Лидия Чуковская

«После конца»

Многие годы Лидия Чуковская вела отдельный «ахматовский» дневник. Эти записи за 1938—1941 и 1952—1966 годы легли в основу ее трехтомных «Записок об Анне Ахматовой» (М.: Согласие, 1997).

Ахматова скончалась 5 марта 1966 года. В эти дни Лидия Корнеевна была прикована к постели из-за тяжелой болезни сердца. Но она продолжала делать записи об Ахматовой в отдельных тетрадях, которые назвала «После конца». Сохранились две такие тетради — с 8 марта по 17 октября 1966 года. Одновременно с отдельными «ахматовскими» тетрадями Лидия Корнеевна вела еще и «Общий дневник». После 17 октября 1966 года все записи о судьбе ахматовского наследия делались уже в «Общем дневнике».

Предметом настоящей публикации и стали две тетради «После конца». Включены также несколько дат из «Общего дневника», причем эти даты отмечены знаком «*».

В первые месяцы после смерти Ахматовой завязались все узлы и сложились все противостояния, которые получили свое развитие в дальнейшем десятилетии. Это прежде всего разногласия по поводу судьбы рукописей Ахматовой. Десятки ее стихотворений никогда не появлялись в печати, причем некоторые даже не были записаны и хранились только в памяти близких друзей. Именно тревогой за судьбу неподцензурной и неопубликованной Ахматовой и продиктованы многие страницы в записях Лидии Корнеевны.

Сын и наследник Анны Ахматовой Лев Николаевич Гумилев подарил весь архив матери Пушкинскому Дому. Однако фактически бумаги оставались в квартире, где Ахматова жила вместе с дочерью и внучкой своего третьего мужа — Н.Н. Пунина. Спор из-за рукописей дошел до суда, который состоялся в феврале 1969 года. Но эта история находится за пределами нашей публикации.

В первые же месяцы после смерти Анны Ахматовой была начата подготовка тома ее стихотворений для Большой серии «Библиотеки поэта». Редактором тома был академик Жирмунский.

И наконец, Лениздат — издательство Ленинградского горкома партии — начал готовить том стихотворений Анны Ахматовой, причем Лидии Корнеевне поручили подготовить и прокомментировать сначала окончательный текст «Поэмы без героя», а потом и весь отдел «Стихотворений».

Все эти начинания завершились лишь в семидесятые годы. Том в «Библиотеке поэта» вышел только в 1976 году, через пять лет после смерти академика Жирмунского. Жирмунский, разумеется, ссылался на источник многих сведений о датах, посвящениях и текстах, которые предоставила ему Лидия Корнеевна по своим тогда еще неопубли-кованнным «Запискам» и своему обширному архиву автографов Анны Ахматовой. Но имя ее было в СССР под запретом и все ссылки на источник были сняты редакцией.

Ее работа для Лениздата — подготовленные тексты и примечания вышли под именем редактора книги. Ее вклад в подготовку к печати многих ахматовских текстов был полностью затушеван.

Однако сохранились десятки писем Лидии Чуковской к В.М. Жирмунскому с ответами на все возникающие у него текстологические вопросы, сохранилась и переписка с Лениздатом, и верстка подготовленной ею книги. Как принято надеяться: «Время все расставит по своим местам».

Хочется верить, что эта публикация поможет читателям и будущим историкам восстановить картину посмертной судьбы ахматовского наследия.

8/III 66 утро

Я лежу опять пластом.

Вчера меня навестили Аня и Ника¹. Они носятся по похоронным делам. Все — как об стенку, стенка эта: праздники, международный женский день! Умерла великая русская женщина... Но ей всегда и все поперек, в смерти отражена ее бездомность (умерла не дома, в разлуке и разрыве с Левой²); умерла в день смерти усатого убийцы³; умерла накануне «женского дня». Из-за этого — или под предлогом этого? — в ЦДЛ не будет панихиды; 9-го из морга у Склифосовского перевезут тело на аэродром и отправят в Ленинград; там, в Спасо-Преображенском соборе (моем!), будет отпевание⁴; 10/III в Ленинграде, в ЦДЛ, — траурный митинг и похороны в Комарове.

