим судьям “отвод”, ну да ладно — знаю я, как живет еженедельник. Какие писатели попались под руку, у тех и спросили…

И, похоже, застали писателей врасплох, потому что ничего внятного те по обозначенным проблемам сказать не смогли. Лимонов, разумеется, сразу же потянул одеяло на себя: “Обо всей современной литературе не могу говорить, я ее мало читаю. Но я сам, безусловно, писатель старого, “учительского” типа, и если это пока не очевидно для всех, то со временем станет понятно, что паре поколений молодежи я сумел дать смысл жизни — и через свою политическую деятельность, и через свои книги, штук восемь которых были написаны в тюрьме. Так что да, я претендую на роль “властителя дум””.

Это писатель пишет: “дал — через”… А два поколения, одаренных смыслом жизни, — это, конечно, круто. Стало быть, отгадал Лимонов эту загадку — в чем смысл жизни. Теперь делится со всеми желающими приобщиться. Позавидуешь. Пусть правительство подарит ему что-нибудь вроде Ясной Поляны.

Дмитрий Быков, охарактеризованный авторами материала как “один из самых энергичных и работоспособных людей в русской словесности”, гонит откровенную пургу: “Русская литература не занималась социальным проектированием как таковым”. А “Что делать?” — это не русская литература? Социальное было, оказывается, в фантастике: “…вот там действительно производилась апробация утопий, реализация прожектов, материализация чувственных идей и так далее. Диапазон был широкий — от сказок Щедрина до “Мы” Замятина”. Хотел бы я увидеть однажды “материализацию чувственных идей” и вообще понять, что такое “чувственная идея”. Неосторожный такой оксюморончик…

Дальше я Платонова вспоминаю с его “Чевенгуром” и много чего еще. Социальным проектированием русская литература занималась с особой страстью, пусть по большей части это была “деконструкция” того, что натворила власть. Да простой, школьный пример — “Железная дорога” Некрасова. Власть осуществляет проект — технократы проклятые (Николай I) прочертили на карте прямую линию от Питера до Москвы, нагнали несчастных крестьян. Дорогу нужно строить? Нужно! Но тут приходит поэт и плачет о загубленных в ходе строительства душах. А он — “властитель дум”, его слушают. Вы думаете, при строительстве Транссибирской магистрали погибло меньше народу, чем при строительстве самой оживленной линии между Питером и Москвой? Думаю, что больше. Всякое большое строительство сжигает множество человеческих жизней. Некрасова рядом не оказалось. Роль писателя здесь — напоминать о цене любого “социального проекта”. Эту роль русские писатели всегда честно играли, и даже нежнейший чеховский “Вишневый сад” — тоже деконструкция “социального проекта”.

Быков говорит: “Даже у Достоевского нет “столкновения идей” — есть теоретическая “идея” и художественное ее опровержение. В этом вся специфика русской литературы — вопрос ставится в этической (социальной, философской) плоскости и разрешается в эстетической”. Да бог с вами, Дмитрий! Это у Достоевского нет столкновения идей? Весь Бахтин когда-то на этом себя построил — на столкновении идей у Достоевского. Не надо русскую литературу обрызгивать парфюмом — Глеб Успенский, что ли, разрешал вопросы в “эстетической плоскости”, или Н.Г. Помяловский? Литература была грубая и прямая. И таковой осталась — кое-где.

Хорошо хоть, что с властью Быкову интересно: “С властью интересно: она, кажется, недовольна своими информаторами и желала бы узнать правду непосредственно от писателей. Но социальный реализм свое отжил, его уже недостаточно для формулирования всей правды — это все равно как пытаться описать ньютоновскими формулами эйнштейновский мир”.

Что такое власть? Власть — это власть. Роза — это роза, это роза, это роза…

А вот “социальный реализм” никуда не делся. Когда писатели (пишущие так называемую “качественную” прозу) удалились в свои эмпиреи и занялись разрешением “вопросов” в “эстетической плоскости”, им на смену пришли крепкие ремесленники и стали делать самый что ни на есть “социальный реализм” — в детективах, боевиках, триллерах, женских романах примет нашей реальной жизни куда больше, чем в “качественной” прозе. И на это есть “социальный заказ”. Я, средний человек, хочу читать про себя, про ту отвратительную, гнусную, грязную, тяжкую жизнь — которой каждый день живу. И я голосую за такую литературу своим трудовым рублем — смотри тиражи и рейтинги. Если “качественная” литература не желает всей этой человеческой суетой заниматься, так она платит за это потерей читателя. И ладно бы она добыла что-нибудь серьезное на своих высотах, вырвалась бы к каким-то ошеломляющим открытиям в области духа и красоты! Не случилось ничего такого пока. Зачем же такие жертвы (читателя потеряли)?

Проханов — человек, который, похоже, прямо на ходу грезит. Когда я его вижу и слышу по телевизору (очень часто в последнее время), мне кажется, что он принял изрядную дозу ЛСД или кокаинчиком подышал. “Имперская литература” — вот его главный “концепт” сегодня. А что — империя возрождается, почему бы имперской литературе не возникнуть? Но не помню я что-то империй, где была бы имперская, то есть разделяющая цели и устремления власти, литература. Римские цезари не очень уживались с литераторами своей эпохи — ссылали. У Людовика XIV были проблемы с Мольером, у Александра и Николая — с Пушкиным. Притом Пушкин — “имперский” поэт, только вот перечтешь “Медный всадник” и поймешь, в каком смысле “имперский”. Или уж к Мандельштаму (ну, этот, конечно, жид пархатый) — “Чудовищна, как броненосец в доке, Россия отдыхает тяжело”.

В советской России была “имперская” литература — она же “секретарская”. Секретари Союза писателей писали безразмерные “кирпичи” про то, как утверждалась советская власть, как строили заводы и плотины, как большевики убеждали неразумных крестьян идти в колхозы, как под руководством компартии победили немцев во Второй мировой войне. Проханов когда-то поспел лишь к концу этого эпического безобразия — написал роман “Дерево в центре Кабула”, воспел, понимаете ли, подвиг наших воинов-интернационалистов, которые в мятежном Афганистане исключительно садоводством занимались.

Надежды у Проханова светлые: “…Кремль после централизации экономической, политической, информационной — у государства сейчас монополия на электронные СМИ, все крупные телеканалы являются государственными — будет делать инвестиции в культуру. И такой ресурс, как литература, тоже будет, скорее всего, освоен”.

У, черт — литература уже “ресурс”? Газ, нефть и литература! Правда, есть еще балет и парочка нехилых дирижеров. Имперский комплект.

Евдокимова, Москвину, Прилепина и Алексея Иванова уже не хочется цитировать. Они явно “не в теме”, с властью сталкивались редко, говорят много давно сказанного. Лейтмотив, между прочим, такой — народ перестал читать. А я, когда читаю “известных российских писателей”, думаю: а сами-то вы давно какую-нибудь книжку в руках держали?

Нечитающий писатель — это тоже “очень русское”. И думаешь: Сталина на вас нету! Сталина, который читал все…