Андрей Ильницкий

Гражданская миссия

Об авторе

Андрей Михайлович Ильницкий родился в 1959 году в семье военнослужащего. Окончил МФТИ (Физтех). С 1982 по 1992 год — научный сотрудник ЦНИИ-26 МО СССР. Кандидат технических наук. В 1992—2003 гг. — один из руководителей издательств “АСТ”, “Аст-пресс”, “Аграф”, “ВАГРИУС”. Публикуется с 1983 года. Автор более сорока научных трудов по физико-математическим и гуманитарным проблемам, а также книги “Книгоиздание современной России”. Публицист, член СП Москвы. Окончил “Московскую школу политических исследований” (2002 г.) Работает в общественной организации “Открытая Россия”, занимается региональными проектами. “Власть, бизнес и гражданское общество”

В середине 2003 года в издательстве “ОГИ” вышла книга-сборник “Власть, бизнес и гражданское общество”. Она содержит материалы дискуссий по проблеме, обозначенной в названии книги, состоявшихся в период с января 2001 по апрель 2002 года на площадке фонда “Либеральная миссия”.

Фонд создан в 2000 году с целью содействия развитию либеральной идеологии и политики в сегодняшней России. Основная задача фонда — распространение ценностей свободной рыночной экономики, свободы личности и свободы слова. Для этого фонд “Либеральная миссия” инициирует дискуссии, где через конструктивный диалог вырабатываются подходы и направления реализации либеральной идеи на российской почве.

Автору этих строк довелось принимать участие во многих мероприятиях фонда, и я могу засвидетельствовать, что дискуссии на этой площадке отличаются не только высоким теоретическим уровнем, но и, прежде всего, практической проекцией на российские реалии. Среди участников дискуссий — известные ученые, политологи и экономисты, политики и чиновники, представители бизнеса (крупного и не очень) из центра страны и регионов.

В пору выборов — время обещаний, обвинений, предсказаний и прогнозов — хочется посмотреть “прогноз назад”. Книга дает такую возможность. Читая ее, интересно отслеживать по дискуссиям, кто будировал проблему разобщенности бизнес-сообщества и бил тревогу о грядущей победе бюрократии над бизнесом. Общество в этой борьбе изначально было аутсайдером. К примеру, дискуссия на тему, вынесенную в заголовок книги, — январь 2001 года.

Бизнесмен из провинции Александр Малюгин — руководитель небольшого швейного предприятия: “Что сейчас представляют собой отношения бизнеса и власти? Может создаться впечатление, что все действия власти по отношению к олигархам касаются только большого капитала и никоим образом не затрагивают низовой бизнес. Но это не так. Поскольку средний класс, которому надо встать на ноги после кризиса 1998 года, сегодня задается вопросом, что он сможет сделать, если завтра маски-шоу появятся у меня в офисе. Если у гигантских компаний нет сил противостоять давлению власти, то у малого бизнеса в подобной ситуации не остается шансов на выживание… Мне непонятна логика власти. Давно пора осознать, что бизнес — основа экономического роста страны… Власть же действует по принципу — разделяй и властвуй, тем самым заставляя бизнес договариваться с ней индивидуально или группами, что подрывает экономический рост”.

Получается, что самый четкий прогноз у бизнесмена “с земли”. До “дела ЮКОСа” оставалось два с половиной года.

Политик и банкир Олег Сысуев: “До сих пор не прояснен принципиально важный момент: какое у нас будет государство — бюрократическое или правовое? Это происходит, на мой взгляд, потому, что президентская власть сейчас желает думать заодно с народом. Соответственно, ошибки и заблуждения народа становятся ошибками и заблуждениями власти. Отношение народа к бизнесу не изменилось. Народ как считал, так и считает представителей бизнеса ворами, расхитителями государственной собственности и бандитами. Сигналы о единомыслии президента и народа, в свою очередь, передаются представителям правоохранительных органов, которые действуют консолидированно и все более откровенно”.

Возражает банкир Сергей Алексашенко: “Это широко распространенное мнение на практике не подтверждается. Большинство опрошенных считают, что бизнесмены — абсолютно нормальные люди, зарабатывающие деньги благодаря собственным усилиям”.

Олег Сысуев: “Может быть, я ошибаюсь, но я абсолютно уверен, что те, кто надевают маски, идя на работу, думают именно так”.

