Мария Галина

Сеть, при всей своей оперативности и информационной эффективности, великий путаник. Дело в том, что при воспроизведении любая информация так или иначе искажается пользователем, а другой пользователь мало того что эти ошибки копирует, так еще и добавляет свои собственные. В результате, как заметил какой-то мудрый человек, даже Абсолютную Истину можно совершенно спокойно, не боясь разрушительных последствий, запускать в Интернет, поскольку после нескольких десятков трансляций в результате путешествия по форумам и блогам она исказится до неузнаваемости, до “белого шума”.

В результате сеть напоминает что-то вроде “первичного бульона”, где самозарождаются и гибнут некие информационные структуры, порой давая начало новым жизнеспособным формам, порой промелькнув по форумам и блогам, чтобы угаснуть где-то на задворках Рунета.

По сети гуляют “баяны” — ложная информация, принятая кем-то из пользователей за достоверную, часто даже со ссылками на несуществующий источник. Сеть формирует свой жаргон (в крайней своей форме “падоночий” язык, в более мягких — сетевые словечки типа ИМХО или “лытдыбр”¹). Наконец, сеть формирует свою мифологию. Наличие собственной мифологии — один из основных признаков жизнеспособности и самодостаточности любой структуры. Русский сектор Интернета — Рунет — в данном случае не исключение. Самые знаменитые персонажи сетевой мифологии прошлого года — медвед и Ктулху.

Медвед, фактически символ русского сегмента Интернета, на деле иностранец. Впервые картинку с “преведом” (пишет Lenta.ru) запостил некто Lobzz в сообществе dirty.ru, где (цитирую) “тысячи пользователей демонстрируют свои навыки владения “Photoshop” и чувство юмора, создавая смешные коллажи (так называемые фотожабы)”. На картинке, словно нарисованной детской рукой, изображалась парочка, занимающаяся любовью на лесной опушке, и выходящий из лесу медведь с поднятыми передними лапами. Первоначально изо рта медведя пузырем выползало слово “Surprize”. “Сюрприз” был заменен на жаргонное сетевое “превед” — а медведь, естественно, стал “медведом”, очень удачным логотипом русского Интернета (все сразу понятно — и что русский, и что Интернет). С тех пор и началось победное шествие медведа по русскому сегменту Интернета. Ситуация с влюбленной парочкой, застигнутой врасплох сетевым чудовищем, оказалась настолько универсальной, что под нее подгоняли самые разнообразные ситуации: медвед говорил свой “превед” команде хоккеистов на ледовом поле, Ходорковскому, Путину и бог знает кому еще. На сообщество ru_preved, где полным-полно таких коллажей-вариаций, в считаные дни подписалось более тысячи пользователей.

На деле, однако, картинка нарисована вполне взрослой рукой; истинную генеалогию медведа (пишет lenta.ru) проследил ЖЖ-юзер lukomnikov-1 (http://lukomnikov-1.livejournal.com/profile), поэт, культовая фигура московского поэтического андеграунда. Автором оригинального “медведа” оказался американский актер, композитор и художник Джон Лури (John Lurie), у которого, вроде бы, полно таких “наивных” работ. Ссылка на его галерею, однако, когда эта статья писалась, не сработала; быть может, медвед — существо еще более мифическое и неуловимое?

В отличие от быстро натурализовавшегося медведа популярность другого иностранца — Ктулху, в русском секторе Интернета не совсем понятна. Ктулху — персонаж, порожденный воображением Говарда Ф. Лавкрафта, — впервые появился в 1928 году в рассказе² “Зов Ктулху”. Говард Филлипс Лавкрафт — американский культовый писатель, один из основоположников “хоррора”, или macabre science fiction, не увидевший при жизни ни одной книги, создал свою мифологию, пережившую самого писателя. Он оказал влияние не только на своего современника Роберта Говарда, автора эпопеи о Конане-Варваре, но и на Стивена Кинга. Лидер нынешней интеллектуальной фантастики Нил Гейман посвятил ему рассказ “Этюд в изумрудных тонах”, композиция “Зов Ктулху” принадлежит одной из наиболее популярных у молодежи рок-групп “Металлика”, а повесть “Хребты безумия” вдохновила создателей “Чужого” — классики кинофантастики (1979).

Иными словами, Ктулху как нельзя удачней вписался в современную мифологию и культуру. Кто же или что же он такое? Ктулху (слово, выдуманное самим Лавкрафтом) — “древний”, “старейший” — то ли божество, то ли пришелец, то ли представитель предшествующей человеку могущественной расы — скрывается в глубинах океана, в затонувшем городе Р’льехе. Но со временем он должен пробудиться и вновь утвердить на земле свою власть наряду с другими странными и малоприятными существами, тоже спящими до поры до времени. Похож Ктулху на помесь осьминога, дракона и человека. Сейчас он погребен под океанской толщей, но телепатически может влиять на людей — в частности, он властен над человеческими снами и может во сне “сообщаться” со своими избранными.

