Михаил Айзенберг

Кустарные виды

Об авторе

Михаил Натанович Айзенберг родился 23 июня 1948 года в Москве. Окончил Московский архитектурный институт. Работал архитектором-реставратором. С середины 70-х стихи печатаются в русских журналах за рубежом. Автор стихотворных книг «Указатель имен», М., 1993; «Пунктуация местности», М., 1995; «За Красными воротами», М., 2000; «Другие и прежние вещи», М., 2000; сборника статей и эссе «Взгляд на свободного художника», М., 1997. Премия журнала «Знамя» (2001), премия Андрея Белого (2003). Живет в Москве.

Вилла Джулия

Что осталось?
Одни черепки, дощечки.
Золотые письменные пластинки,
на которых галочками насечки:
о победах или расходах сечки
сообщают линии-невидимки.

Или бронзовые триподы.
Звери, люди заглядывают в котёл.
Что там творится?
Что там варится и дымится?
То, что мы и теперь кладём?

Время выгорело дотла,
обдавая обрядной вонью
выходящие из котла
шеи львиную и грифонью.

             * * *

Не даётся поза триумфатора —
в тамбуре, с подарками в мешке,
с прибылью успеха глуповатого,
словно остановленный в прыжке

А к тебе по наледи перрона
тянется рассеянное воинство —
те, кого ты потерял из вида,
держатся не вместе и не врозь

Время не проходит без урона.
Брошенная армия разбита,
но ценой победы и достоинства
им случайно выжить удалось

             * * *

Вроде карандашного наброска
кое-где подправлены углём
слабый свет и серая извёстка —
их теперь водой не разольём.

Бледность, затемняющая зренье.
Зеленеет воздух, и особый
тёмный блеск летает по воде.

Сникнув, отряхаются деревья
и переминаются, как совы, —
привыкают видеть в темноте.

             * * *

За фанерными палатками,
за плотиной у пруда
вижу, морщится вода.
Что-то кисло ей, несладко ей.

Где она, былая вотчина?
Ты пойди её спроси.
Мантия моя подмочена
и сандалии в грязи.

Ноет чашечка коленная,
семицветик костяной.
И волочится за мной
полотенце тяжеленное.

             * * *

Я ни за что не могу поручиться.
Что это тянется там, волочится?
Что это ходит за мной по пятам?
В окна стучится —
что это там?

И не заметил, с каких это пор
пляшет невидимая волокита.
Так уж невидима?
Даже шофёр
щурится в зеркальце заднего вида.

             * * *

Жизнь идёт, никак не закалит.
Обернёшься — и уже на взводе.
У Москвы теперь кустарный вид:
всё в пыли, обновки в позолоте.

Почему гуляющий всегда
застаёт их в неудобных позах?
Расселилась новая орда,
обживаясь в каменных обозах.

Хорошо, что память коротка.
А не то заставь себя пинками
что попало продавать с лотка
жить с волками
разводить руками

             * * *

Как мы жили — ластами в воде,
лапами передними на суше.
Если прежний уговор нарушен,
то уже не спрятаться нигде.

Дело есть не каждому из нас.
Уговор с землёю сохранится
в тех, кому и ужас не указ

Яви-сна открытая граница
время не разделит пополам

Здесь, на воле, как во сне просторном
станет засыпать еловый хлам
их постель, обложенную дёрном

             * * *

                                  Памяти Леонида Иоффе

1. Еле шуршал, словно редея, тёк.
Множилась скорость звука на слабость слуха.
Каждое слово сыпалось как песок.
В этой пустыне слишком бело и сухо.

Тысячу лет не было здесь дождя.
Тёмная пыль катится восвояси.
Голос почти теряется, уходя
В шорох помех, сор телефонной связи


2. Я забыл, о чём бы тебя спросил.
На земле истаявший до предела,
перейдя пределы телесных сил,
сохраняет в памяти форму тела.

Если память врёт, то себе во вред.
Своему сознанию я не верю —
не позор ему нарушать запрет
и, спасаясь, в лес уходить как зверю.

Но, обнюхав собственные следы,
отойдёт сознание без возврата
в те края, откуда и мы, и ты.
А без нас уже ничему не радо.

             * * *

Боже, не верю своим ушам:
в тишине мне слышится шум моторов.
Посторонний рокот военных сборов —
где я слышал? с чем я его смешал?

И не им ли время поражено
Тяжело стучать ему, тяжело
Не с небес лететь аварийным громом,
а тянуть в моторах походный вой,
что пока не должен быть расшифрован
ни тревогой, ни паникой боевой

Неизвестный груз
Незаконный ввоз
Ни на грош не выправлены бумаги
По сырой равнине идет обоз
Головной обоз на колёсной тяге

             * * *

Вровень когда-то, теперь под ногами у нас
соты-палаты как старые шахты завалены.
Сор, обживаемый мелкими тварями, —
ветхой земли нарастающий пласт.

Что же скрывается в глубине
старого места — до грунта снесённого города?
При затемнении всё очевидней вдвойне:
свет наизнанку, и прежняя метка не спорота.

Что же скрывается в глубине?
Хитрые часики ходят, цепляясь колесами.
Сонные мухи встречаются с мёртвыми осами
там, в ненадёжной квартире,
в ненужной стране

             * * *

День, день —
бьют в жестяное днище
капли — считают дни.

День как река молочная
русло себе не ищет.
Знаком её течение
ну-ка, перемени.

Нам хороших погод
Бог давно не даёт.
Вот уже год
не звенит корабельный гонг.
Колокол не поёт.