Цитаты Константина Кагаловского из ЮКОСа: “Здесь напомнили нам, как президент рассказывал, что бизнесмены — хорошие люди. Это походит на ситуацию из фильма “Бриллиантовая рука”, где героиня Нонны Мордюковой заявила, что собака — друг человека, а поцеловав ее, сплюнула”. И далее: “В системе общественных приоритетов предприниматель стоит на первом месте… До недавнего времени работники МВД, ФСБ и военные были на последних местах. Но сейчас все начинает меняться. И престиж человека в погонах со временем может оказаться выше престижа предпринимателя… Правоохранительные органы из инструментов решения наших коммерческих споров превратятся в самостоятельных арбитров, и само существование свободного бизнеса окажется под угрозой. Общество примет сторону силовиков. Поскольку к тому времени человек в погонах будет выглядеть всегда безоговорочно правым”.

Кто бы думал, что ТО ВРЕМЯ наступит уже через два с небольшим года…

Выведенная в заголовок книги тематика постоянно находится в повестке дня фонда “Либеральная миссия”. На треугольнике “власть—бизнес—гражданское общество” (далее — треугольник ВБО) основана стабильность западных демократий. Следуя логике и направленности дискуссий, представленных в книге, рассмотрим каждую из вершин этого треугольника: что они собой представляют, как взаимодействуют, каковы их роль и место в развитых работающих демократиях и в сегодняшней России.

На декабрьских думских выборах 2003 года демократии в России предъявлен серьезный вызов. Как будет развиваться наша страна — по пути рынка и демократии или вновь по своему “особому”? Этот и подобные вопросы, рассматриваемые в книге, сегодня перешли из области дискуссий в сферу гражданского выбора каждого из нас. Книга, вышедшая в издательстве “ОГИ”, помогает читателям сделать правильный выбор.

Гражданское общество — это форма самоорганизации населения, представляющая собой самодеятельную жизнь людей, объединяющихся для решения каких-либо групповых интересов, основанная на горизонтальных связях между людьми и охватывающая всю совокупность отношений негосударственного характера.

Между понятиями “гражданское общество” и просто “общество” нет содержательной разницы. По сути, они тождественны. Если гражданское общество слабое, то в стране имеется лишь население, а не общество. В сильных странах власть, бизнес и общество состоят между собой в равноправных отношениях.

Но есть ли гражданское общество в России? Вопрос вовсе не риторический.

В анализируемой книге известный гражданский активист Александр Аузан дает свой ответ: “В России до сих пор не существует местного самоуправления как формы самоорганизации населения”. Ему вторит Наталья Иванова, которая в одной из своих статей пишет: “Гражданского общества как формы самоорганизации людей у нас нет потому, что нет никакой солидарности. Нет солидарности потому, что нет вместе обретенных целей”.

Итак, по Аузану — местного самоуправления в России нет. Я бы ужесточил оценку, согласившись с Н. Ивановой, — в России нет общества.

Ниже я постараюсь обосновать это утверждение.

Традиционен миф о наших традициях коллективизма, но… неверен! Один лишь пример. США — страна эмигрантов. Живет в ней немало и бывших наших соотечественников — из самых активных и деятельных. В американском конгрессе на протяжении всей его истории существуют различные лобби, образованные по этническому признаку. Традиционно сильно еврейское, влиятельно армянское, активно украинское… и никогда (!), я подчеркиваю, никогда в конгрессе не было хоть сколько-нибудь заметного русского лобби.

Не умеем мы объединяться и сорганизовываться вокруг своих интересов. Не сформировались у нас за столетия несвободы эти навыки. Так исторически сложилось, что мы — россияне — способны объединяться и сплачиваться лишь перед угрозой общей беды, но не делаем этого для реализации своих прав, свобод и обязанностей в каждодневной будничной обстановке. Именно этого нам не хватает, чтобы стать сильным обществом.

