Олег Коростелев

А. Стругацкий. Б. Стругацкий. Улитка на склоне. Опыт академического издания

Есть фантастика, а есть Стругацкие

Как я заметил, сейчас стало хорошим тоном начинать рецензии с мемуаров. Не буду нарушать эту традицию, тем более что книги братьев Стругацких к тому очень располагают. По крайней мере у трех поколений бывших советских людей при виде этих книг загораются глаза и начинают роиться воспоминания. Не удержусь и я от того, чтобы внести свои три копейки.

За распространение копий “Улитки на склоне” в крупных масштабах я в свое время привлекался по известной статье. Дело, правда, далеко не зашло из-за очевидной всем абсурдности обвинения, но нервы помотали. Менять 190-ю статью (распространение антисоветской литературы) на 154-ю (спекуляция) местные особисты поленились — видимо, потому, что навару им от такого расклада было бы мало, все-таки уже не их вотчина…

Первый попавший нам в руки вариант “Улитки” мы с приятелем сперва перепечатали на машинке с плохих фотокопий чьей-то машинописи, самостоятельно дописав срезанные объективом строчки и, надо сказать, весьма успешно, в нескольких местах дословно угадав текст оригинала. Сверить текст нам довелось позже, когда достали сперва “Эллинский секрет”, а затем и сакраментальные номера “Байкала”. Разночтения были добросовестно внесены в нашу машинопись, а спустя какое-то время мы обзавелись посевовским изданием, которое и ксерокопировали по мере надобности в целях обмена, продажи и иных способов “распространения антисоветской литературы”. “Улитка” предназначалась скорее для знатоков и ценителей, у широкой публики она пользовалась не таким большим спросом, как, например, “Сказка о тройке”, которую с удовольствием читали все — от профессоров и парткомовцев до секретарш и милиционеров.

Нам с приятелем, тогда еще первокурсникам, “Сказку” принес старшекурсник, которому ее дали под честное слово на сутки, и он немедля уселся ее перепечатывать. Настукав страниц пятнадцать, парень понял, что такими темпами в оставшееся время никак не уложится, поэтому остаток решил записать на магнитофон в собственном исполнении. Так что нам были вручены эти самые пятнадцать страниц и большая бобина для катушечного магнитофона. Первые страницы были хорошей затравкой, и на прослушивание собралось все общежитие. На пленке был целый радиоспектакль: старшекурсник, звали его Вася Диомидов, имел семью, так что происходящую в той же комнате сцену купания ребенка (его радостные взвизгивания и басовитый вой, а также сетования жены на мужа-храпоидола, который, “вместо того, чтобы помочь, сидит тут, гугнит…” и т.д.) мы прослушали во всех подробностях. Дело осложнялось еще и тем, что Вася здорово-таки заикался. Кроме того, он был очень смешлив. Поэтому каждая фраза начиналась с длительного взволнованного заикания, в процессе которого Вася успевал мысленно ухватить дальнейший смысл и на полуслове тихо кис от смеха, а в ответственных местах разражался русалочьим хохотом. Все это перемежалось звуками льющейся воды, стуком ковша по корыту, монотонным ворчанием женщины и жизнерадостными детскими воплями.

Позже “Сказка” была у меня во всех возможных и мыслимых видах (даже оригиналы раритетных номеров “Ангары” с автографом), но аналогов диомидовского варианта все же не припомню. Подобными историями, полагаю, могли бы поделиться многие, и было бы очень хорошо, если б поделились — без всей этой смехопанорамы трудно до конца понять судьбу книг Стругацких в 1960—1980-е годы.

Что книги их будут издаваться в “Литпамятниках”, мы уже тогда мало сомневались, но никогда не думали, что это произойдет так скоро — не только на нашем веку, но даже при жизни Бориса Натановича. Стругацкие — едва ли не единственные авторы, чья библиография (неизвестно кем составленная и распространявшаяся, естественно, анонимно — группа “Людены” заявила о себе гораздо позже) имела рыночную стоимость и ходила в самиздате наравне с обычной литературой. Вряд ли что-то подобное можно представить по отношению к другим авторам тех лет, будь то Трифонов или Казаков, Окуджава или Евтушенко (ну разве еще Булгаков мог вызвать такой интерес)…

Как-то раз в Лос-Анджелесе, во время званого обеда в ресторане University of Southern California, с целью поддержать высокоумный разговор об академических сериях я в шутку сказал, что в “Литпамятниках” хорошо бы издать “Это я, Эдичка” Лимонова (который, как известно, “Литпамятники” терпеть не может, с тех пор как торговал ими в Харькове). Однако Алик Жолковский, не поддержав шутливости тона, совершенно всерьез заинтересовался идеей и принялся выяснять, действительно ли я готов взяться за академический комментарий к такому изданию (незадолго до этого вышел монументальный комментарий Ю.К. Щеглова к романам Ильфа и Петрова). Поскольку дело было в 1991 году, для меня это не вышло из разряда остроумных шуток.

Новое издание “Улитки” — тоже литературоведческий жест, не менее остроумный, однако и приятный.

Весь необходимый антураж соблюден и выполнен по всем правилам академического издания: варианты, библиография, словарь цитат, словарь терминов и имен, авторская рефлексия, статьи — от истории создания и критической рецепции до “Использования информационной метрики в анализе текстового материала на примере корпуса текстов А. и Б. Стругацких”. Все как полагается. Даже кроссворды на темы “Улитки” приложены. Но это уже — “незабудки тут для шутки”. Остальное вполне правомерно и сомнений не вызывает.

Наиболее общая статья принадлежит Б. Дубину и называется “Улитка на склоне… лет: Историко-социологические наблюдения о фантастике и о книгах братьев Стругацких”. В ней, правда, самые любопытные наблюдения имеют мало отношения к Стругацким, а попытки анализа “Улитки” не очень увязываются с результатами социологических наблюдений. Но в целом, как всегда, интересно. Не понял я только, почему, разделив произведения Стругацких на фантастику “с уклоном в научно-техническую сторону” и в “притчево-гротескную”, исследователь отнес “Трудно быть богом” в первую группу, а “Пикник на обочине” — во вторую.

Раздел статей завершает выполненный А. Лапудевым обзор пародий, подражаний и продолжений “Улитки”.

Традиционный аппарат к академическому изданию предполагает комментарий, но каким образом комментировать научно-фантастический текст — никому не известно. До сих пор прецедентов как-то не было. Возможна атрибуция цитат (и этим активно занимаются “Людены”), библиографическая и текстологическая часть (все это в издании представлено), возможны наблюдения над интертекстуальностью, параллелями, заимствованиями, влияниями и т.д. Однако та часть, которая чаще всего бывает основной в аппарате к прозаическому тексту — реальный комментарий, — в данном случае выглядела бы крайне забавной, если бы кто-нибудь придумал, из чего такой комментарий мог бы состоять. Составитель книги Л.А. Ашкинази от этого благоразумно отказался.

Очень немногие произведения отечественных писателей ХХ века удостаивались академического комментария, хотя были случаи, что обстоятельные комментарии выходили отдельными изданиями, подчас превышающими по объему первоисточники. А “Москва — Петушки” Вен. Ерофеева и дилогия Ильфа — Петрова имеют даже не по одному такому сопровождающему тому. Но фантастики в этом ряду пока не было. Хотя я уже в далекие 1970-е сформулировал для себя тезис, который позже слышал от многих: есть фантастика — и есть братья Стругацкие.

И еще неизвестно, что весомее.

Олег Коростелев