Я спросила Аничку, сама ли Анна Андреевна хотела, чтобы ее погребли в Комарове. Нет, оказывается, Анна Андреевна никакого по этому поводу желания не высказывала, а это идея Анички, поддержанная страстно Иосифом. Милый Иосиф ездил в Павловск, потом в Комарово (кажется, с Мишей), и они решили: Комарово⁵.

Отсюда гроб будет сопровождать какая-то делегация, — забыла кто. Оттуда приехала тоже «делегация»: Браун и Комиссарова⁶.

Из друзей — не из казенных людей — с гробом полетят: Ника, Юля, Надежда Яковлевна, Мария Сергеевна⁷. Поездом едут вслед мужчины: Кома Иванов, Рожан-ский, Копелев⁸.

Аничка говорит: Анне Андреевне в Домодедове очень понравилось, она была довольна и весела (хотя ехать туда не хотела). Приехали 3-го, 4-ое провели очень хорошо. Ночь с 4 на 5-го спала, обе они спали, утром проснулись веселые, много смеялись. Нина Антоновна⁹ ушла завтракать в столовую, а Анне Андреевне подали завтрак в комнату. За едой она почувствовала себя нехорошо. Вернулась Нина Антоновна, вызвали врачей. Через 11/2 часа она скончалась. По-видимому, это был новый инфаркт. Отек легких, удушье, конец.

Аничка сделала мне подарок: рассказала, что когда 19-го она и Толя¹⁰ везли Анну Андреевну из больницы на Ордынку, Анна Андреевна, увлеченная волей и ярким, весенним солнечным днем, попросила, чтобы ее повезли в сберкассу — прокатиться и получить деньги. Толя и Аня ее урезонили: доктор велел сразу ехать домой, не уставать. Тогда она сказала:

— Я еще что-нибудь придумаю! Поедем к Лиде!

Я сказала Ане, что она должна многое записать. «Я не умею». — А вы пишите, не умея, но пишите. Ну, например, восстановите вашу с ней поездку в Англию. Оказалось, у Анички даже дневник был и каждый день там описан. Она очень смешно, девчоночьи, гимназически, рассказала о Глебе Струве¹¹.

Оказывается, и у Анны Андреевны был дневник! Аня сказала, что там есть записи о последних днях и новые стихи!¹² Да, еще, Аня мельком произнесла: — Акума мне говорила, что не следует записывать прямую речь!¹³

(А я то... Но ее прямая речь была точна, как стихи, и записывалась легко.)

8/III 66 вечер

Новые вести: в Ленинграде будут отпевать не в Спасо-Преображенском, а в Николо-Морском (Садовая, у Крюкова моста).

Здесь в церкви у Лаврушинского переулка и еще в одной служили панихиды.

В «Литературке» хорош Паустовский, в «Известиях» — Твардовский¹⁴. Уже открыто называют ее великой и бессмертной. Давно уже я понимала, что ей надо только умереть, чтобы ее признало и начальство.

Завтра утром — можно проститься с ней при переносе из морга в автобус, который отвезет ее на аэродром. Очень хочу. Если бы можно было приехать на машине, увидеть ее, проститься, и — обратно в ту же секунду.

Раиса Давыдовна обещала позвонить¹⁵.

9/III 66 утро

Нет, кто-то — Бог? или они? — не хочет.

Перед отъездом ее в санаторий я позвонила, чтобы повидаться, и опоздала на 10 м.

Сегодня я встала в 8 ч. утра, была на ногах, одета, готова.

В 10 ч. позвонила Раиса Давыдовна, что едет оттуда за мной, гроб открыт, проститься можно. Я спустилась к машине: я, она, Владимир Александрович Рудный¹⁶. Ехала минут 20. Дворик, толпа, но вполне проходимая. Из знакомых — Володя Глоцер, Таня Литвинова, Наталья Ивановна Столярова¹⁷. Меня встретил Лев Зиновьевич Копелев и провел к каким-то дверям. Они оказались закрыты. Оставив меня с Раисой Давыдовной и Владимиром Александровичем, он побежал куда-то. В это время говорил Ефим Григорьевич Эткинд¹⁸. Я не слушала. Вместо голоса Эткинда — голос Ардова. О том, что гроб сейчас цинкуют и он просит всех разойтись. Но мне дверь открыли. Я вошла — лесенка, направо, комната, за ней видна еще одна. Подошли Ника, Юля, Любовь Давыдовна¹⁹. Аничка с порога второй комнаты всплеснула руками.