А можно ли измерить степень развитости гражданского общества? В книге известный российский предприниматель Дмитрий Зимин делает следующее предположение: “Мне кажется, гражданское общество — это мера социальной разумности. Имеет смысл измерять его простым экономическим параметром — удельным доходом на душу населения. В Финляндии — 25 000, в Китае — 1 000, в России — 2 500, в США — 40 000. Думаю, подобный разрыв между Финляндией и Россией объясняется мерой общественного самосознания. Грубо говоря, средний россиянин в десять раз менее разумен, чем средний финн. Получается, что нам надо просто подучиться и поумнеть. …Могут сказать — нигде в мире не пытаются замерить гражданское общество. Не совсем так. Скажем, каждый бизнесмен анализирует производительность труда своей компании. Мы в “Вымпелкоме” тоже пытались выяснить, почему в Европе на одного сотрудника приходится в два раза больше абонентов, чем у нас, и пришли к выводу: основная причина — в низком уровне общественного самосознания и культуры наших работников”.

Оценка Зимина условна, но показательна. Культура имеет значение! Выходит, мы — россияне — в десять раз менее являемся обществом, чем европейцы! Звучит как приговор, однако на самом деле это указывает направление действия. Воспитание и просвещение — вот актуальные и очень прагматические для России задачи, на которые надо тратить ресурсы и бизнесу, и государству.

В предисловии к книге социолог и историк Игорь Клямкин, касаясь административной реформы, пишет: “России и ее управленческому классу предстоит осуществить труднейший переход, можно сказать — эпохальный исторический переход. Он выражается просто: движение от парадигмы служения государству к парадигме обслуживания общества… Парадокс, но эта проблема до сих пор находится на периферии публичной политики”.

К сожалению, сегодня приходится констатировать, что по истечении первого путинского четырехлетия административная реформа, заявленная как одна из основ стратегии развития, предложенной командой Грефа в 2000 году, не идет.

В России власть на всех уровнях и повсеместно приватизирована бюрократией и аффилированными с нею финансово-промышленными группами и неподконтрольна обществу. Граждане вытеснены не только из процессов принятия государственных решений, но и из политики вообще. Сделать демократию работающей, а не декоративной не может ни одна власть. Демократия “прорастает” из общества.

Властная воля у нас в стране по-прежнему идет только сверху вниз. Иного в России и не бывало. Прошедшие же парламентские выборы, убравшие со сцены политическую оппозицию, вовсе могут подвести черту под 12-летним периодом развития российской демократии.

Так сложилось, что у нас сегодня почти все зависит от президента. От того, какой проект реформ предложит президент обществу на предстоящих выборах, зависит, по какому пути пойдет Россия.

Полагаю, что миссия, назначенная Путину, — обеспечить в стране стабильность. Вовсе не реформы и увод от коммунизма, как было у Ельцина, а стабильность — во что бы то ни стало. Допускается лишь постепенная модернизация. Это естественная психологическая реакция на революционные потрясения 90-х. Мол, хватит — нужен порядок, все устали.

Политики говорят: первый срок работаешь на второй, второй — на историю. И тут два варианта. Или Путин положит свой второй срок на модернизацию и, в том числе, на подготовку преемника — вариант “Ельцин—99-й год”, а затем спокойно уйдет. Или, если преемника не будет, то тогда по просьбе широких народных масс и во имя интересов страны будет третий срок. Ради стабильности и преемственности “пломба с Конституции” может быть сорвана. Благо — декабрьские выборы создали условия для таких конституционных реформ. Допускаю, что вначале Путин будет искренне не соглашаться. А потом, под давлением обстоятельств и ради “стабильности в стране и в обществе”, может и согласиться. Оставить страну в ситуации реальных и конкурентных демократических выборов — ситуации непредсказуемости — он просто не может. В конце концов, Путин как карьерный чиновник воспитан этой средой. Да и само первое избрание Путина выглядит скорее назначением — голосование в 2000 году лишь оформило его. Это карьера отнюдь не реформатора. И реформы — не его миссия.

Россияне почитают Путина почти как родственника или друга. Ему верят больше, чем коллегам, начальству и, прости Господи, Церкви. По данным ВЦИОМа на конец 2002 года, еще не замутненным предвыборным пиаром, Путин идет на третьем месте в рейтинге доверия россиян:

Парадокс, но эти же россияне считают органы, являющиеся опорой президента Путина, — милицию, спецслужбы, армию и чиновничество — либо продажными, либо некомпетентными, либо бесполезными и отказывают им в доверии.

Ни один из государственных и общественных институтов (правительство, парламент, партии, армия, Церковь, СМИ) нынче в России не пользуется ни доверием, ни уважением. Политику правительства, назначенного президентом, слишком многие считают провальной.

