Владимир Елистратов

Марат Гельман. Русский способ: Терроризм и масс-медиа в третьем тысячелетии

Писать о терроризме (а не пишет о нем сейчас только ленивый) можно тремя способами.

Способ первый: повторять на все лады трюизмы типа “терроризм — чума XXI века”, “бороться с терроризмом можно только сообща” и т.п. Чудеса комбинаторики из этих аксиом-банальностей нам в изобилии демонстрируют сейчас тысячи “кормящихся” вокруг терроризма политиков, чиновников и журналистов.

Способ второй: кропотливо изучать явление (от первого теракта, т.е. Каина против Авеля) до последних взрывов в подземке. Не делая далеко идущих выводов. История террора — одна из самых популярных (потому что — хлебных и даже — “хлебно-масло-икорных”) тем в современном гуманитарном знании. Чего сейчас только не изучается! Скажем, в т.н. феминистском литературоведении популярнейшая фигура — террористка Вера Фигнер. Ей посвящены десятки фундаментальных исследований. Намного больше, чем, скажем, Матери Терезе.

Способ третий: задать сакраментальные вопросы “Что делать?”, “Кто виноват?”, дальше по списку. И мучиться, не находя ответа. Потому что, если честно, ответа нет. Вместо ответов — трюизмы (“бороться с терроризмом можно только сообща” и т.п.: см. “способ первый”). Круг замкнулся.

Марат Гельман в своей книге “Русский способ” делает попытку разомкнуть порочный круг. Отчасти (максимально, насколько это вообще возможно в наше время) — попытку, как мне кажется, удачную.

Формально книга состоит из трех разделов, по сути, глубинно — из двух. Первая — история вопроса. Вторая — поиск ответа на вопрос “что делать?”. Но не вообще всему человечеству, а журналистскому сообществу и СМИ. Общечеловеческий аспект, конечно, тоже затрагивается. Но в центре внимания автора все-таки “цеховые” интересы.

Я бы сказал так. Первая часть интересна всем читателям. Здесь сжато, емко и выразительно описаны всяческие “сикарии”, “асассины”, “душители” и прочие кошмарные прототеррористические явления многострадальной истории человечества. Затем — то, что ближе к нам: “Хамас”, “Хизбалла” и т.д. Здесь много полезного для общего развития читателя. Своего рода краткая учетная энциклопедия по истории терроризма. Так сказать, пропедевтический курс “Введение в терроризмоведение”.

Как и любое “введение”, книга М. Гельмана может вызвать вопросы. (Это неизбежно и нисколько не ставит под сомнение полезность представленной в книге информации.) Скажем, тех же сикариев М. Гельман спокойненько отождествляет с палестинцами, что в высшей степени некорректно. Сикарии — это ортодоксальнейшие иудеи, т.н. радикальные зилоты I века нашей эры. Или: не всегда понятно, почему одни явления включаются автором в историю терроризма, а другие — нет. Например, история русских революционеров-террористов туда упорно включается, а история католического и протестантского терроризма — нет. Тамплиеры и иезуиты “тихо” уничтожили тьму людей. Например, не исключено, что тамплиеры отравили Филиппа Красивого. Чем Филипп Красивый хуже Александра II? Почему взрыв в метро, организованный “Аум Синрике”, — это теракт, а Варфоломеевская ночь — нет? Почему деятельность ку-клукс-клана — это террор, а планомерная резня белыми индейцев в США — не террор? Где грань между бен Ладеном и камарадо Че? А Денис Давыдов и Вершигора — террористы или нет?.. А “Овод” и “Капитан Немо”?

Все это очень нелегко. И М. Гельман, человек с острым и гибким умом, это понимает. Он прекрасно понимает, как мне кажется, главное: что существует теснейшая и неразрывная связь между легальным террором (государства над своими гражданами, одной страны по отношению к другой стране, доминирующей религиозной конфессии — к другой конфессии, неугодной ей, “большого народа” — над “малым народом” или наоборот и т.д.) и нелегальным терроризмом как реакцией на легальный террор. И ясно, что террор может быть тупо-откровенным и неприкрытым, а может — “бархатным” и “потаенным”. И неизвестно еще, какой хуже. И уж яснее ясного, что все т.н. террористы обязательно нужны каким-нибудь сильным мира сего и являются тонким инструментом того или иного легального террора. Как наркомания существует не из-за наркоманов (которые, конечно, везде найдутся), а из-за наркобаронов. “Если звезды зажигают — значит, это кому-нибудь нужно”.

М. Гельман касается этой тонкой материи деликатно, почти куртуазно. “Кровная связь плебейских бандитских организаций с сильными мира сего — одна из самых больных и сложных проблем” (с. 20). Уж куда больнее и сложнее! Правда, на стр. 61 сказано достаточно ясно, что (я выражаю здесь мысль М. Гельмана своими словами, более “радикально”) терроризм — это во многом порождение именно тех сильных мира сего, которые с ним сейчас столь активно борются. Буш-папа завербовал Хусейна, а потом с ним же воюет Буш-чадо. Москва научила Дудаева воевать, а потом… Правильно сказал Василий Розанов: “Всем великим людям я бы откусил голову”.