Поздно. Гроб оцинковали.

Я уехала.

Вечер.

В Ленинградской делегации были Олег Шестинский и Сергей Орлов. Панова? Не знаю, это было бы плохо, она не любила Анну Андреевну, Анна Андреевна ее терпеть не могла... Воронков в Союзе говорил: — Главное, чтобы все было быстро²⁰.

Это он помешал мне ее увидеть.

13/III 66

Вчера была Ника, вернувшаяся из Ленинграда с похорон. Кое-что по телефону рассказал Лев Зиновьевич Копелев. Кое-что Шура — оттуда²¹.

В общем, Ленинград проводил ее стройно и многотысячно. В церкви у Николы Морского, где гроб стоял 9-го вечером и 10-го первую половину дня, перебывали тысячи. В ЦДЛ тоже множество — писателей и толпы. Толпа часами стояла у дверей, ожидая впуска, хотя выдалось 18о мороза.

В Союзе говорили Дудин, Берггольц, Майя Борисова; Жирмунскому почему-то не дали слова²²; на кладбище — Михалков, Тарковский; где-то не помню от Пушкинского Дома — Алексеев²³.

После похорон близкие собрались в «Будке», и там тоже была служба²⁴.

Гримасы были: старухи, шныряющие у гроба в церкви с жадными вопросами; какие-то молодчики из кино и фото, которых тщетно гонял Лев. Нина Константиновна Бруни на первом плане у гроба в качестве безутешной вдовы, хотя Анна Андреевна ее не выносила... лжесвидетель Логунов, распоряжающийся от имени Литфонда и едущий в одном автобусе с Бродским...²⁵ Все дни, что гроб стоял в Ленинграде, шла война за то место на кладбище в Комарове — красивое, под соснами на поляне, — которое выбрали мальчики: председатель чего-то в Сестрорецке хотел предоставить другое, с краю, у дороги. Миша Ардов в этой борьбе по-бедил.

Трогательна была молодежь; ее и в Соборе, и на кладбище — 3/4.

14/III 66*

Письмо от Дара²⁶: о том, что со смертью Ахматовой кончилась эпоха.

«Россия без Пушкина»...²⁷

Но, к счастью, существуют молодые, воспринявшие, вопреки всему, великую традицию русской поэзии. Ничто не погибло. Есть сыновья не только у Долматовского, но и у Ахматовой.

С ужасом слушаю толки о том, что меня хотят сделать членом Комиссии. Верила бы в Бога, молилась бы: пронеси Господи! Работа в Комиссии будет для меня еще одной помехой на пути к моим дневникам, к записям об Анне Андреевне. Их переписать могу только я; а переиздать без ошибок «Белую Стаю» и пр. — многие.

А мой жанр (на 60-м году жизни я это поняла) — воспоминания, дневники, портреты. Чужая судьба, проведенная сквозь сердце.

20/III 66*

Вчера у меня была Л.Я. Гинзбург²⁸. Снова — о тысячах в Никольской церкви, о толпе перед Союзом. Добавила, что речь Берггольц была не только плоха (как сказала мне по телефону Шура), но и все о себе: как она, Ольга Федоровна, в самые трудные годы была рядом с Анной Андреевной... Мои записи начинаются в 38-м году; тогда Анна Андреевна говорила о ней дурно и я ни разу ее там не видала.

Лидия Яковлевна сказала, что полным наследником оказался Лева, но что он великодушно заявил, что половину отдает Ирине Николаевне²⁹. Затем он не пожелал взять к себе рукописи, сказав, что у него в коммунальной квартире ненадежно...

Надо, конечно, прежде всего сделать опись бумаг, сфотографировать «1001 ночь» и «Лермонтова»³⁰.

Л<идия> Я<ковлевна> рассказала: какая-то старушка в церкви:

— Какая женщина была, всех в церковь привела за собой: и молодых, и старых, и евреев.

15/IV 66

Склоку по поводу Толи — состава Комиссии и пр. — опускаю.

Сегодня Аня Каминская рассказала мне — а я не знаю, можно ли ей верить? — что рассказывала ей Анна Андреевна о последнем своем свидании с Николаем Степановичем.