Да что тут говорить — чеченскую политику Путина, тот ресурс, на котором он избирался в 2000 году, считают успешной только 16% опрошенных ВЦИОМом россиян!

Опора президентской власти — в постоянных лидерах рейтингов коррумпированности, составляемых по опросам россиян. Сошлемся в дополнение на данные РОМИРа по “рейтингу коррумпированности и недоверия” на конец 2002 года:

На верхних строчках рейтинга недоверия — институты, олицетворяющие партии, победившие на последних выборах в Госдуму. Россияне голосуют за них “вместе с президентом”, голосуют, не доверяя тем, за кого голосуют. Не по делам, а по словам судимы будете… Воистину…

В отличие от первого президента России, президент Путин выступает на публике, практически каждый день и на разные темы. В зарубежных поездках у него бывает более пяти выступлений в день в различных аудиториях. Колоссальная работоспособность и отмобилизованность президента и его команды спичрайтеров! Фактически Путин — единственный, кто озвучивает позицию власти в публичном поле — все остальные либо молчат, либо им позволительно только дополнять сказанное президентом. Позиция президента в этом раскладе заведомо выигрышная: все о нем говорят, вынуждены комментировать его действия, а он высказывается только тогда, когда сочтет нужным. Так ли хорошо это? Не думаю. Широкого публичного пространства, площадок для дискуссий и информационных обменов между властью, бизнесом и обществом за прошедшее четырехлетие не создано. Президент закрыт для общества, зато остался отрытым вопрос: “Who is mr. Putin? — Кто такой Путин?”.

Как бы там ни было, Путин и его команда оказались не приспособлены к публичной политике. На этом фоне естественным выглядит решение пропрезидентской партии “Единая Россия” отказаться от предвыборных дебатов на декабрьских выборах. Эта партия, как и ее лидеры, не стремится к публичной политике. Конкурентная публичная политика — не в чести у нынешней российской власти.

В начале 90-х мы были объединены в стремлении демонтировать тоталитарную систему. Основной моделью развития, которую новая власть предъявила обществу, была либеральная. Политическая система строилась с нуля, хотя советская номенклатура, особенно ее “подшерсток”, довольно успешно переоформилась в новую российскую элиту.

Тем не менее пару-тройку лет работала вертикаль свободы: “двери власти ненадолго приоткрылись”.

Вертикальная мобильность общества способствовала формированию новой властной элиты. Группы, выигравшие на первых этапах постсоветского общества, быстро освоили преимущества переходного состояния государства и составили властную элиту.

Новые элиты в короткий срок отгородились от общества высокими заборами загородных коттеджей и кремлевскими стенами.Российская политика ушла из публичного поля за эти заборы — и все эти годы там идет жесткая борьба.

В треугольнике “власть—бизнес—общество” у каждой вершины своя элита. Элиты взаимодействуют и соперничают друг с другом. Борьба за власть идет прежде всего между бизнес-элитой и бюрократией.

В 90-х годах победу одерживал бизнес — так называемые олигархи. С приходом Путина и установлением “принципа равноудаленности” ситуация быстро стала меняться в пользу бюрократии. Драматические события вокруг ЮКОСа, отставка А.Волошина и, наконец, провал правых партий на выборах лишь оформили победу бюрократии над бизнесом.

В треугольнике “власть—бизнес—общество” элиты гражданского общества выступают как очевидный аутсайдер и зачастую не берутся в расчет. Власть из вежливости иногда поворачивается в сторону гражданского общества, проводя пафосные форумы, однако это, скорее, имитация партнерства.

Путин, конечно, не Людовик XIV. Однако он не слишком ошибется, если повторит вслед за Королем-солнце: “L'etat c'est moi” (“Государство — это я”, фр.).

И, пожалуй, полностью соответствует складывающемуся ныне положению дел в российской власти следующее: “Государство — это администрация президента Путина”.

К концу 2003 года стало очевидно: Путин прежде всего лидер бюрократии. А потом уже все остальное. Это, кстати, вариант ответа на вопрос: “Who is mr. Putin?”.

В правление Путина в верхних эшелонах власти произошли заметные изменения. Резко усилилась бюрократия, и особенно ее силовая составляющая.

Чем характеризуются эти элиты?

