Владислав Кулаков

Александр Макаров-Кротков. Далее – везде

Вот как выглядит стихотворение, давшее название книжке (а когда речь идет о поэзии такого рода, всегда важно, как стихотворение выглядит):

Нет, автор вовсе не подводит итог своего жизненного пути этой книжкой (хотя каждая книжка — некий промежуточный итог). Стихотворение фиксирует, передает ощущение какой-то особой укорененности, ясности и определенности собственной судьбы, обретаемое в зрелом возрасте. “Вот тут / и нигде более”: место под солнцем, почва под ногами давно есть и вполне тебя устраивает. Правда, ничего уже, по большому счету, не изменится — ну и не надо. Да, это похоже на окончательный приговор, автоэпитафию, над чем и иронизирует автор. Однако та же самая укорененность дает и чувство особой свободы. Ты больше не занят всякой суетой, проблемами самоидентификации, ты обрел твердую почву под ногами и можешь двигаться куда хочешь. Ну и где же тебе хочется побывать? Да везде! Взгляд делается более пристальным, ты начинаешь замечать и ценить всякие мелочи, на которые не обращал внимания раньше. Спешить некуда. Электричка (телега жизни) покинула пригородные зоны, катит по открытому пространству, и незачем ее подгонять: теперь интересен каждый полустанок.

Этот железнодорожный образ лег в основу композиции и графического оформления книги (художник — Алексей Сомов). На обложке — схематический рисунок рельсов и шпал (как бы детский — просто две слегка уходящие в перспективу тонкие вертикальные линии, посеченные горизонтальными штрихами). Разделы книги — как схема зон пригородной железной дороги. Или как станции. Первая, четвертая, седьмая, десятая, одиннадцатая… Далее — везде.

Александр Макаров-Кротков — автор шести поэтических книг (включая эту). Из общего списка (а в “Далее — везде” вместо предисловия — исчерпывающая библиография публикаций поэта) выделяются две книги: “Дезертир” (1995) и “Тем не менее” (2002). Фактически это два тома избранного (тома не особо пухлые — но разве они могут быть другими у автора поэтических миниатюр?), в которых собраны, соответственно, стихи 1980-х и 1990-х годов. Первый раздел новой книги — стихи последних лет, 2000-х. Открывается посвящением Геннадию Айги:

Это, конечно, неслучайно. Макаров-Кротков — ученик Геннадия Айги и Всеволода Некрасова, и он не раз выражал в стихах благодарность своим учителям (в книжке есть и посвящение Всеволоду Некрасову — “Конкретный сонет”). Но стихотворение важно и тем, что сразу задает книжке нужную тональность, выводит в открытое пространство — весеннее, световое, гулкое. Это междустрочное пространство, важнейшее в поэтической миниатюре, — весенний воздух, глубокий вдох. Каждая строчка — выдох. Каждое стихотворение (обычно верлибр) держится на ритме дыхания.

Второй раздел (по железнодорожной нумерации книги — четвертый) — небольшая поэмка, написанная еще в 1984 году, но ранее автором ни в один из сборников не включавшаяся. Вещь вполне достойная и, главное, уместная именно в этой книге, поскольку представляет собой лирическое описание романтического путешествия (правда, автобусного, не железнодорожного) по не вполне романтической российской глубинке позднесоветской эпохи. Помимо влюбленных, главный герой повествования — городок с трогательным названием Пустошка (есть такой город в Псковской области), весьма соответствующим общему настроению поэмы.

Третий (пятый) и четвертый (шестой) разделы — ретроспектива, избранные стихи из “Дезертира” и “Тем не менее”, проиллюстрированные тонкой и изящной графикой А. Сомова. Пятый (седьмой) — опять новое; стихи, выделенные в отдельный раздел как не самые свойственные автору — не миниатюры и не верлибры: стихотворные посвящения Виктору Ковалю и Ежи Чеху, “моему польскому другу” (в “Тем не менее” тоже имелся цикл стихотворных посвящений, причем сонетов), конкретистская коллажная композиция, есть даже басня… На самом деле, разумеется, автор ничуть не отступает от своей конкретистски-минималистической стратегии, просто пробует другие лирические жанры, и, в целом, не без успеха.

Шестой (десятый) раздел озаглавлен так: “Приложение. Сны литературные и не только”. Автор, по-видимому, сомневаясь в предлагаемых текстах, заранее понижает их статус до “приложения”. Что и говорить, обнародование собственных снов — дело сомнительное. А тут к тому же сны литературные, где в качестве действующих лиц появляются всем известные замечательные поэты, некоторые из них уже ушли из жизни. Но автор действительно видел эти сны и записывал их по свежим впечатлениям аж с 1988 года (каждый сон точно датирован). Записывал в своей манере — без нажима, домыслов, намеков, ложной многозначительности... Удивляясь виденному. И в результате получились занятные прозаические миниатюры, местами напоминающие литературные анекдоты Хармса: “Приснился мне сон, что Сергей Гандлевский рассказывает мне и какой-то литературной тетке, как он страстно хотел опубликоваться в “Нашем современнике”. Как только напишет новое стихотворение, так сразу туда и несет. Но его там так ни разу и не напечатали, ругали за антинародность. Очень сожалел”. Не нужно никакого Фрейда. Написано только то, что написано. И этого достаточно.

Седьмой (одиннадцатый) раздел — одна страница. Римская цифра XI и крупным шрифтом посреди белого листа: “ДАЛЕЕ — ВЕЗДЕ”. Справа, на внутренней стороне обложки, повторяется схематичный рисунок железной дороги. Конечно, это не только железная дорога. Это еще и лесенка, поднимающаяся вверх по странице и уходящая дальше, ввысь, в весеннее небо. Весна тут совсем не торжественная, обычная, повседневная (обложка — из голубоватой плотной бумаги, типичной для всяких брошюрок). Но тем и дорога, близка. Построенная на речевых нюансах поэзия А. Макарова-Кроткова — не громкая, но достоверная. Книжка “Далее — везде” — небольшая, но тщательно продуманная и грамотно скомпонованная. Хорошая поэтическая книжка.