Она уже была замужем за Шилейко и жила в Мраморном. Николай Степанович пришел с ней объясняться — кажется, о разводе. Разговор был неприятный. Они простились. Николай Степанович спускался по винтовой лестнице. Анна Андреевна крикнула ему вслед:

— По такой лестнице только на казнь идти!

Больше она его не видела.

Расстреливали у выкорчеванных корней — деревья повалены, корни торчат, под ними ямы³¹.

Аманда сказала мне со слов Саломеи Николаевны (Соломинка), что Анна Андреевна была влюблена в В. Князева, — того героя «Поэмы», который застрелился из-за О.А. Глебовой-Судейкиной³².

Это сильно углубляет бездонность «Поэмы».

4/V 66 Переделкино

Часто по вечерам сижу на лавочке с Эммой Григорьевной³³. Говорим об Анне Андреевне.

Я погладила кошку.

— Знаете, как Анна Андреевна называла кошек, когда гладила их? Младшие.

Сегодня Эмма Григорьевна рассказала мне многое, чего я не знала:

«Белая Стая» посвящена Анрепу³⁴.

С ним она в свою поездку в Оксфорд встретилась в Париже. У него уже был инсульт. Он подарил ей платочек.

В Париже она встретилась и с другой своей любовью, с Лурье³⁵.

Лурье изменил ей когда-то, влюбившись в Судейкину.

Аманда мне говорила со слов Саломеи Николаевны, что Анна Андреевна была влюблена в Князева. (Не ему ли: «Пленник чужой, мне чужого не надо».) Мне ясно по стихам «...На левом берегу Невы / Мой знаменитый современник»³⁶, что она была влюблена и в Блока (что всю жизнь энергично отрицала), который тоже, судя по «Поэме», любил Судейкину. Сегодня мне сказала Эмма Григорьевна, что Ане, незадолго до конца, Анна Андреевна поведала все про Блока, и Аня записала это.

Сколько у нее было любовных неудач. У нее!

Стихотворение Нарбуту было посвящено сначала Николаю Ивановичу Хард-жиеву³⁷.

У него — 25 писем Анны Андреевны³⁸.

7/V 66 Москва

Сегодня — наконец — Толя.

Обо всем. До нового сердцебиения.

Я его спросила, что он знает про листки «Для Лиды». Он сказал: «Это, наверное, из «Лермонтова»³⁹.

Значит, не отдельно! Значит, Ирина Николаевна сказала правду (я получила от нее письмо), что это не отдельные листки, не письмо...

Значит, не видать мне их...

Из Толиных рассказов — кроме распри с Пуниными — фактическое:

«Что нам разлука...» посвящено ему. У него есть экземпляр с ее надписью — Анатолию Найману.

У него около 30 писем. Из Рима она ему писала каждый день. И в больницу, когда он лежал⁴⁰.

Если они долго не виделись — давала ему читать «Лермонтова».

Подарила ему 2 «письма» — никому, просто так — мысли о своей поэзии. Одно он мне обещал в перепечатанном виде⁴¹.

Уверен, что Анну Андреевну и Леву ссорила Ира. Уверен, что Лева не пришел к ней в больницу в Москве потому, что ему тоже что-то сказала Ира. (Он собирался. Нина Антоновна обещала спросить у Анны Андреевны. Передала ему «Мама ждет» — а он не пошел... В промежутке что-то сделала Ирина Николаевна.)

Он сказал мне очень умно: каждое стихотворение Анны Андреевны происходит из конкретности, реальности. Каждое имеет основу. «С 63 года я знаю основу каждой строки».

Сказал, что «Красотка очень молода» многим казалась загадкой. (Значит, не только мне!) И что ему на вопрос она ответила: Смерть! (А мне — Любовь; и сердилась — это ведь ясно из следующего стихотворения: «И наконец ты слово произнес».)

«Я щедро с ней делюсь цветами», — сказал он, это Ника из Болгарии в деревянных флакончиках привозила розовое масло и Анна Андреевна отлила его одной даме. Это она называла делиться цветами.

Сегодня я получила из Лениздата письмо с просьбой подготовить текст «Поэмы» для однотомника. Надо обдумать. Текст придется дать не полный, а тот, который был ею подготовлен для «Бега времени»... Это противно.