Приведем результаты исследования элит, полученные участником дискуссий в “Либеральной миссии” социологом Ольгой Крыштановской: доля военных и офицеров спецслужб в коридорах российской власти в 2003 году составила 25,1% против 11,2% в 1993 году. На долю земляков главы государства во власти приходится 21,3% (десять лет назад — 13,2%), доля ставленников крупного бизнеса составила 11,3% при 1,6% в 1993 году. При этом доля лиц, входящих во власть и имеющих ученую степень, в настоящее время сократилась до 21%, тогда как десять лет назад они составляли 52,2%. “Здесь за время своего первого срока Путин и его команда воссоздали нечто похожее на систему агентурной работы — такая схема им, видимо, наиболее привычна и удобна. В ключевые министерства и ведомства внедряются люди из действующего резерва госбезопасности. Не на первые эшелоны, а в более низкие, начиная от замминистров. В аппарате правительства около тридцати процентов резервистов госбезопасности. В самом правительстве есть зоны, где они концентрируются, например, в Минэкономразвития: там четверо замов министра сохраняют погоны. Я бы не стала утверждать, что власть внедряет агентов в ключевые министерства специально, целенаправленно. Однако количество людей в погонах растет. И постепенно перерастает в новое качество, при котором авторитаризм вполне возможен”.

Через какой механизм бюрократия реализует свою власть? Через использование так называемого административного ресурса — мы часто слышим это словосочетание, но не всегда отдаем отчет о его содержании.

Сошлемся на классификацию крупнейшей в мире организации, занимающейся проблемами коррупции, “Трансперенси интернешнл”.

Итак, административный ресурс — это использование властных ресурсов для получения дополнительных преимуществ, возможностей и гарантий в процессе обеспечения личных или корпоративных политических интересов.

Из чего складывается административный ресурс? Ниже представлена структура этого понятия, принятая во всем мире.

Типы административного ресурса:

Теперь подробнее.

Институциональный ресурс:

На декабрьских выборах в ГД РФ бюрократия ничего нового не изобретала. Власть лишь задействовала свой административный ресурс. Это и предопределило ее победу.

Ее просто нет. Как, повторю, нет, собственно, и самого общества. Не видно новых властителей дум — сахаровых, лихачевых, высоцких и солженицыных. Совесть нации сегодня — “менты”, агенты безопасности и прочие “бригадиры”. Творческая интеллигенция не справилась с ролью духовных лидеров общества.

Особенно ярко это заметно на примере литературного процесса. За последние 15 лет литература прошла путь превращения из идеологического ресурса КПСС, поля общественных битв времен перестройки в сугубо личное дело каждого. Закончилась эпоха писателей-трибунов и “поэтов — больше чем поэтов”. Канул в лету социалистический реализм, теперь же проходит и время остромодного постмодернизма, будоражившего умы и вкусы интеллектуалов 90-х. Драматизм и насыщенность современной жизни делают сегодня такую литературу неактуальной и малотиражной. Современная российская проза пребывает в кризисе.

Нет героев нашего времени, нет гражданских авторитетов, нет и общественных лидеров. Декабрьские выборы продемонстрировали острейший дефицит новых демократических лидеров — 12 лет тасуется одна и та же колода. Грустно, господа.

Во многом в своем проигрыше бюрократии виновата сама бизнес-элита. К концу 90-х оформилось сращивание крупного бизнеса и власти в центре и на местах, особенно ее исполнительной составляющей — бюрократии.

Власть стала предметом корыстных устремлений и ресурсом капитализации интересов отдельных групп. А между тем, у бизнеса, и крупного в том числе, есть своя миссия в построении новой России. Бизнес является локомотивом российской экономики, он задает модель эффективного хозяйствования и формирует сообщество независимых, деятельных и ответственных людей.

Социальная же ответственность бизнеса, о которой сейчас так много говорят, это, прежде всего, вовремя и полностью выплаченные налоги. Его основная задача — получение прибыли. Это единственно верно — и по-честному. Все остальные рассуждения — от лукавого и не имеют отношения к тому, что называется правовым государством и рыночной экономикой. Все, что кроме, — “басманное правосудие”.

Конфликт вокруг ЮКОСа — это, по-сути, публичная составляющая борьбы между российской бюрократией и бизнесом.

