Марина Загидуллина

Ю.Б. Орлицкий. Стих и проза в русской литературе

Книга Ю.Б. Орлицкого стала событием 15-й книжной ярмарки в Москве. Предыдущая монография этого ученого (Стих и проза в русской литературе: Очерки истории и теории. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1991. — 200 с.) представляла собой некий абрис фолианта, изданного РГГУ в юбилейный год доктора филологических наук Ю.Б. Орлицкого. Та книжечка — в мягкой обложке, напечатанная на плохой бумаге — содержала несколько “идей”, ряд набросков, нечто “из истории”, кое-что “из теории”, “приложения” — стихи и прозаические отрывки, занимающие почти пятую часть издания... Но во всем этом “кое-чем”, как пружины, таились новые подходы к безбрежному морю литературного материала. Книга 1991 года производила впечатление “ларчика без ключа” — рассматриваешь его только снаружи и по отделке догадываешься, какие богатства скрыты в его недрах... После выхода фундаментальной монографии в 2002 году стало ясно, что ощущение это не было обманчивым — автор поразил читателей эрудицией и фантастическим умением структурировать самый разнородный материал.

Книга полностью создана на границах: стиха и прозы, науки и искусства, виртуозно-эзотерического стиля “для посвященных” и простой и ясной беседы со “всеми, кто интересуется...” Может быть, это и есть главная отличительная особенность Ю.Б. Орлицкого — быть интересным каждому, кто общается с ним. Монография его написана в том направлении стиховедческого литературоведения, которое представлено, например, именами В.Е. Холшевникова и М.Л. Гаспарова — рассказать о “математике” стихо- и словосложения в художественной литературе на увлекательном языке самой этой литературы.

“Стих и проза” — старинная “детская” проблема, наивный вопрос господина Журдена, безжалостно заминированное поле сложнейших теоретических идей. Книгу Ю.Б. Орлицкого смело можно считать подвигом — он взялся за неподъемное количество материала, которое кого угодно привело бы в отчаяние “вечными исключениями из правил”, присовокупил к этому совершенно сверхъестественное знание теоретических подступов к проблеме, проявил удивительную и глубокую аналитическую интенцию — и вот перед нами решение этой запутанной системы уравнений, где “икс” и “игрек” упрямо не хотели “выражаться друг через друга”. Заглавие книги Орлицкого выполнено в виде системы координат, так что математическая метафорика более чем уместна.

“Икс” — конечно, проза. На этой “горизонтальной оси” располагается мир текстов, плавно разворачивающих свое течение “слева направо”. Ю.Б. Орлицкий показывает, как проза неизменно “заражается” поэзией, вдыхает ее, как незаметно для самой себя она метризуется, приобретает строфическую организацию, графическое оформление, сближающее ее с “игреком” — вертикалью поэзии. Впрочем, автор монографии тщательно анализирует саму динамику “опоэзивания” прозы — во времени и жанрах — и убеждается, что не так уж тут все и “непосредственно”. Метризация (наиболее сложная, пожалуй, часть книги посвящена именно “случайным” и “неслучайным” метрическим “кускам” в составе прозаических текстов; даже в других частях книги, не связанных с метризацией, автор периодически указывает на закономерности этих явлений в литературе) становится специальным приемом, особо отрефлектированным в сознании писателей явлением, с которым они именно “работают” (например, старательно убирают “случайные” метры или сознательно нанизывают в прозаическом тексте целые пассажи, выдержанные в рамках двусложника или трехсложника). Постепенно читатель вовлекается в поистине захватывающий рассказ о тактике и стратегии “внутрицеховой” борьбы: писатели действуют под “страхом влияния”, как назвал это явление Х. Блум, они стремятся “преодолеть зависимость” от старшего и сильного писателя-наставника, писателя-конкурента. Сугубо теоретический вопрос о стиховом начале в прозе оказывается чреват драматическими сюжетами взаимоотношений писателей и поэтов разных эпох — “золотого”, “серебряного”, “бронзового” века нашей литературы.

В той части книги, которая посвящена “обратному” влиянию прозы на поэзию, упорядочен огромный материал, связанный с теорией и практикой русского верлибра. “Японское” влияние в русской поэзии, взгляд на верлибр “как средство” и “как цель”, логика и интуиция как разные “основания” этого вида поэзии — все это излагается в виде стройной и органичной истории не только поэтической формы, но прежде всего поэтического мировоззрения. Проза вмешивается в спонтанность поэтической вертикали, которая неизменно теряет однозначность дихотомии “верх” — “низ”.

Наконец, в книге Ю.Б. Орлицкого рассмотрены примеры так называемой прозиметрии — включения в рамки одного текста и стихов, и прозы. Свободно обращаясь с историческим материалом и выбирая только наиболее значимые примеры, автор показывает саму систему взаимоотношений стихотворного текста и его прозаической “рамы”. Эта “мениппейная” техника оказывается не только “старинным” приемом, но и постоянно изменчивой системой, где акценты могут быть расставлены совершенно непредсказуемо.

И что же ощутит читатель, добравшись до последней — шестьсот пятидесятой — страницы этого труда? Он неожиданно почувствует, что у ларчика явно есть второе дно — и там-то и таится правда о дружбе и вражде стиха и прозы в русской культуре. Автор в финальной части книги лишь указывает на широкий спектр проблем, связанных с главной. Мы несемся по книге со скоростью “одна страница — одна проблема”, мелькают термины, имена, задаются вопросы... Вот заголовочно-финальный комплекс (тема, связанная с удетеронами — минимальными текстами) — кажется, что в состав книги включена самостоятельная монография, вернее, ее дайджест, конспект. Мелькает анализ заглавий поэтических сборников, мгновенные замечания о датах и вообще цифровых включениях в “оформительной” части текста... Вот проблема драматургического начала в прозе и поэзии — интереснейшие замечания и наблюдения, спешно “свернутые” до нескольких страниц. А вот и графический компонент текста (проблема визуальности литературы), о котором немного говорилось в первой главе, но здесь, в финале, вопрос неожиданно выступает в крайне актуальной форме — мы читаем (смотрим?) ряд примеров из самых недавних поэтических сборников...

Да, книге Ю.Б. Орлицкого явно не хватает именного указателя (хотя желателен был бы и предметный). Вряд ли по “заголовочно-финальному комплексу” книги “Стих и проза в русской литературе” (включая не совсем удачную аннотацию, акцентирующую “формальную” сторону исследования) можно догадаться, что здесь найдут для себя много полезного и необходимого специалисты по самым разным проблемам — современной поэзии, внутрилитературной борьбы, динамики поэтических форм, литературы любого периода русской культуры (в книге анализируются примеры от протопопа Аввакума до сборников А. Сен-Сенькова и Е. Сазиной). Что ж, пожелаем автору исправить эту ошибку в следующем — несомненно расширенном и дополненном — издании его труда.

Книга прочитана — и мы снова стоим у начала системы координат, а все графики, которые вычертил нам автор книги, оказываются простой точкой — впереди новое поле открытий и размышлений, столь же безбрежное, как и сама Литература.

Марина Загидуллина