Толя предлагает Пуниным, что он придет в любую минуту описывать бумаги. Они крутят.

И у Толи, и у Нины Антоновны имело успех мое предложение — послать в Ленинград Эмму Григорьевну, чтобы она с Толей и Аней сделала опись. Она ведь архивистка. Может быть, они позволят...

Толя говорит, что Володя, брат мужа Ани, очень хороший и правдивый человек, говорил ему, что видел записку рукой АА: «отдать в Пушкинский Дом»⁴².

Надо отдать — но сначала все привести в порядок родными, не чужими, руками. Не Макогоненко и Берггольц⁴³.

17/V 66 Переделкино

Тут часто посиживаю вечерами с Эммой Григорьевной на лавочке. Нет, разобраться в копии «Для Лиды» помочь она не может. Автографов у нее тоже мало. Стихи наизусть не знает. Но зато окунула меня в бездны семейных и иных склок.

Анна Андреевна тратила на Пуниных и Ардовых много денег (в последние годы).

За Леву боролась, билась, хлопотала очень энергично, но когда он вернулся — не позаботилась о его костюмах, деньгах, лечении: деньги для него вообще давала не щедро; говорила: «Ну вот теперь Лева будет меня содержать». А он вернулся больной.

29/V 66

Видела эти дни Марию Сергеевну — наконец — и снова Эмму Григорьевну.

Бесконечные разговоры о поездке Эммы Григорьевны в Ленинград для работы над архивом. Сначала не хотела Ирина Николаевна. Теперь она говорит «мечтаю об Эмме Григорьевне», а Эмма Григорьевна колеблется («меня не любит Лева... Пунины потом скажут, что я воровка...»). Я уверена: надо пытаться.

И Мария Сергеевна и Эмма Григорьевна мне сказали — обе порознь, — что Анне Андреевне не нравилась та книга, которая так раздражала меня. Когда ей дали, она прочла немного и вернула со словами:

— Мне это не нужно.

Потом слушала передачу по радио и отошла, рассердившись⁴⁴.

31/V

Сегодня полдня у меня провел Толя.

Вчера утром я из Лениздата получила «Поэму». Это — экземпляр для «Бега времени», сильно перевранный машинистками. Мне Люша помогла его вычитать. Но возникли вопросы, о которых я хотела говорить с Толей. Он умен, а о ней и ее вещах помнит все. Ответил на все убедительно, точно, верно.

Например, я помнила, что со строфою об Эль Греко что-то не так, хотя она и есть в экземпляре для «Бега времени». Спросила. Он подтвердил — она ушла в цикл «Полночные стихи», стала предпоследним. Мне это говорила и Анна Андреевна, но я позабыла⁴⁵.

Вообще он, конечно, самый нужный человек в ахматоведении. Но пока ничего не записывает. Это жаль. И неверно.

Чуть он ушел — письмо от Ирины Николаевны, отчаянное, насчет «Будки» и квартиры.

А последние поправки к «Поэме», о которых мне сказал Толя, — «не нашла».

Буду требовать, чтобы она допустила его к «Поэме». Он-то найдет!

Да, еще. Я ему сказала, что в его возрасте стихи Анны Андреевны запоминала с одного раза — если она только не читала несколько подряд.

Он: — Я тоже. Она мне прочитала штуки три, и на следующий раз я ей все прочел. Тогда она сказала: — Так? Хорошо. Я вижу, вы из тех, кому одного раза много.

10/VI 66 Пиво-Воды^45а

Сегодня были Толя с Иосифом.

Конечно, об архиве, об Ирине Николаевне и Ане, о которых они говорят резко и справедливо.

Толя работал с Марией Сергеевной над корректурой Леопарди⁴⁶.

Мария Сергеевна передала Суркову свое письмо о необходимости отвоевать «Будку», которое я редактировала.

Сурков собирается в Ленинград.

По моей просьбе Сарра Эммануиловна⁴⁷ попросила своих друзей в «Литературной газете» позвонить в Ленинград о «Будке». Некто Гр. Семенов (тамошний Ильин)⁴⁸, ответил, что возражает Горком партии.