Ходорковский же — как лидер бизнес-сообщества и получает пули вроде того лейтенанта, первым вставшего из окопа, в то время как рота его залегла…

На мой взгляд, последние события — это результат давно назревавшего конфликта между сторонниками публичной политики и политики, основанной на системе клановых договоренностей. Идет борьба, нацеленная на слом существующей политической системы и того типа принятия политических решений, который сложился при “позднем” Ельцине и утвердился при Путине. Многим представителям бизнеса надоела политика “улаживания дел” и ношения конвертов с откатами в кабинеты бюрократов.

ЮКОС наказывают не за то, что он плохой, а за то, что попытался стать хорошим.

Повторю: во многом такую систему отношений с бюрократией породили в 90-е годы сами бизнесмены. Однако времена меняются и жить по-честному становится выгоднее — слишком велики издержки у политики “договоренностей и откатов”, настолько велики, что влияют на капитализацию и эффективность бизнеса.

У всех есть свои интересы, но они могут не совпадать. Сто раз прав М. Ходорковский, когда говорит: “Я не считаю, что правильным является лозунг “Что хорошо для “Дженерал моторс”, то хорошо для Америки”. Или “Что хорошо для президента Путина, то хорошо для России”. Или “Что хорошо для Владимира Ильича Ленина, то хорошо для каждого человека на Земле”. Я считаю, что у каждого человека, как и у каждой корпорации, есть свои интересы. Эти интересы в какой-то момент могут совпадать с интересами других людей, других корпораций, а в какой-то момент они могут им противоречить. Это нормально, потому что если бы интересы были у всех одинаковые, это означало бы, что мы живем с вами в Северной Корее. А так у нас должны быть у всех разные интересы, и есть структуры в демократическом обществе, которые должны, взвесив эти разные интересы, принять решение, какая их часть должна быть учтена — часть интересов пенсионера, учителя, президента, часть интересов ЮКОСа. Но при этом ничьи интересы не должны быть подавляющими. Только тогда это — демократия” (из интервью журналу “Финансовый контроль”).

При последних королях Франции применялась практика “выжимания губок”: состоятельных людей по надуманному обвинению сажали в тюрьму и выпускали только в обмен на их собственность. В России в годы нэпа гарантировалась неприкосновенность банковских вкладов, но при этом многие вкладчики были расстреляны. В сегодняшней России мы имеем “басманное правосудие”.

“Нельзя сделать слабого сильней, ослабляя сильного. Нельзя помочь бедным, уничтожив богатых. Нельзя постоянно помогать людям, делая за них то, что они могут и должны делать сами”, — справедливо указывал Авраам Линкольн.

Тревожат тенденции, обозначившиеся в государственном бюджете на 2004 год. Самое большое увеличение ресурсов получают ФСБ, МВД и МЧС. Урезаны расходы на социалку — власть не очень-то печется о повышении уровня жизни в стране. В бюджете не заложены реформа госаппарата и наращивание ВВП на 7—8% в год, как этого требовал президент. Бюджет не похож на реформаторский инструмент активной экономической политики.

В небольшой Швеции, население которой около 9 миллионов человек, насчитывается более 34 миллионов членов общественных организаций — разного рода институтов, самоорганизованных гражданами этой страны. Практически каждый швед состоит и участвует по собственной воле в 3—4 общественных объединениях!

Тех, кто впервые приезжает в Швецию, удивляет большое количество разного рода присутственных мест, народных домов, собраний представителей и т.п. Неужели шведы столь уж обуреваемы страстью собираться вместе после работы и в выходные? Ничуть! Надо еще поискать нацию, где столь не любят выходить из дома. Была бы такая возможность, шведы и правительство выбирали бы через Интернет, и покупки делали, и учились, и… даже в брак вступали.

Общественная жизнь шведов — осознанная позиция, проистекающая из гражданского самоощущения каждого члена общества. Собираясь вместе, они сорганизовываются для участия в управлении своего дома и улицы, муниципалитета, округа. Они таким образом, собственно, решают, как им жить — решают ежедневно и буднично, а не только один раз в два или четыре года на выборах. Благосостояние Швеции базируется на трудолюбии, достоинстве и чувстве ответственности ее граждан — за себя и свою семью, за соседей по улице и коллег по работе, а в итоге — за свою страну. Ее граждане уверены в том, что их вовлеченность в управление и регулярное участие в публичной политике имеют смысл и значимость. Их упорный труд и общественное служение сделали маленькую, обделенную природными ресурсами Швецию процветающей и уважаемой во всем мире страной, а ее демократию — примером реального народного управления, образцом работающей демократии.