И на наших глазах разворачивается самое страшное, что только можно придумать: терроризм становится необходим властям (всем четырем). Он уже давно необходим военным, политикам, а значит, и капиталу. Суд тоже при деле. Теперь терроризм стал необходим СМИ и огромной армии чиновничьего интернационала. Десятки тысяч бюрократов за очень хорошие деньги весело просиживают штаны за обсуждением и составлением “проектов” и “положений” по борьбе с терроризмом. “Круглые столы” на телевидении, тысячи высоколобых “аналитических” статей и т.п. Радуеву с Хаттабом все эти люди должны поставить памятники. Террористы их кормят, как Пушкин — литературоведов. А “борцы” с терроризмом давно уже стали рыбами-спутницами террористов. Все это звучит цинично, но это так. Большего общественного ханжества, чем в области т.н. освещения проблемы терроризма сейчас нет нигде.

М. Гельман пишет в своей книге о “трех китах” современного терроризма. Это, по М. Гельману, ¹) их “медиаприрода”, 2) самоубийцы, 3) конфликт цивилизаций.

“Медиаприрода” терроризма — во многом (если не во всем) заслуга самих “массмедиа”. Это, по-моему, ясно. “Хит-шоу” 11 сентября и т.д. Здесь автор прав, хотя акценты можно и переставить. “Медиаприрода” — это “вторая натура” терроризма, привитая ему “привычка”.

Насчет самоубийц — пожалуй, да. Суицидальный психоз периодически усиливается на перенаселенной (вернее, неравномерно заселенной) планете Земля. Нас слишком много. Готовность к смерти большого числа людей — явление биосферное. И идет оно в ногу с фанатизмом (fanaticus — “одержимый”; кстати, именно этим словом вполне можно переводить на европейские языки “Бесов” Достоевского). Природа фанатизма замечательно показана, например, Булгаковым в образе Левия Матвея. Это один из самых ярких образов террористов в мировой литературе. Здесь есть еще один очень важный компонент: обязательный элемент ненависти к власти. Эпиграфом к истории террориста могли бы стать знаменитые слова, адресованные Евгением Медному всаднику: “Ужо тебе!”. Потом это “ужо” Фигнер с Лениным развернут по полной. И терроризм против ненавидимой ими власти закономерно превратят в террор против собственного народа. А потом этот террор органично перерастет в терроризм против власти (в той же Чечне). Все закономерно.

Самыми уязвимыми, пожалуй, являются рассуждения М. Гельмана насчет “конфликта цивилизаций” как предпосылки терроризма. Вообще говоря, в любых геополитических построениях есть что-то от маниловщины. Степень обобщения здесь такова, что еще шаг — и ты “поэт-метафизик”. Как писал О. Мандельштам, “раньше в сердцах поэтов пели соловьи, а теперь поют концепции”. “Запад — Восток”, “Север — Юг”… апельсины — кокосы — все это очень сомнительно. Напоминает противопоставление “Белой Арапии” и “Черной Арапии” у героев Островского.

К чести М. Гельмана надо сказать, что он всеми этими вселенскими шахматами не увлекается. Он прямо так и пишет: “И третий “кит”: конфликт цивилизаций. Самая, возможно, спорная глава текста. Скорее авторские размышления, нежели результат длительного анализа”. И тут действительно градом посыпались утверждения более чем, на мой взгляд, сомнительные. Про “Север” с его “новаторством” и “Юг” с его “традицией” (а то бумагу или алгебру изобрели на “Севере”), про мусульман, “загнанных в тупик”, так же как и Россия, которая “на 70 лет выпала из поля общемировой цивилизации” (вместе, надо думать, с Шостаковичем, Бахтиным, Булгаковым, Вернадским и др.), что России, как и мусульманскому миру, “нет места” в “новом мире” и т.д. Все это, как и любое глобальное обобщение, не столько сомнительно, сколько скучно. И далее: журналистика “переняла у литературы статус властительницы умов”. Так очень-очень хочется думать журналистам. Я лично не знаю ни один “ум”, “властительницей” которого всерьез была бы журналистика. К журналистам “умы” давно уже относятся или как к смехачам из “Аншлага”, или как к детективщикам. Или: “В новой конфигурации мира следует ожидать снижения роли государств”. Так и хочется сказать, как Станиславский: “Не верю!”, а то легче стало получать визу в США. Или у нас не озабочены укреплением госвертикали. Словом, “третий кит” и вселенские обобщения — дело туманное.

Вторая часть книги, посвященная ответу на вопрос “что делать (СМИ)?”, — очень четкая, логичная и деловая. Но ее будут читать только члены “цеха”. Все эти нюансы антитеррористической конвенции, технологические тонкости того, как брать интервью у террористов и проч., — все это не для всех. Но, по всей видимости, для профессионалов очень полезно.

И еще одно соображение. По поводу названия книги: “Русский способ”. Название, конечно, эффектное. И толковать его можно двояко: с одной стороны, сам терроризм — русский способ (автор постоянно апеллирует к традиции русских “бомбометателей”), с другой — вроде бы борьба с терроризмом — тоже русский способ (тот, который предлагается М. Гельманом). Красиво. Слегка, конечно, обидно за первую часть. Почему же опять мы-то во всем виноваты? А как же сикарии с душителями? Не говоря уже о ковбоях и иезуитах.

И все же: книга М. Гельмана — книга компетентного и ясно мыслящего человека, который искренно хочет, во-первых, понять истоки и сущность рассматриваемого явления, во-вторых, убедительно доказывает, что борьба с терроризмом — не повод к отмене свободы слова, и, в-третьих, конструктивно обсуждает со своими коллегами по СМИ “план дальнейших действий”. Это и есть “три кита” книги М. Гельмана, книги “о главном” в начале нового тысячелетия.