Волк прибежал

Такой рубрики в “Знамени” никогда еще не было.

Ну так и авторы, такие, как Николай Семенович Работнов, встречаются далеко не каждый день.

Физик-атомщик по образованию и основному роду деятельности, он по мере упрочения сотрудничества с нашим журналом раскрылся еще и как превосходный прозаик-мемуарист, интересный поэт, яркий переводчик, человек энциклопедических познаний в экономике, в социальной сфере, в культуре. И это если не считать статей о современной поэзии и прозе, представляющих Николая Работнова как вполне профессионального, независимого и, что редкость, остроумного литературного критика.

Поэтому и свою премию редакция вручала ему в 2001 году по тоже беспрецедентной для нас номинации — “За творческий универсализм”.

И поэтому же, когда на редакционных столах сошлись сразу четыре работы Николая Работнова в разных жанрах, мы решили не разводить их, как обычно, по номерам и рубрикам, а разом предложить читателю — пусть вместе с нами подивится такой широте и такому авторскому темпераменту. Который лично мне, впрочем, иногда кажется и чрезмерным — как, например, в статье “Юлий и Юлия”, где речь идет о книгах, заслуживающих, на мой взгляд, более осмотрительной и более сочувственной оценки.

Но бенефис есть бенефис.

Тем более что на подходе — новые произведения Николая Семеновича, и тоже, надеемся, неожиданные.

Статья называлась “Горючка кончается!”, напечатана была в весьма солидном вашингтонском журнале и написал ее бывший менеджер по разведке нефти компании “Amoco” К.Дж. Кэмпбелл — человек, открывший месторождения в Северном море. Статья начиналась со следующего утверждения: среди опасностей, перечисляемых пессимистами, — распространение оружия массового уничтожения, столкновение цивилизаций, глобальное потепление, экологические катастрофы, воинствующий этно-национализм и т.п. — мы почти ничего не слышим о возможности крупного, разрушительного в мировом масштабе энергетического кризиса. А эта опасность как минимум столь же серьезна, как остальные потенциальные ужасы. Учитывая ложные тревоги прошлого, можно предвидеть, что наше предупреждение будет воспринято с заметным скептицизмом. Но мы намереваемся его обосновать.

К статье я отнесся с вниманием, ибо интересовался нефтью пристальнее большинства своих коллег, а возбуждению этого интереса способствовало одно давнее случайное обстоятельство, о котором стоит рассказать.

Мне было немногим за тридцать, и я недавно вернулся из полугодовой командировки в Институт имени Нильса Бора Копенгагенского университета. Эта стажировка сильно укрепила, в частности, мой английский язык, и я решил попробовать им поторговать — семья росла быстрее, чем получка. Поиски работодателя привели меня в некий отдел ВИНИТИ, который свою деятельность особенно не афишировал, поскольку продукцию выпускал с грифом “Для служебного пользования”. Там я попал к отставному генералу Борису Николаевичу Р., который всю войну проработал военно-воздушным атташе в Лондоне, а на пенсии подрабатывал редактированием сборников, в которых кратко описывались самые разнообразные западные организации — научно-исследовательские институты, учебные заведения, промышленные компании — на основании материалов, опубликованных в национальных изданиях. Их компиляцией я и занялся. Мне выдавали объемистую папку, а то и не одну, с газетными вырезками, брошюрами и даже книгами, выжимки из которых нужно было упорядочить в удобочитаемое описание на одном-двух, а бывало, и на трех печатных страницах. Платили неожиданно хорошо.

Мое первое двойное задание охватывало, ни мало ни много, Оксфордский университет и Лондонское Королевское общество! На вопрос об аудитории, для которой предназначалось издание, Борис Николаевич сказал:

— Представьте себе, что нашего министра культуры пригласили в Англию.

Я представил. Министром культуры тогда была Екатерина Андреевна Фурцева. Генерал продолжал:

— Вот ей приносят программу визита. Там стоит, в частности, “Оксфордский университет”. Она морщит лоб: “Оксфордский университет… Оксфордский университет… Первый раз слышу. Дайте мне что-нибудь краткое и по существу. Тут и вытащат вашу брошюру!”.

Задание я понял, работа пошла. Следующим объектом был текстильный концерн “Curtoulds”, основанный еще ткачами-гугенотами, бежавшими в Англию после Варфоломеевской ночи, а потом — компания “British Petroleum”.

Тогда я впервые узнал о существовании шейха Ямани, саудовского нефтяного министра, хладнокровно отобравшего месторождения аравийского полуострова у западных компаний. Нефть по три доллара за баррель они качать в свои танкеры перестали. И дипломатия авианосцев в новых условиях оказалась менее эффективной, чем прежняя дипломатия канонерок.