По-другому устроена американская демократия — иные масштаб, традиции, темп жизни и культура, иные образ “мечты” и понимание своей миссии. Все очень отличается от Скандинавии. Однако и там в каждом американце зашит “код участия”, каждому присуще ощущение достоинства, ответственности за себя и за страну, чувство равного партнерства с официальной властью — будь то полицейский на улице, губернатор или президент.

И Швеция, и США — процветающие, сильные страны с развитым гражданским обществом.

Очевидно, что президент Путин и его администрация — за проект сильного государства. Пока остается открытым вопрос, какое содержание подразумевает Путин под этим термином. Понимание роли государства как силы, нависающей над людьми, регулирующей сверху все общественные процессы, — в российской традиции. Однако, как показывают исследования, приведенные И. Клямкиным и Н. Кутковец в книге “Власть, бизнес и гражданское общество”, россияне в своем большинстве хотят видеть в государстве и президенте гаранта, обеспечивающего права и свободы граждан. В такой парадигме — примате закона и прав его граждан — сила государства. В первом, традиционном, случае — человек для государства, во втором, модернистском, государство для человека. Первая конструкция — в российской традиции, вторая — в головах сегодняшних россиян. Страна и ее политическая система сейчас находятся в переходном состоянии. Возможна реализация и того, и другого проектов. Какой из них предъявит Владимир Путин?

Объективно — в борьбе бюрократии и бизнеса общество должно стать на сторону последнего. Неприкосновенность частной собственности, публичность, законность и прозрачность капитализируют не только корпорации — они выгодны и обществу, ибо делают бюрократию и бизнес понятными и подконтрольными ему.

Однако наше слабое гражданское общество неконкурентоспособно, оно не осознает своих интересов и не проявляет их публично. А в одиночку — без поддержки общества — бизнес проигрывает борьбу бюрократам. К сожалению.

Нужно ли власти сильное гражданское общество? Ответ на этот вопрос зависит от того, как власть видит развитие России. Если власть хочет разделить с обществом ответственность за будущее страны, то гражданское общество необходимо. Авторитаризм, монополия на принятие решений притягательны и очень удобны при условии, когда рейтинг высокий и общество консолидировано.

Ну а что если страна по объективным или по субъективным обстоятельствам окажется в кризисе, когда власти надо будет принимать непопулярные решения? С кого спросят люди в государстве, где даже за лампочки в подъезде ответствен президент Путин? Вопрос риторический.

Власть, ради ее же устойчивости, должна быть рациональным образом перераспределена между уровнями — и большая ее часть, особенно в каждодневном варианте, передана вниз, на уровень местного самоуправления — туда, к гражданскому обществу. А если его нет или оно слабое? Альтернативой может быть полицейское государство — тут Жириновский абсолютно прав. Какой путь выберет Путин — не знаю.

Не хочется верить, что полицейское государство. В этом случае президенту не позавидуешь. Эксперты прогнозируют на следующее четырехлетие целую череду кризисов. От обвала рынка недвижимости и банковского кризиса до падения цен на нефть и обострения терроризма. А еще Чечня, нереформированная армия, цены на хлеб и пр.

И на кого опираться Путину в преодолении кризисов? На бизнес — он в загоне. Малый и средний — неразвит и неконсолидирован. Крупный после дела ЮКОСа — президенту плечо не подставит. Можно было бы опереться на гражданское общество — но оно слабое, механизмов взаимодействия с ним не создано. Остается опора на бюрократию. История учит: это не лучшая опора, безликая, безответственная и беспринципная. Если что, “пиджак шил” все равно президент Путин. Абсолютная власть остается наедине с безответным населением и безответственной бюрократией.

Важно отметить следующую особенность: по данным журнала “Эксперт”, в России более 20% населения причисляет себя к среднему классу, хотя показатели качества их жизни пока не соответствуют мировым стандартам.

Желание людей быть средним классом требует выработки консолидирующих механизмов, в частности появления ориентированных на средний класс СМИ. Надо помочь людям не потеряться в информационном пространстве, обеспечив соответствие СМИ их интересам хотя бы на знаковом уровне. Крупный бизнес должен инициировать создание и финансировать СМИ, понимая, что умение договориться с властью должно быть подкреплено работой с обществом, прежде всего со средним классом — своей социальной базой, залогом стабильности и самой надежной “крышей”.