Эмма Григорьевна написала письмо Леве — об архиве. Он ответил: бумаги будет разбирать Аня...

Какое злодейство.

15/VI 66

Многое. И все — ужасное.

Ко мне пришла Е.С. Ласкина⁴⁹ с пакетом от Иры («Для Лиды» — фотокопия; и ненужные выписки из «Поэмы»). Она была в Ленинграде у Пуниных по делам журнала «Москва». Ирина Николаевна жаловалась: «Мы так ждали Лидию Корнеевну (?) и Эмму Григорьевну, а они не едут». Показала ей папки на полке или шкафу в комнате Анны Андреевны. Сказала, что Лев Николаевич не любит евреев, и не посоветовала Евгении Самойловне к нему самой идти. «Он и так нас упрекает, что вокруг мамы и архива слишком много евреев». Правда это о Леве? Или нарочно распускаемая ими ложь? Евгения Самойловна пришла ко мне потому, что хотела разобраться в делах Анны Андреевны и идти — через Симонова — к Суркову. Я ей все объяснила, какая катастрофа случилась с архивом. «Представьте себе, — сказала я, — что после Фридиной смерти ее бумаги перешли бы к тете Фане». Она всю ситуацию охватила мгновенно и вчера была у Суркова. Объяснила ему, что Пунины никакого отношения к литературному наследию Анны Андреевны не имеют, объяснила все про Толю. И вот тут Сурков произнес (то, что я уже слышала от Эммы): «У меня был Лев Николаевич, он сидел в том же кресле, что и вы, и заявил, что Анатолия Наймана нельзя подпускать к архиву, п<отому> ч<то> иначе он не ручается, что бумаги не...».

От всего этого я прямо-таки больна.

Сурков едет в Ленинград и там созовет Комиссию. Значит, без меня...

Я пошлю свои мысли с Марией Сергеевной письменно.

Сегодня у меня был Володя Муравьев, и мы с наслаждением расставляли знаки в «Поэме»⁵⁰. Недаром его так ценила Анна Андреевна — он тонок, слух удивительный. В затруднительных случаях мы заглядывали в тетрадь 42 г., где она ставила знаки сама — в соответствии со своим чтением.

Володя сказал мне со слов Надежды Яковлевны, будто в тетради «Лермонтов» была первая страница, на которой Анна Андреевна написала, что завещает ее не то Леве, не то мне — Володя не помнит... Пунины эту страницу уничтожили.

21/VI 66 Москва

Звонила секретарша Суркова, Елена Аветовна, с вопросом — могу ли я ехать в Ленинград, куда едет Сурков собирать Комиссию.

Я отказалась — со стыдом, с горем.

Сегодня через Елену Аветовну, которая живет у нас в доме, послала Суркову заявление со своими мыслями об архиве⁵¹.

На днях с Эткиндом послала в Комарово Володе Адмони⁵² большое письмо об Ире, Ане и пр. Сегодня получила телеграмму, что он во всем согласен и сделает все возможное.

Мария Сергеевна заболела. Тарковский — тоже... Поедет ли Сурков?

Я послала Адмони еще одно письмо — об однотомнике Лениздата, который почему-то делают Ирина Николаевна и Аня. И копию своего заявления Суркову.

Позвонила Ласкиной в «Москву», и она прочла мне корректуру «Наследницы», «Подвала памяти» и четырех строк из «Requiem’а» («Нет, это не я страдаю...»), которые им прислала Ирина Николаевна. В одной строке «Подвала...» переставлены слова; забыт пробел перед последней строкой; в «Наследнице» — знаки.

Они не могут сверить после машинки, перепечатывая. Они — не литераторы, не профессионалы. Для них пробел, точка, слова? — все равно.

Какое несчастье.

Один вечер сидела с Эммой Григорьевной. Она принесла мне в подарок алфавитный указатель к «Бегу времени». Это очень нужная вещь.

Я ей дала переписать строфы в «Решке»⁵³. Ей все можно и нужно давать.

Она подала заявление в Комиссию о составлении сборника воспоминаний.

Помогла мне разобрать фотокопию «для Лиды».

Я дала деду для «Чукоккалы» сфотографировать надпись на книге («Милой Лидии Корнеевне Чуковской с просьбой вспомнить стихи, которых в этой книге нет») и титул, и страницу из «Поэмы 1942»⁵⁴.

