Анна Мастерова

Евгений Чижов. Темное прошлое человека будущего

Дебютная книга прозы, в которую помимо одноименного романа вошли еще две повести — “Бесконечный праздник” и “Без имени” — проникнут состоянием некоей шаткой реальности. И реальности ли? Действие происходит преимущественно в Москве, одновременно загадочном и очень узнаваемом городе, в этом запутанном пространстве-времени читателя охватывает чувство потерянности и растерянности, пугает отсутствие хотя бы какой-то незыблемой точки, оплота рациональности.

Эпиграфы к некоторым главам романа взяты из книги датского философа XIX века Серена Кьеркегора “Или — или” и намекают на то, что истинное бытие находится вне причинно-следственных связей. Оно не может быть познано и интерпретировано — истинный процесс человеческого существования внерационален.

Зыбкость, легкость, иллюзорность, изменчивость — основные свойства этой прозы и населяющих ее людей. В повести “Бесконечный праздник” о доминанте говорится напрямую. “Мечтавшие об этой легкости, мы начинали теперь испытывать перед нею страх, похожий на страх высоты у наклонившегося над пропастью, внезапно возникшей у самых ног, физиологический страх утраты равновесия”. Жалуется героиня другой повести: “Я почувствовала себя, как радужная мыльная пенка, растянутая между пальцами, выгибающаяся, дрожа, над пустотой”.

Повествование очень динамично, герои всегда в движении, будто, если остановиться, тотчас провалишься или увязнешь. Это напоминает компьютерную игру, в которой за виртуальным персонажем, бегущим по подземному лабиринту, рушится виртуальный пол. И стоит задержаться лишь на долю секунды — улетишь в виртуальную пропасть. “...ей нужно движение, чтобы сохранить равновесие. Оказавшись в неподвижности, она утрачивает его, падает, пропадает. Отсюда эта бесконечная езда из города в город, от одних полузнакомых людей к другим, вовсе не знакомым...”

Слово “движение” в данном случае становится синонимом слова “жизнь”. Движение является не только непременным условием существования героев Чижова, но становится тем фундаментом и каркасом, на котором строится все повествование автора. “Это было невозможное движение. Давным-давно оно должно было прекратиться, и тем не менее оно продолжалось. Нельзя было ни высвободиться из него, ни остановиться”.

В то же время автор, членящий фразу на короткие участки вполне рационально, будто бы все время дразнит читателя, обещая все это как-то объяснить: читатель чувствует, что скоро нащупает в этом потоке движения твердое дно, и можно будет ненадолго остановиться, отдышаться и осмотреться, но...

Герои романа “Темное прошлое человека будущего” входят в действие не одновременно, а по очереди, как бы передавая из рук в руки эстафетную палочку повествования и представляясь читателю в порядке очереди. Первый в этой эстафете вынужден представиться самостоятельно, “от первого лица”. “В моей комнате четыре стены, четыре стены, потолок и пол. Между ними расположены некоторые вещи, как то: кровать, стол, стул, шкаф и другие. Я сижу на стуле за столом”. На первый взгляд этот “я” — тривиальный обитатель нашего трехмерного мира. Но это только на первый взгляд. Через несколько предложений открывается иная реальность, чем-то напоминающая лемовскую. Герой будто проходит сквозь зыбкие стены, вместо него и вместе с ним в комнате появляется второй, третий, четвертый, седьмой Игорь Чесноков... “В собственной комнате я не могу найти себе места, не занятого мною, — не остается ничего иного, как надеть пальто, ботинки и скорее выйти на улицу, хлопнув дверью. Я так тороплюсь, что шнурки приходится завязывать уже в лифте”.

Герои Чижова все время ускользают из поля зрения не только читателя, но и самого автора. Ускользание и преследование, вроде игры в “кошки-мышки”, затеянной автором с собственными персонажами, интригуют читателя и держат его в постоянном напряжении. В процессе игры герои не только “ускользают”, но еще как будто меняют свои физические свойства и суть. В один момент они кажутся узнаваемыми, и действия их предсказуемы. В другой — становятся непостижимыми, их действия и образ мыслей неподотчетны никому.

Состояние читателя можно сравнить с состоянием Ивана Карамазова во время его разговора с чертом. Черт говорит: “Я тебя вожу между верой и безверием попеременно, и тут у меня своя цель. Новая метода-с: ведь когда ты во мне совсем разуверишься, то тотчас меня же в глаза начнешь уверять, что я не сон, а есмь на самом деле, я тебя уж знаю; вот я тогда и достигну цели”. Евгений Чижов пользуется теми же приемами и даже признается в этом. Он заставляет читателя поверить в то, что Чесноков приводит читателя к Некричу, а тот в свою очередь перебрасывает эстафетную палочку Ирине, бывшей жене Некрича, представляя ее читателю рассказом Некрича Чеснокову: “При этом возникали все новые и новые детали, и чем вернее они уличали жену, тем сомнительнее выглядела вся история в целом, точно он не вспоминал их, а выдумывал на ходу. В конце концов, я начал подозревать, что вообще никогда не было никакой жены...”

Люди впитывают в себя свойства своего мира, и непонятно, то ли такой мир порождает этих людей, то ли, наоборот, эти люди своим существованием создают вокруг себя такой мир, где одна реальность наслаивается на другую, а знакомые места становятся незнакомыми. Не настоящие, но “как настоящие”.

Театральная постановка “Хованщины” столь же масштабна и грандиозна, как и события 1993 года у останкинского телецентра. Исторические события рифмуются с вымышленными в грандиозное костюмированное представление. Запах костров и языки пламени, поднимающиеся до небес. Акт самосожжения. Катарсис. Смерть. Но даже смерть не имеет права на реальность. Зал аплодирует — и ожившие люди, актеры, выходят на финальный поклон.

Текст Евгения Чижова — головоломка, ребус со множеством вариантов решения. Детективная интрига органично вплетается в жизнь. Маленький Некрич, преследуемый автором, читателем и шайкой головорезов, ускользает театральными закоулками и тоннелями “секретного метро”. Образ московского метро, многие станции которого москвичи знают “наизусть”, — чем знакомее, тем таинственнее. Закоулки сознания Некрича — это мир подсознания, хаотичный и иррациональный. В нем обитает множество разных людей, происходят события. В конце концов через секретную дверь проходит сам Некрич и оказывается “внутри” себя, в мире, перенаселенном Некричами разного возраста, характера... Система замыкается на себя, стираются границы внутреннего и внешнего мира...

Читать книгу при этом увлекательно и легко. Она глубока, но без лишнего пафоса: Чижов умеет наполнить содержанием любой событийно незначительный эпизод, придавая ему индивидуальную интонационную окраску и настроение в условиях мира, где значительные эпизоды слишком тяжелы, где границы реальности постоянно смещаются, ускользают и растворяются. Попытки героев вырваться из этого бессмысленны. Просто однажды переворачивается последняя страница, которая заканчивается точкой.