В последние четыре-пять лет анализ состояния и перспектив мирового топливно-энергетического баланса стал одним из основных направлений в моих профессиональных занятиях, и на работу американского нефтяника я оглядывался все это время.

Основой легкомысленного отношения к нефтяной проблеме Кэмпбелл считает две чисто психологические причины. Первая: “Это уже бывало, и мы выходили из положения” (он вспоминает при этом существующую у многих народов басню о мальчике, периодически кричавшем “Волк! Волк!”, пока его не перестали слушать — этим объясняется название данной статьи). Действительно, цена нефти перевалила за полсотни не впервые. В семьдесят третьем году арабские страны использовали ограничения поставок нефти как оружие в войне Судного Дня, и скачок цен был многократный — в сегодняшних долларах, наверное, под сотню — но очень кратковременный. Он привел буквально к взрыву научно-технических разработок и политико-экономических мер по энергосбережению, а в США за один год было заказано сорок три блока АЭС, правда, построены потом были далеко не все.

Свержение шаха Ирана опять забросило цены к пятидесятидолларовой отметке, но тоже очень ненадолго, а ирано-иракская война 1980—1988 годов на нефтяном рынке уже почти не отразилась, хотя снаряды рвались иногда в непосредственной близости от главных промыслов.

В формировании второй причины, по мнению Кэмпбелла, “…объединяются психология и логика политического демократизма: гораздо проще реагировать на дипломатический или социально-экономический кризис, чем готовиться к нему. Если бы правительственные аналитики предсказали нефтяной кризис или рыночные потрясения, то правительство встало бы перед выбором — отвергнуть их советы или принимать болезненные меры. Гораздо проще вовсе не обращать внимания на такие советы, а еще лучше — сделать так, чтобы они не раздавались. Тогда можно относиться к кризису, когда он грянет, как к Божьей воле, непредотвратимому событию, особенно если повезет и кризис обрушится сперва на других. Западные правительства зашли достаточно далеко в своих усилиях не слышать ничего о будущем нефтедобычи. В Международном энергетическом агентстве работают в основном экономисты, опирающиеся на краткосрочные прогнозы спроса и предложения, они не занимаются изучением сырьевой базы. Однако именно на это Агентство полагаются правительства США и большинство стран Западной Европы в своих базовых оценках”.

А фактическое положение дел с жидким топливом таково. Мировые темпы добычи превышают темпы прироста разведанных запасов минимум втрое-вчетверо. В 2003 году был пройден медианный уровень — человечество израсходовало половину всей доступной ему так называемой обычной нефти (о смысле этого термина ниже). И несмотря на впечатляющие успехи геологической науки и совершенствование методов поиска месторождений темпы прироста обнаруженных запасов падают. Похоже, вот-вот будет пройден пик добычи. Девяносто процентов нефти добывается из месторождений старше двадцати лет, семьдесят процентов — из месторождений старше тридцати лет.

О политической причине многолетнего поддержания цены нефти на искусственно сниженном уровне Кэмпбелл говорит глухо, но она хорошо известна: США и Саудовская Аравия объединили усилия, направленные на резкое снижение доходности нефтяного экспорта из СССР и преуспели в этом, опираясь на огромные запасы и избыточные мощности саудовцев по добыче и транспортировке. Сегодня, однако, эти запасы выбраны почти до упора.

У читателя должен уже вертеться на языке вопрос: нам-то что до проблем империалистов, вынуждавших нас продавать нефть по себестоимости? Пусть теперь отдуваются! Мы — экспортеры нефти, чем она дороже, тем лучше!

Резонно, но у этого резона есть и другая сторона. Наши запасы нефти скромны и будут исчерпаны много раньше, чем у Большой пятерки стран Персидского залива (Саудовская Аравия, Ирак, Иран, Кувейт, Объединенные Арабские Эмираты). В отличие от них роль сырьевого придатка Запада не может быть для нас стратегической. И мы до сих пор продаем половину нефти и газа за бесценок. Скажут — но на внутреннем же рынке! А чем это лучше? Мы фактически субсидируем неэффективные сектора экономики, увековечивая их неэффективность. Не успеем оглянуться — ни энергосбережения, ни нефти, ни высоких технологий. Способ разумно распорядиться нефтедолларами должен быть одним из самых прозрачных и активно обсуждаемых обществом экономических вопросов, но мы вряд ли этого в ближайшее время дождемся. А главное, грядущий нефтяной кризис — это угроза всей системе кровообращения мировой экономики, от его труднопредсказуемых, но, несомненно, опасных дестабилизирующих последствий нам никак не остаться в стороне.