Послезавтра — день ее рождения.

28/VI 66 Москва

За это время кое-что сделала. Три дня перечитывала Дневники 1938—1941 и выписывала даты стихов АА.

(С ужасом убедилась, что одной или двух тетрадок 40 и 41 годов все-таки нет.)

28/VI 66

Три дня по своему Дневнику 1938—1941 выписывала и устанавливала даты ее стихов.

Вообще-то она в датах — как и во всем — очень точна, но иногда нарочно ставит другие. Например, в «Беге» под «Все души милых...» и «Пятым действием драмы...» стоит 44 г., а она читала мне их до войны, говорила, что они должны стоять рядом с «Художником» — а оно 24 г. Но вообще мой дневник очень точно совпадает с датами «Requiem’а», например.

Сурков уехал-таки в Ленинград; Мария Сергеевна вызвала из Коктебеля секретаря комиссии, Мишу Ардова; ему дали билет на день позднее, и с ним, к моей большой радости, поехала Нина Антоновна. Это будет узда для Ирины Николаевны и Ани, для их вранья и интриг.

Сведений оттуда пока нет.

Миша провел полдня (23/VI) у меня; я с ним хотела протвердить ситуацию. Он хорош, т. е. в меру умен, в меру понимающ (не так озаренно, как Толя и Иосиф, но все же) и, что важно, правдив.

Кое-что рассказал мне важное, чего я не знала.

Ирина Николаевна не показывает архив Леве. Мотив: там есть записи о нем.

Миша говорит о Леве как о колоссальном уме и своеобразии. Похож на Анну Андреевну. Гордыня. Нашла коса на косу.

Хочет отдать архив в Музей без разбора.

Толю не любит — наговоры Пуниных. Кроме того, оказывается, под именем Ахматовой часто переводил после возврата из лагеря Лева, а потом Толя... (Я этого не знала, но переводов ее почти всегда не любила. Например, египетские.)

Когда, после похорон, Миша и Толя, и Иосиф спросили у Надежды Яковлевны — что делать с архивом, она ответила:

— Украсть.

Крест заказывали на кинофабрике, через Алешу Баталова; иначе его нельзя было добыть⁵⁵.

Анна Андреевна говорила Мише о моей «Софье»: это сестра моего «Реквиема»⁵⁶.

До этого у меня был Копелев, из Ленинграда, а в Ленинграде он посетил Ирину Николаевну. Она сказала:

— Если меня будут заставлять отдать или показать «Лермонтова», мы вырвем оттуда ее записи.

(Стало быть, она-то их уже читала... А почему?)

Была у меня Таня Цивьян, изучающая «Поэму» с точки зрения науки семиотики. Знает довольно много, понимает не очень. Она сказала мне, что Вс. Князеву посвящены многие стихи Кузмина. Ну а Ольга была дружна с Кузминым, это я помню из рассказов Анны Андреевны⁵⁷.

29/VI 66 Москва

Сегодня письмо от Володи Адмони о Комиссии. Хорошее: ввели Николая Ивановича Харджиева. Все остальное — ужасно.

Ввели Аню. Зачем?

Архив сдают в Пушкинский Дом — Лева желает, не читая. Толя никуда не допущен, может быть, будет допущен при сдаче на минутку...

Могила уже в забросе — Ирина Николаевна и Аня не смотрят за ней. Владимир Григорьевич сказал им, что друзья могут взять эту заботу на себя.

Лева вел себя по-хозяйски. Мое заявление — где говорится, что главное — архив, и что надо, чтобы Эмма Григорьевна, Ника и Толя его перед сдачей описали, — было прочтено; и такое же Марии Сергеевны Петровых; Лева сказал, что он уже сговорился с Пушкинским Домом и что он сам знает толк в архивном деле... Вот чудак! Да ведь если бы он, он, сын, знающий толк в архивном деле, взялся после смерти Анны Андреевны за архив — разве кто-нибудь навязывал бы ему третьих лиц? Но ведь он совершил предательство: бросил бумаги у Пуниных на три месяца. Вот почему мы предлагали и Эмму Григорьевну, и Толю, и Нику.

Жирмунский будет делать том для «Библиотеки поэта». Это хорошо.

