|
Гали-Дана Зингер
Были ещё химеры...
Об авторе | Гали-Дана Зингер — поэт и переводчик (русской литературы на иврит, израильской — на русский). Родилась в 1962 году в Ленинграде. Училась на театроведческом факультете Института театра, музыки и кинематографии. С 1988 года живет в Иерусалиме. Редактор журналов «ИО» (1994—1995, совместно с И. Малером и Н. Зингером) и «Двоеточие» (с 1988 года, с 2001 года на иврите и русском). Автор трех книг стихов на русском языке — «Сборник» (1992), «Адель-Килька. Из» (1993), «Осажденный Ярусарим» (2002) — и двух книг на иврите. Русские стихи публиковались также в журналах «22», «Солнечное сплетение», «Стетоскоп», «Камера хранения», «Арион» и др. Лауреат ряда израильских литературных премий.
Peregrina similitudo
там мы искали себя и там
себя не находили
что же было искать? —
как нам себя потерять
ранец потёртый в руке —
не исправлять же осанку —
се голубица во храм
знаний грядет под Осанну
с химией плохо у нас
мёртвые души в романах
тятя и дети и мать
алгебра что-то хромает
сколько вопросов в строфе
там? мы? искали? себя?
что же было искать?
где мы? и кто там? зачем?
там — где? и мы — кто? зачёт
ждёт нас, кому и зачтётся
чуждым подобиям зря
верит под партою чтица
что ж над задачкой корпеть
где неизвестных не сыщешь
если ж в учебник залезть
тыщи ответов обрящешь
1994(?)—26.8.2003
Признание
я больше не люблю
(да и никогда не любила) те-
атральные конфеты, барбарис и дюшес,
не говоря уж о мятных.
Я больше не хочу видеть
(да и видела ли раньше) те
продолговатые обтекаемые блёклые
жёлтые зелёные полупрозрачные тела
в мутных мятых обёртках
они сияли, когда их вынимали изо рта.
но знаешь
когда я слышу те-
перь (как и прежде)
прожжённый дух кондитерских фабрик
у меня перехватывает дыханье.
26—27.8.03
* * *
В дом зело красный, красно-зелёный —
кирпич почерневший, чёрный тополь,
клеёнчатые листья, калёные серёжки —
кого затопляют слёзы и сопли,
в среднюю группу детского сада
ведут меня за ручку. Исполненье долга.
Так надо. Но уж ненадолго.
Скоро на дачу. Под китайским клёном
я и не вспомню ни един топоним.
Улица Восстания города Ленинграда
изгладится из памяти чайною фольгой.
А затопят печку, с дедушкой Семёном
в душевой кабинке мы с тобой потонем
в подмосковной мойке, город мой Потополь.
Я же нечаянно. Я больше не буду.
Дедушка-голубчик, сделай чудо,
достань мне, дедушка, конфетку из ушка,
юбилейный наколдуй рублик под подушкой,
а на нём рельефный, будто бы под лупой,
он мне тоже дедушка, что бы ни сказали,
каждый год встречает он нас на вокзале.
В дом зело красный, красно-зелёный
я пойду оттуда в старшую группу.
26—27.8.03
Звательный падеж
Кого мы обманем,
обмолвившись: хочется жить?
Все знают, что мы возжелали смертей растяжимых
гармошкой шпаргалки в кармане,
где даты всех съездов.
Кому мы поверим
гармонией алгебру и
просодией военрука подполковника Лукшу?
Ведь жмурятся нам из-за двери
солдатские звёзды.
О ком нам объявят:
скончались историк и Бог,
назначат свободным уроком движенье и пенье?
По буквам читается: ЯХВЕ,
с трудом: Саваофе.
За кем мы по росту
построим в затылок и в лоб,
что по лбу себя пионерской линейкой, на первый-
второй рассчитаться непросто
на фас и на профиль.
Кого не найдём мы
в таблицах глаголов и мер
ни крайних, ни высших, ни твёрдых тел, ни переходных?
Пускай говорят: идиомы,
мы — жидкие кости.
И кто нас оставит
на послеуроков на память?
В дневник замечанье, родителей в школу и маму
к директору в полном составе
и каменной гостьей.
(?)—26.8.03
* * *
Видишь? Видишь? Ты ничего не видишь!
Это брандмауэр, т.е. слепая стенка,
там ещё три медведя, маша и мишки,
полустёршаяся такая картинка
вроде слепой кишки червя дождевого
память ты тут была но где не помнишь
чтоб не прийти слишком рано в гости когда на Садовой
с мамой скамейки песочница камни
гипсовый слепок гриба в рост мухомора
кто-то покрыл серо-буро-малиновой краской
в крапинку были ещё химеры
сивый мерин — горушка и ржавый савраска — качалка
кто это взял мои совок и ведёрко?
кто это съел пирожок из песка и лужи?
нет не садись на скамью береги подарки
нет не смотри наизусть под пеньком лёжа
25—26.8.03
Иерусалим
|