По-видимому, в ближайшее время не удастся консолидировать российское общество в целом. Необходимо создавать среду обитания среднего класса, формировать медиасреду, поддерживать просветительскую деятельность, реформируя элиту и, разумеется, всячески активизируя партийную работу.

На последнем стоит остановиться особо.

Провал демократических партий на декабрьских выборах продемонстрировал наличие системного кризиса на правом фланге.

Нет худа без добра — ошибки лидеров СПС и “Яблока” расчистили правый фланг для активного партстроительства. И бог с ними, с сегодняшними выборами. Самая перспективная позиция — неучастие в фарсе, и тут Явлинский абсолютно прав.

Выборные кампании 2003/2004 годов смертельно поражены “синдромом Колоскова” — управляемая безальтернативность, по мнению властей, ныне востребована электоратом и является тождеством стабильности. Общественного заказа на конкурентную демократию нет. Однако бюрократы ошибаются — это больше похоже на застой и “безыдейщину”. Для заполнения вакуума на правом фланге либералам надо заняться популизмом. Надо идти к избирателю, создавая партию лавочников и партию учителей. Снобизм губит правое дело. Надо научиться говорить с людьми на их языке, надо разъяснять, в чем каждодневный СМЫСЛ либеральных ценностей. Другого народа у нас нет и не будет. Отсюда — стратегическая востребованность просветительства и правого популизма.

Хватит истерить о грядущем фашистском хаме. Глазьев и Рогозин — не причина, а следствие. Правым необходимо вернуть драйв и встать в оппозицию Кремлю.

Гражданское общество не купишь в магазине, даже за большие деньги. Его надо выращивать “на земле” — там и начинать отстраивать правые партии. Полагаю, что здесь в качестве идеологических приоритетов необходимо брать ценности нарождающегося в России среднего класса. Не будет большой натяжкой сказать, что средний класс в известном смысле является мерой развитости общества вообще. Средний класс в сегодняшней России — скорее образ жизни и тип мышления, нежели образовательный ценз и уровень достатка. Он является признаком нормальности и примером для подражания.

Для отстаивания своих интересов среднему классу нужна своя партия. Партии среднего класса, общенациональной буржуазной правой партии, сегодня в России нет! Нам нужны не имитации и скороспелые партийные PR-проекты, а выращенные “с земли” партии. Для такого партийного строительства требуется время. Ну что ж, оно теперь у правых есть.

Итак, перечитывая книгу “Власть, бизнес и гражданское общество”, мы приходим к выводу, что для успеха модернизации в России настоятельно необходимо сильное гражданское общество. Его нужно выращивать.

Где в сегодняшней России “точки роста” гражданского общества?

Это прежде всего — бизнес, включая разного рода бизнес-ассоциации.

Это — гражданские объединения по интересам, ассоциации потребителей и собственников, по месту жительства и т.п.

Это — правозащитные движения.

Бизнес, особенно малый и средний, является фундаментом и основным человеческим ресурсом для формирования сообщества граждан. Именно предпринимательская среда формирует людей, надеющихся на себя, ищущих решение проблем в себе и своем окружении. Немаловажным фактором является и определенный материальный достаток людей, работающих в негосударственных сферах, который определяет степень свободы личности, ее независимость от власть имущих. Можно сказать, что благосостояние людей — мера зрелости гражданского общества.

ОСНОВОЙ процесса формирования гражданского общества должна стать публичная среда, медиапространство, выстраивающее горизонтальные связи между людьми.

Эффективными механизмами для налаживания диалога бизнеса с властью и обществом являются разного рода открытые площадки — “круглые столы”, клубы, школы гражданского общества и публичной политики, прививающие гражданам основы политической и гражданской культуры. По сути это публичные площадки, где на регулярной основе встречаются, обсуждают общественно значимые проблемы представители власти, бизнеса и общества, реализуя на практике принцип общественного участия в политике.

Просвещение российского общества, повышение культуры россиян — залог процветания. Заниматься этим надо системно и государству, и бизнесу.

Без бизнеса, формирующего конкурентную среду и деятельных людей, без СМИ, обеспечивающих публичность, гражданское строительство невозможно, а модернизация в России обречена на неудачу.