Григорий Стариковский

Англасахаб: 115 английских, ирландских и американских поэтов

Можно до бесконечности спорить о целесообразности стихотворных переводов, о возможности передачи оригинального поэтического текста в тональности другого языка, особенно если этот язык не имеет с оригиналом фонетических, морфологических и прочих сходств. Оппоненты стихотворного перевода считают перелицовку оригинальных текстов делом изначально убыточным. В конце концов, говорят они, настоящие ценители стихов при желании могут подзубрить английский или немецкий и насладиться Китсом и Гете в оригинале; а иным полиглотам и Гомера на греческом, и Басе на японском подавай.

Вместе с тем, невозможно сбросить со счетов колоссальный вклад переводов в культуру языка. Трудно представить современную русскую литературу без “Илиады” Гнедича, без пастернаковских переводов Шекспира, Шелли, Верлена, без цветаевского Бодлера. Нашему читателю невероятно повезло с переводчиками, и если мы порой сетуем на низкий уровень современной русской словесности, то о нынешней переводческой школе такого не скажешь.

За последние тридцать лет в России появилась целая плеяда великолепных переводчиков, к которой принадлежит и Григорий Кружков, автор рецензируемой здесь книги, недавно вышедшей в Псковской областной типографии. В слове “Англасахаб” сошлись названия трех поэтических сборников Кружкова: “Бумеранг”, “Ласточка” и “Черепаха”. Если эти слова расположить по кругу и “вычесть” из них инфернальные “умер”, “точка” и “череп”, как раз получится “Англасахаб”. Морфологическая суммарность названия книги отражена и в тщательной выборке переводов: книга как бы подводит итог тридцатилетних трудов замечательного переводчика.

Михаил Гаспаров в отзыве на “Англасахаб” (полный текст отзыва приведен на заднике суперобложки) резюмирует переводческое мастерство Кружкова: “Строгий стих, изысканная образность, продуманный строй, скорее классика, чем романтика... богатство пестрого разнообразия жанров и стилей...”. Добавлю, что упомянутый спектр стилей, освоенных переводчиком, включает в себя и игровую поэзию (к примеру, переведенная на одном дыхании шекспировская поэма “Венера и Адонис”, а также любопытные стихотворные послания из Московии Джорджа Тербервиля и роскошный (в переводе!) абсурдизм Эдварда Лира и Хилера Беллока, не говоря уже о едком Джоне Донне и Бене Джонсоне). Однако игровое начало — не единственный козырь книги. В “Англасахабе” под одной крышей собрались и такие безоговорочные лирики, как Томас Уайетт, Уильям Вордсворт, Джон Китс, Уильям Батлер Йейтс и многие другие.

Одно из достоинств книги — продуманная хронологическая последовательность стихотворений, по которой, на примере Англии и Ирландии, можно проследить становление англоязычной литературы — от ее средневековых истоков до новейших времен. Собственно английская часть, открывающая “Англасахаб”, пролегает от мастерски переведенного Джона Скельтона (конец XV — начало XVI вв.), представленного “Книгой воробышка Фила”, до наших современников Филипа Ларкина и Джеффри Хилла. Ирландские “владения” книги простираются от ирландской монастырской поэзии до стихов нобелевского лауреата Шеймуса Хини и молодого ирландца Пола Малдуна, чья подборка заканчивается стихотворением “После прощания. Памяти Джозефа Бродского”. Последнюю, американскую часть открывает Анна Брэдстрит (“Напутствие книге”), жена одного из первых губернаторов штата Массачусетс, и завершает перевод английского стихотворения Иосифа Бродского “Дочери”. Каждой из 115 подборок предпослана краткая биография автора. Три статьи по теории перевода являются как бы послесловием к “Англасахабу”.

Григорий Кружков отобрал и перевел стихи не только известных поэтов, но и пассажи английских монархов, знаменитых своим сумасбродством, которое, к слову, не мешало им ловко слагать вирши. В “Англасахабе”, например, автор изящного стихотворения “Зелень остролиста”, довольно-таки кровожадный Генрих VIII, соседствует с Томасом Уайеттом, который в правление вышеупомянутого самодержца едва спасся от плахи. Переводы стихов Елизаветы I отделены от сонета легендарной Марии Стюарт всего несколькими страницами. Как дикие звери из книги пророка Исайи, поэты-палачи и поэты-жертвы мирно сосуществуют под кровом “Англасахаба”.

Мне хотелось бы остановиться еще на одной особенности Кружкова-переводчика — ипостаси первопроходца. Имена по крайней мере сорока из ста пятнадцати поэтов антологии на сегодняшний день известны только специалистам. Кружков “возвращает к жизни” поэтов, чьи стихи никогда раньше не звучали на русском языке. А имена эти сплошь достойные: это и Джордж Гаскойн, и Томас Лодж, и Джерард Мэнли Хопкинс, и Патрик Каванах. Для интересующихся англоязычной поэзией “Англасахаб”, наследник по прямой линии англичан, покорителей неизвестных земель, проторил новые тропы, нанес горы и реки на карты там, где прежде зияли белые пятна.

Статьи об искусстве перевода, написанные в разное время, кроме теоретических выкладок, раскрывают сложное и очень личное мировосприятие переводчика. Читателю выпал редкий случай побыть у верстака мастера, убедиться, что стихотворный перевод — не пустая игра словами, а тонкое, порой выматывающее ремесло. Для Григория Кружкова перевод — высшая степень прочтения, а истинный переводчик — всегда вдумчивый читатель (эссе “Перевод и Эрос”). В заключительном эссе “Искусный Эллин: Перевод и Бессмертие” Кружков, отвергая буквалистский подход к стихотворному переводу, акцентирует внимание на метафизическом “сродстве душ” переводчика и переводимого поэта: “Общение с душой переводимого поэта — не мистика и не шарлатанство, а производственная необходимость. Переводчик — душеприказчик автора, исполнитель его воли...”.

В заключение отмечу, что “Англасахаб” должен стать обязательной настольной книгой переводчиков с английского языка, эталоном работы с русским стихом и с текстами оригиналов. Интересующимся англоязычной поэзией книга вполне может заменить самый компетентный справочник, а ценителям русских стихов Кружков предлагает всю полифонию русской поэзии, от державинского Скельтона до “бродского” Пола Малдуна.