Мария Галина

Знакомство с автором. – Винница: Континент-ПРИМ

Двенадцать?

Не так часто в поле зрения современных российских журналов попадают поэтические книжки, выпущенные на Украине. Серия “Знакомство с автором” интересна хотя бы уже потому, что свидетельствует: современная поэзия на Украине есть, и есть издатели и меценаты (продюсер проекта — Николай Кротенко), готовые вкладывать средства в заведомо некоммерческие проекты. Серия двуязычная — в ней равноправно выступают русские и украинские авторы. “Знакомство с автором” — название, если и не слишком оригинальное, то, во всяком случае, верное. Поэтические книги сейчас — нечто вроде визитных карточек; с творчеством друг друга поэты в основном знакомятся в ЖЖ или на поэтических форумах, но при встрече-то все равно обмениваешься книгами. Тираж, хотя и не указан в выходных данных, полагаю, немногим больше среднего заказа на визитки.

Завершает почти каждую книгу фотография автора и краткая “объективка”. Родился/родилась тогда-то и тогда-то (у женщин за тридцать год тактично опущен), занимается тем-то и тем-то, публиковался там-то и там-то, живет там-то и там-то. Иногда “объективка” заменяется “субъективкой” — композитор и поэт Роман Коляда, например, “в плохом настроении ругается страшными словами. В хорошем — еще более страшными”.

Поэты, чьи тридцатистраничные книжки вышли в серии, живут по всей Украине — к городу серия не привязана.

Словом, вполне обычная поэтическая серия, выделяют которую из общего ряда происхождение и литературная стратегия толерантности и нормального сосуществования двух разноязыких поэтических культур.

Книжек всего двенадцать; понятно, что в коротком обзоре если и скажешь про каждую, то кратко.

Киевлянин Роман Коляда, “Чимчикуючи м?стом” (“Топая по городу”). “Моє м?сто, / Я з того, що й ти, мабуть, т?ста, / Я тв?й н?чний кажан, / Не з тих, що св?тять л?хтарями очей з? стовпов на дорогу. / Я з тих, хто п’є тв?й н?чний морок, як св?жу кров”. Чуть экзотично и поэтому привлекательно звучащий текст в русском переводе окажется импрессионистической лирикой вполне традиционного толка (“Мой город, я, должно быть, из того же теста, что и ты, я твоя ночная летучая мышь, не из тех, что светят фонарями глаз со столбов на дорогу, я из тех, кто пьет твой ночной морок, как свежую кровь”). Читая такие строки, следует помнить о той ловушке, которую подготавливает читателю близкий язык, накидывая на текст некий неуловимый флер свежести и загадочности.

Татьяна Аинова, “Игры Света”. Киевлянка, компьютерщик. То, что у Романа Коляды как бы замаскировано языком, здесь отчетливо видно; романтизм, символизм, избыток общепоэтических терминов, иногда переход за грань хорошего вкуса (“Кто ты мне — эротический сон во плоти? / Почему ты подмышки мои целовал?/ Что ты сделал со мной? Я вернулась иной…/ Я узнала тебя — я вернулась, прости, / видишь, все сохранилось: и ты, и слова”).

Некоторые тексты, впрочем, написаны в футуристическом духе со всем необходимым эпатажем (“Где гитару дрочат отроки, / где кошачий вой, / где тревожный лай…/ Остальное — от моей руки, / мотыльки-цветки, кто-чего желай”).

Ника Алифанова, “ЗемляНика”. Киевлянка, маркетолог. Регулярный стих, манерные “страусы таинства”, “шлейфы мороси”, “волшебно влюбленные” — такое ощущение, что сразу несколько киевских поэтов, сговорившись, выбрали для подражания далеко не лучшие образцы поэзии Серебряного века.

Николай Чернецкий, “Лето на лиманском побережье”. Филолог, живущий то в Петербурге, то в Черкассах. Пейзажные зарисовки и философемы вполне традиционного толка (“Волынило время и линию гнуло, / и место его занимал / Днестровский лиман, и лиман Тилигула, / и Южного Буга лиман. / И вьюжило, превозмогая отсталость, / и стлалась полынная гладь. А вскоре и вовсе его не осталось. / И нечего было терять. / Оставь. Ни причины, ни смысла — терзаться, / листая потрепанный том…”)

Василь Дробот, “Старый дом”. Философ, психолог, известный на Украине человек, член Национального союза писателей Украины. Руководитель поэтической студии, лауреат нескольких серьезных литературных конкурсов. Крепкий регулярный стих в духе 60-х с преобладанием абстрактного и общепоэтического (“Не печалься, не плачь, не ной, / Не впускай в себя суету! / Да спасутся и голубь мой, / И листок у него во рту”). Накопленный солидный жизненный багаж, впрочем, иногда дает строчки и мысли, воспринимаемые с пониманием и сочувствием.

