Леонид Костюков

П. Образцов, Е. Образцова. Необыкновенный Образцов

О кукольнике и человеке

Настало время, когда от прошлого остается кич. Нынешняя молодежь кое-как понимает, кто такой Берия, но вряд ли один из ста припомнит, кто такой Товстоногов. Но даже в этих условиях избирательной народной памяти и совсем уж невразумительной народной любви имя Сергея Образцова для россиян отзывается кратким ассоциативным рядом. Кукольный театр. Немного детское лицо с широко раскрытыми глазами. Всемирное признание. Любовь к животным. Не такая уж малая, в сущности, база — можно переходить к подробностям.

Но еще несколько слов об особенностях настоящего момента. Удивительные лакуны массового сознания парадоксальным образом сочетаются с доступностью информации. Набрав в поисковике “СЕРГЕЙ ОБРАЗЦОВ”, мгновенно получаешь четкий перечень дат, имен, заслуг, наград и званий. С одной стороны, безграмотность еще есть, с другой — она уже потенциально ликвидирована.

Первое, что хочется сказать о книге Екатерины и Петра Образцовых “Необыкновенный Образцов”, — она очень точно культурно адресована, как теперь говорят, позиционирована. Чтобы увидеть и объяснить эту точность, давайте обратимся к простой логике и здравому смыслу.

Тираж книги 3000 экземпляров. То есть человек, который тянет к ней руку в магазине, — уже далеко не тот среднестатистический россиянин, с которым, собственно, непонятно что делать в культурном отношении. Покупатель и читатель “Необыкновенного Образцова” знает, кто такой Сергей Владимирович, или, в крайнем случае, может легко узнать.

Екатерина и Петр, любящие и любимые внуки своего великого дедушки, сознательно пишут именно частную историю, восполняют то, что без их деятельного участия не существовало бы.

Кажется, спорное решение — писать не только о Сергее Образцове, но и о прадеде Владимире Николаевиче, академике-железнодорожнике, и о менее знаменитых родственниках, вообще о времени, о семейных обычаях, о соседях, гостях, домашних животных. Но здесь именно тот случай, когда авторы рискнули и выиграли. Книга действует, как электростанция, — вырабатывает свет и тепло. Редкая в сегодняшнем контексте, замечательная книга. В ней описаны любопытные события и вещи, но важнее становится авторское отношение к событиям и вещам. В итоге получилось нечто не только увлекательное, но и заразительное.

Два имени на корешке книги всегда вызывают законное читательское любопытство — а как это они писали вдвоем? В данном случае ответ обескураживающе элементарен: писали отдельно, по половине книги, потом сложили. (А потом еще приложили немного из наследия самого Сергея Образцова, какие-то отзывы его коллег, фотографии). То есть эксклюзивная часть книги распадается на две: Екатерины Образцовой (актрисы и режиссера) и Петра Образцова (химика по образованию, писателя и журналиста). Возникает искушение сравнить.

Как ни странно, мне часть, написанная Екатериной, оказалась душевно ближе. Если обналичить абсолютные оценки, то написанное Петром понравилось, а Екатериной — очень понравилось. Дело в том, что изложить на бумаге свои мысли, воспоминания и чувства для человека образованного, мыслящего и чувствующего — не такая уж доблесть и точно уж не удел профессионала. От писателя и журналиста обыкновенно требуется нечто большее и иное. Екатерина Образцова как частное лицо в ситуации частного письма оказывается абсолютно адекватна. Не то чтобы она как-то специально умеет писать, она скорее умеет говорить, то есть (как большинство представителей гуманитарной интеллигенции) может просто, связно и узнаваемо выразить мысль. Именно это от нее и требуется. На Петра же (по-моему) немного давил статус профессионального литератора. Наверное, оперному певцу надо предпринять специальное усилие, чтобы вплести свой голос в застольное пение. Петру Образцову, как мне кажется, не удалось полностью раствориться в данной творческой задаче, стать именно и только летописцем семейной хроники. Например, в отдельной главе с незаурядным полемическим блеском Петр разоблачает служителей культа и намекает нам, что Бога нет. Это слегка оскорбляет меня — и вовсе не как человека верующего. Меня точно так же покоробило бы, если бы мне на трех страницах разъяснили, что Бог есть. Мне кажется, некоторые глобальные вопросы уже масштабированы историей культуры именно как глобальные; их невозможно так или иначе быстро разрешить. Но это, повторяю, частность, возможно, лишнее, отступление, которое не влияет на итоговый успех начинания.

Лично для меня существовал еще один план чтения этой книги. Дело в том, что мои мать и отец (как и первая жена отца, как и второй муж матери) практически всю жизнь работали в Театре кукол Образцова. Сам я в школьные годы объездил с этим театром половину Советского Союза. Несколько пьес невольно вызубрил наизусть; знал, за какое колечко дернуть, чтобы у куклы открылся рот. Нашел мать на паре фотографий в книге. Хорошо помню и девочку Катю, дочку тети Наташи. Такой читатель-соглядатай — в принципе интересная фигура. Он и благодарнее, и придирчивее удаленного. Острее чувствует и точность, и фальшь. Для примера: моряки, как я слышал, не больно высоко ставят морскую прозу Конецкого, хотя, казалось бы, Конецкий и сам моряк. А вот некоторые уцелевшие жители Дома на набережной очень любят “Дом на набережной” Трифонова.

Нет нужды повторять комплименты, расположенные выше. Чего-чего, а ни одной фальшивой ноты в книге нет. Все верно. В начале одного замечательного стихотворения Арсения Тарковского как бы в отчаянии перебирается сухой остаток физического существования человека:

Наверное, эти строки могли бы стать эпиграфом ко многим мемуарам. Но отчего-то важны подробности, и то, что живо в памяти, еще не умерло до конца.