Кэмпбелл неоднократно подчеркивает, что подавляющая доля сегодняшней добычи — это “обычная” нефть. Но есть и “необычная”. Под этим термином понимают продукцию месторождений, где добыча сильно затруднена и дорога€€ из-за самых разных, иногда переплетающихся, факторов: неудобное расположение (Крайний Север, морской шельф), форма залегания (нефтеносные пески, сланцы) или его большая глубина, состав нефти (преобладание тяжелых фракций, высокая сернистость), необходимость применения активных методов добычи вроде закачки пара в пласт и т.д. Серьезным и все более частым удорожающим осложнением является нестабильная политическая обстановка в нефтедобывающих развивающихся странах (Ирак, Нигерия, Венесуэла). Дорога€€ также переработка и транспортировка “необычной” нефти. Так что на нее надежды плохи. А у нас ее больше, чем у арабов.

Нужно заметить, что иногда временно включаются и факторы, снижающие цены и оказывающие расслабляющее влияние на потребителей. Так, во второй половине девяностых годов отрицательные биржевые подвижки были связаны с необычно теплой погодой в средних широтах, надеждами, внушенными конференцией в Киото (они, можно сказать, не оправдались) и азиатским экономическим кризисом. Арабским странам не хватало денег, и они наращивали добычу. Ожидалось, что бывшие коммунистические страны, пораженные кризисом, выходя из него, сосредоточатся на развитии не слишком энергоемких производств — так и получилось. Некоторые на Западе также предсказывали открытие новых месторождений в России за счет прогресса методов разведки, но — это отмечает Кэмпбелл — оказалось, что советские геологи были не глупее своих западных коллег и сумели обнаружить все крупнейшие бассейны и месторождения. Он также напоминает, что прикаспийские залежи, вокруг которых недавно поднялось много шума, были обнаружены еще до того, как полковник Дрейк пробурил свою знаменитую первую скважину в Пенсильвании в 1859 году, основав американскую нефтедобывающую промышленность. И нефть Северного моря была открыта до нефтяного кризиса семидесятых годов, а не в качестве реакции на него.

Количественная сторона проблемы выглядит следующим образом. Экстраполяция современных данных дает цифру полных запасов обычной нефти в 1800 млрд. баррелей, включая все добытое. Все надежно разведанное плюс ожидаемый прирост запасов — и с этой оценкой согласны все двадцать или тридцать авторитетных обзоров, опубликованных за последние двадцать-тридцать лет. Свыше восьмисот миллиардов баррелей уже добыто. Это означает, что добыть осталось около триллиона баррелей, из которых сто пятьдесят миллиардов еще предстоит разведать.

Сенсационные открытия последних десятилетий реально не оправдывали возбужденную ими общественную эйфорию. Вся нефть Северного моря — это примерно трехгодичное мировое потребление, северо-восточный Прикаспий — в лучшем случае столько же, запасы глубоководных залежей, к которым разведка устремилась, исчерпывая шельфы, пока вообще на уровне одногодичного потребления — порядка двадцати пяти миллиардов баррелей, да эту нефть уже и не назовешь обычной.

Немаловажно также, что успехи в методах разведки не привели к повышению качества информации о ее результатах. Мировая статистика по объемам добычи и запасов становится все менее надежной. Опубликованные данные по мировому объему добычи в конце девяностых годов в наиболее авторитетных изданиях OPEC Bulletin и World Oil, приведенные с пятизначными цифрами, отличались аж на пятнадцать процентов — а ведь речь идет всего лишь о суммарных показаниях счетчиков! Положение с оценкой запасов еще хуже: нет ни общепринятых определений, ни надежного аудита. Огромные неподтвержденные запасы были продекларированы многими странами OPEC в конце восьмидесятых годов с целью увеличения своей доли в квотах этой организации и тоже способствовали созданию розовых иллюзий. Дадим в последний раз слово Кэмпбеллу: “Отрасль продемонстрировала замечательный прогресс и в технике, и в геологических знаниях, и в умении сделать добычу прибыльной. Но в том-то и дело — есть единственное совместное объяснение и этим успехам, и падению прироста запасов: разведывать-то уже почти нечего <…> Не приходится особенно напрягать воображение, чтобы прийти к выводу: обстановка для повышения цен будет подготовлена на рубеже веков, и уж совершенно точно — в течение следующего десятилетия. Политические мотивы могут и не потребоваться — дефицита самого по себе окажется достаточно <…> Существует большой простор для разработки технических решений по преодолению нефтяного кризиса, но они должны быть направлены на снижение зависимости от нефти, а не на поиски того, чего нет <…> Трудно сомневаться в том, что за пиком добычи нефти нас ждет исторический перелом. Он изменит мир, который мы знаем, и его энергетическую движущую силу <…> И дело не в политике ближневосточных стран, которым повезло в Юрский период — в самом крайнем случае можно и морскую пехоту послать. Дело в несокрушимой физике сообщающихся сосудов”.

Как можно споткнуться на посылке морской пехоты, американцам показал Ирак. А физика сообщающихся сосудов учит нас: если вытекает больше, чем втекает, вечно это продолжаться не может.