Микола Шошанн?, “Музична скринька” (“Музыкальный ящик”). “Моя самотносте, ти суму з?рка рання, / забуло музику палкУ моє кохання, / Тепер з тобою я, самотносте, щомит?, / Тоб? дарую вс? слова, сл?зьми омит?. / Дарую всю дзв?нку росу, / Весняну синь, ос?нн?й сум”... Не знаю, имеет ли смысл переводить, скажу только, что “самотн?сть” — одиночество, а “сум” — грусть. В целом остается ощущение эстрадного шлягера. Встречаются у Шошанни, впрочем, живые, предполагающие самоиронию и игру с языком (украинский в этом смысле представляет богатые возможности) строки — о равлике (улитке), который “то плаче, то п?сню сп?ває”, и сидит “п?дпершись руками”. Русскоязычный же Шошанни (“Витражи иллюзий”) оказывается типичным поэтом-юмористом (“Бросив все, оголив тылы, / Он ушел от жены-пилы, / Канув в бездну осенней мглы, / Словно песни Бюль-Бюль Оглы…”).

Леонид Борозенцев, “ЛистополЪ”. Явно черпает вдохновение из того же Серебряного века. Символисты и Есенин. Ангелы, нежно звучащие дожди, крылья. “Целовать / Так истошно и высоко / Луч мозаики солнечных глаз / И касаться холодного сердца легко, / И входить в каждый стон без прикрас…”

Елена Асачева, “Пепел на ладони”. Лауреат нескольких Всеукраинских поэтических фестивалей и литературной премии “Хрустальная вишня”-2004, живет в Виннице. “За гранью, за чертогом сна, / Где души дом свой обретают, / Моя душа совсем одна / В безумстве космоса летает”… “Преклоню колени, / Обниму руками…”.

Алексей Торхов, “Сеятель птиц”. Майор милиции в отставке, живет в Николаеве. Экзерсисы, иногда вполне симпатичные (“не берут с таким пятачком в НАФНАФЫ / не берут и в плен с таким ХЕНДЕХОХом / не берут с таким-то вот ЛЮФТом в ВАФФЭ / потому что там с таким люфтом плохо…”). В лирике — Маяковский+Вознесенский (“Когда я умру… сигналом забьешься в сети. /Терзая звонками и тишину, и Вечность. / “Оставьте свое сообщение. / Пока / Абонент в Пути. / Во Млечном…”). Один из немногих авторов серии, кто решается на лингвистические и смысловые игры.

Марина Матвеева. “Избежность”. Филолог, живет в Симферополе. Из автобиографии: “более ста публикаций в изданиях Крыма, России, а также в Интернете… Представитель крымской фаэзии — фантастической поэзии (фаэт несет в реальность неуловимую духовную гармонию всего живого и истинного с целью очистить и возвысить сознание будничное и заземленное)”. “Фаэты”, напомню, — название одного из романов Александра Казанцева, со всеми вытекающими:

Вячеслав Рассыпаев, “Дикий Пион”. Известный киевский поэт, строящий свой имидж на эпатаже и гиперболе; но все же в этом определении поэт — главное слово.

Или:

А теперь давайте поразмышляем.

Сейчас, когда сеть объединяет поэтическое сообщество чуть ли не по всему земному шару, неизвестных поэтов практически нет (разве что сидит кто без Интернета на необитаемом острове).

Соответственно, и открытий нет. Открывать знакомого и московскому, и киевскому поэтическим кругам Рассыпаева — дело заведомо неблагодарное, хотя иметь у себя его книжку людям, профессионально занимающимся поэзией, наверное, нужно.

Но ведь это всего одна книжка из двенадцати. Ладно, прибавим к ней (с натяжкой) еще две-три.

Нужна ли такая серия?

Да.

Печатное слово, по сравнению с сетевым, пока еще имеет сакральное, магическое значение.

Формат серии беспощаден — он подчеркивает достоинства, но и выпячивает, гиперболизирует недостатки. Кричит о заемности, дурновкусии, просто неумелости. Тексты, весьма толерантно воспринимаемые сетевым читателем (большая часть авторов представлена на сайте http://poezia.org и вообще в Интернете), типографское исполнение способно убить. Лучше для авторов, если это случится в том возрасте, когда еще сохраняется способность учиться.

Часто именно после издания первой “печатной” книжки автор делает мощный рывок вперед. Иногда поэту необходимо избавиться от груза, мелочного багажа, который, пользуясь украинской пословицей, “тяжко несты, важко кынуты”, признать неудачу и идти вперед. В этом смысле спасибо тем, кто взял на себя труд попечительства и все-таки издал молодых (и не очень) людей, полных литературных амбиций.

А теперь о главном — об украинской издательской политике.

Украина, в отличие от России, — пример такой организации культурно-просветительской деятельности и издательского дела, когда они не концентрируются в одном-двух крупных центрах, но рассредоточены по всей стране.

Вспомним “Станиславскую группу” и “Станиславский феномен”; Львов с его книжной ярмаркой, где проходят поэтические чтения; поэтический и вообще литературный Харьков; крымчан, в этом году организовавших Первый крымский съезд фантастов… Столица — Киев — в этом ряду стоит не впереди, а рядом. В той же Виннице, например, действует издательство “Теза”, организовавшее международный конкурс на лучшую рукопись для детей.

В таком контексте деятельность попечителей серии вполне уместна: для того чтобы разглядеть вершины, нужно стоять как минимум на уровне моря.