Известно, что среди самых активных пользователей Рунета имеется внушительное множество фантастов, ролевиков и приверженцев эзотерических увлечений. Но вот, скажем, в июне-июле 2006 года, во время подготовки к интернет-конференции президента России В.В. Путина, к знаменитому шутливому вопросу о том, как президент Путин относится к пробуждению Ктулху (Виктор, 29 лет, Москва, 30.06.2006), присоединилось 16 тысяч интернет-пользователей. Вряд ли все они — фантасты или приверженцы столь экзотического культа.

Некоторые аналитики полагают, что такой повышенный интерес русского сектора Интернета к пробуждению Ктулху (особенно применительно к достопамятному интервью) призван демонстрировать присущее российскому пользователю интеллектуальное фрондерство; в данном случае — в ответ на “клерикализацию” всей страны. Ведь не секрет, что именно Рунет стал прибежищем не только радикализма всяческого толка, но и вообще свободомыслия. Другой вариант, опять же, упоминаемый аналитиками, — это выражение таким образом (цитирую) “подсознательного предчувствия приближения эры катастроф, то есть предощущения “прикровенно-апокалиптического”, пусть и в столь экстравагантной форме”³.

И наконец (опять же цитирую), такая осведомленность может быть “свидетельством высокого культурного уровня нашей современной публики. В тех же США, в аналогичной ситуации вряд ли можно было ожидать, что аж шестнадцать с половиной тысяч человек зададут вопрос, связанный, скажем, с творчеством Николая Гоголя с его Вием или Федора Сологуба с его Недотыкомкой из “Мелкого беса”. Да еще с таким завидным чувством юмора”⁴.

То, что Ктулху во многом персонаж юмористический, свидетельствует и устроенная некими сетевыми активистами шутливая “акция против Ктулху” (http://inoe.ru/inoeru/none.htm).

На самом деле Ктулху, как и медвед, выполняет роль некоего интеллектуального пароля, способа опознания “своих”, причем этими “своими” оказываются представители интеллектуальной и богемной сетевой “элиты” — сегодня уже и за пределами Рунета, в режиме реального общения. Подтверждением тому стал вечер в честь “пробуждения Ктулху”, устроенный в клубе “Жесть” летом прошлого года поэтом и переводчиком Валерием Нугатовым.

Бобруйск — некое условное место (имеющее отношение весьма отдаленное к реальному городу), первоначально бывшее чем-то вроде “острова посланных на…” из ковальского “Суер-Выера”. То есть весьма малоприятное место, куда советовали удалиться темным и непросвещенным сетевым собеседникам (“В Бобруйск, жывотное!”). Есть версия, что начало это выражение берет от хамоватого интернет-сообщества “Бобруйск”, куда помещали посты провинциалов. Другая версия, как водится в России, более литературна и возвышенна: “Нашли дураков! — Визгливо кричал Паниковский. — Вы мне дайте Среднерусскую возвышенность, тогда я подпишу конвенцию.

— Как? Всю возвышенность? — заявил Балаганов. — А не дать ли тебе еще Мелитополь в придачу? Или Бобруйск? При слове “Бобруйск” собрание болезненно застонало. Все соглашались ехать в Бобруйск хоть сейчас. Бобруйск считался прекрасным, высококультурным местом”. (Ильф и Петров, “Золотой теленок”)

Постепенно “Бобруйск” превратился во что-то вроде географического символа русского сегмента Интернета. Недаром во время первого международного поэтического фестиваля в Минске несколько поэтов из сетевых объединений действительно съездили в Бобруйск — так сказать, лично поклониться культовому месту. Кстати, в реале Бобруйск — вполне симпатичный город, жители которого, правда, обижаются на интернетчиков — и потому создали в Интернете свое сообщество “в защиту Бобруйска”.

Как возникают и распространяются мифы в Интернете? Сказать трудно. Та же картинка с медведом провисела несколько месяцев без особого резонанса, прежде чем ее стали тиражировать многочисленные интернет-пользователи.

Попытка пустить по сети слухи о некоем несуществующем молодежном движении “гуннивинг”, предпринятая несколькими заметными фигурами Интернета, известными любителями всяческих мистификаций, особого успеха, кажется, не имела. А вот художественная версия происхождения новогодней елки ЖЖ-юзера midianin охотно и с удовольствием под Новый год начала перепечатываться и сообществами типа ru_mythology и всяческими сетевыми СМИ: “У ранних кельтов ель считалась обиталищем лесного духа, требовавшего кровавых жертв — внутренностей людей и животных, которые друиды регулярно развешивали на ветвях дерева. Когда окрепшая христианская церковь запретила жертвоприношения, народы Европы заменили внутренние органы шарами из дерева, которые в дальнейшем стали стеклянными, а кишки — тряпочными и бумажными гирляндами” (http://midianin.livejournal.com/191677. html?mode=repl).

Собственная мифология — один из основных признаков целостности и самостоятельности общества. Иными словами, русский сегмент Интернета превратился в мощную субкультуру, в которой формируется свой жаргон, свои “пароли”, свои легенды и свои культовые объекты.