Архив
1. Архивариус
Небо блещет безоблачно-царственною синевой,
И под синими флагами
Неумытая осень шуршит пожелтевшей листвой,
А архивы — бумагами.
Архивариус — смерть. Я отдам все эпистолы ей,
Прошуршав многоточьями,
Будто мантией царской, чей шлейф не без звёздных огней
Над земными урочьями.
Может, кто-то прельстится склониться над утлым письмом,
Как сейчас над папирусом
Я склонилась. История движется вечным пером
И компьютерным вирусом.
Так картины наскальные силился расшифровать
Овладевший пергаментом.
Это я, неумытая осень, пытаюсь шуршать
Шлейфом тем приснопамятным.
2. Раскопки
Ах, до чего же этот день красив
Устами роз, глазами синих слив
И жёлтыми веснушками акаций.
Но если вдуматься, сия земля — архив
Заложенных в неё цивилизаций.
Приподнят Вавилон, откопан Рим,
Как кровью, цикламенами багрим,
Амфитеатр концертной Кейсарии.
И местность найдена, где выдохом парным
Прижался вол к ребёночку Марии.
От филистимлян — глиняный узор
На саркофаге, будто слепок с гор.
Из устриц пурпур — от купца фракийца,
Состав же краски не открытый до сих пор
Румянит, может быть, и наши лица.
Так что же здесь останется от нас?
Взрыв — за пластами, за веками — час,
За миром — крест, за человеком — робот
И тучки в космосе пасущий Волопас,
И ропот звёзд иных, и моря рокот.
3. В бывшем храме
Слово опередив,
Льётся музыка Гайдна.
Семь сонат — что за тайна!
В музыкальный архив
Я попала случайно.
Семь поющих свечей
Он возносит под купол.
И мой слух перещупал
Огнь голгофских ночей, —
И забилась я в угол
В бывшем храме, где ключ
У молитвы скрипичный,
И где воздух обычный
Слёзной солью колюч
И причиной первичной.
4. В хранилище
Я делаю странные списки
Заглавий по числам-годам.
Уже не тетрадки, а диски
В архив государственный сдам.
На дисках ни моли, ни пыли,
На лбу у хранителя пот,
Меня он, как шустрый Вергилий
По аду архива ведёт.
Нет, пыточной серы здесь нету,
Но слышен мне слёзный поток, —
Какому-то горько поэту,
Что он и в аду не пророк.
Я мыслей боюсь инфернальных,
Боюсь ксерокопий с судьбы.
А папки на полках подвальных
Вместительнее, чем гробы.
5. Перерыв на обед
Большой, указательный, средний, безымянный, мизинец…
На них бедолага считает счастливые годы,
На них неудачи свои считает счастливец,
На них бизнесмен, хозяин и он же мздоимец
Считает издержки свои и свои доходы.
Вот он сгибает пальцы и пьёт свою граппу
И знает, что может купить даже снег вчерашний,
И только смерти не стоит давать на лапу,
Как на алтарь отечества скот домашний, —
Смерть никому и копейки не бросит в шляпу,
А что до отечества, — может пустить по этапу.
Он пьёт свою граппу, а я пью свой капучино.
В кафе всё блестит, на улице грязно и вязко.
Мы загибаем пальцы. Но разве это причина
Мне сочинять незнакомцу судьбу или сказку.
Гибкий мизинец не угадает зачина,
Палец большой не упредит развязку.
6. Один маршрут
У жизни и смерти один архив —
Меж прошлым и будущим перерыв.
У жизни и смерти один маршрут:
Под пение разных планид
Одновременно по жилам текут, —
Жизнь горячит, а смерть холодит.
И мысли идут, как рыбий косяк —
То карпа крупней, то мельче плотвы.
Если всмотреться, бывает и так:
Мёртвые живы, живые мертвы.
А ты у меня на солёном дне
Сердца — живой надрез.
Что же тебе говорит обо мне
Твой ангел-тяжеловес?
7. Дистанция
И пришла я со стороны,
И останусь я в стороне
От извечного плача Стены
И луны ущербной в окне.
Что ни сделаю — всё не так,
Всё не так — чего ни скажу.
Что в чужбине поймёт чужак?
И дистанцию я держу
Между этим и прошлым днём,
Где и рай похож на архив,
Между явью и забытьём,
Где всегда торжествует миф.
Рдеет роза, как след войны…
О какой дистанции речь?
Слышу каменный плач Стены,
Вижу в небе арабский меч.
9. Дом престарелых
Отдай меня в дом престарелых! Это не горе.
Отдай меня в этот архив, где жизненный свет
Писем любовных и дневниковых историй —
В коробках от шляп, от обуви и конфет.
Сдай меня в этот архив слуховых аппаратов,
Биноклей, колясок, посохов без дорог.
Там буду я равной средь равных, годы упрятав
Или держа при себе как памяти каталог.
Сдай меня в этот архив, будто в бюро находок,
Где меня кто-нибудь, может быть, и найдёт,
Если не мой потомок, то одногодок,
Глядящий назад, — как только смотрят вперёд.
Сдай меня в этот архив, где буду я рада
Камнем на шее не виснуть, но каменеть,
Как известняк, в котором живёт прохлада
Синего моря, высохшего на треть.
10. Излучина Леты
Поверь современной Кассандре:
Не все наши песенки спеты,
Не всё поглотилось жерлом!
Архив — есть излучина Леты,
Куда ты ныряешь в скафандре
Иль щупаешь длинным веслом.
Не зомби отнюдь и не тени, —
Всплывают ожившие трупы
Забытых эпох и певцов, —
Не только русалочье пенье, —
Услышишь военные трубы
И мирную песнь бубенцов.
Вот так я себя утешаю
При входе в архив или в Лету.
Безумна от многих потерь,
Кассандры сестрёнка меньшая,
Я перенесу на дискету
Все бредни! Но ты мне поверь!
Поверь! Ты же веришь гадалке,
Алхимику, хитрой гетере,
Астрологу и колдуну!
Но все упования жалки, —
И в Лету распахнуты двери
Со скользкой стремянкой ко дну.
11. Мозаика
В пещеры, как в полые колокола
Паломники входят, не горбясь.
Но я не об этом… Здесь церковь была,
И яма из глины в четыре угла
Хранит византийскую роспись:
Мозаика серая тускло красна,
Неспешные греческие письмена
Лозой виноградной увиты.
И чудится мне, что от вечного сна
Очнулись напольные плиты.
Конечно, есть память у каменных плит.
Иначе, надгробья к чему бы?
И время-вития со мной говорит,
И ветер-вития, как пламя, гудит
И сушит мне ноздри и губы.
Но я не об этом… О чём же тогда?
Я тоже не лучше витии:
Не я здесь паломничаю, а года
Пасутся, и ягоды иногда
Срывают с лозы Византии.
21 октября — 13 ноября 2006