Мне звонил некто Рощин из журнала «Радио и Телевидение» и сказал, что некто Скороденко принес им стихи Ахматовой. Я сказала: нужно разрешение от Суркова или Л.Н. Гумилева.

Боюсь за публикацию в «Москве». Боюсь, что если возникнет скандал, Ирина Николаевна свалит ее на меня, хотя я ни сном, ни духом.

Сегодня ко мне приходила Эмма Григорьевна. Ей говорил А. Тарковский, будто «Полночные стихи» посвящены ему... Не знаю. Не исключено.

8/VII 66 Пиво-Воды

Звонил — в городе — Миша Ардов, вернувшийся из Ленинграда. Приедет ко мне сюда с подробным рассказом. Пока рассказал только, что Пунины несмотря ни на что архив сдавать не собираются. Когда Иосиф пришел фотографировать — ему дали какие-то машинописные листки...

У меня был Рощин из «РТ» с четырьмя стихотворениями Анны Андреевны, которые ему принес некто Скороденко: «Так отлетают...», «Если б все, кто помощи душевной...», «Победителям», и... и... «Подражание армянскому»... Я не советовала давать последнее. Но проверила все⁵⁸. А что еще я могу делать? Запрещать? Не имею ни права, ни возможности. Да и какой смысл.

Я было послала Володе Адмони умоляющее письмо — не поручать мне лениздатский сборник, проверку стихов. Довольно с меня «Поэмы»... Но когда Миша объяснил мне ситуацию и борьбу Комиссии с Пуниными — я послала Адмони соглашающуюся телеграмму.

20/VII 66

Письмо от В.М. Жирмунского о «Библиотеке поэта» и об архиве Анны Андреевны... Пунины заявили Виктору Максимовичу, что Пушкинский Дом прав не имеет, потому что ведь Лева еще не введен в права наследства... И почему Пушкинский Дом?.. Может быть — Публичная библиотека? И вообще они подождут осени и 2-го собрания Комиссии...

Виктор Максимович спрашивает о моем архиве. Я ему ответила подробно⁵⁹.

31/VII 66 Москва

Мне дважды звонила Ирина Николаевна из Ленинграда с известием, что она едет в Москву. Мы условились встретиться сегодня в 12 у меня. Я очень готовилась к этому свиданию; мне хотелось ей высказать все не резко, но прямо. Но оно не состоялось: Ирина Николаевна дала мне знать, что заболела.

Мария Сергеевна и Эмма Григорьевна уверены, что Ирина Николаевна собирается судиться с Левой... Доказывать, что они семья, а не он семья.

9/VIII 66

Все время хочется написать откровенное письмо Ирине Николаевне и предостеречь ее от гнусного поступка⁶⁰.

Но Эмма Григорьевна говорит — нельзя, нельзя, чтоб они накануне суда знали, что я — против них. Может быть. Но как это мне тяжело.

В «Р.Т.» вышли стихи Анны Андреевны — и с «Черной овцой»... Мне пока не прислан №, хотя был крепко обещан Рощиным⁶¹.

Из одного случайного разговора с Никой мне стало известно, что, уезжая из дому, Анна Андреевна никогда своих бумаг дома — т. е. Аничке и Ирочке — не оставляла. Уехав за границу, оставила все у Ники, уехав в Домодедово — у М.С. Петровых. (Ардову она тоже не верила, это уж я знаю.)

17/VIII 66 Пиво-Воды*

Теперь занимаюсь «Поэмой», примечаниями. Логики в примечаниях Анны Андреевны — в смысле отбора и объема — никакой. Я кое-что дополняю и исподтишка меняю. Но в комментирования и толкования не пускаюсь. Если они и нужны — они нужны! — то им надо найти место вне «Поэмы».

Физически для глаз мне эта работа очень трудна — номерки, звездочки, сверять, считывать...

Но надо это сделать. И надо быть счастливой, что это делаю я... И надо непременно потом успеть сделать то, что необходимо для будущего: создать так называемый «канонический текст» «Поэмы», т. е. включить в текст 62 г. — пропущенные в «Решке» строфы.

Но я хочу к дневнику, к дневнику...

31/VIII 66

Вчера у меня 6 часов — с 1 часу до 7 — просидела И.Н. Пунина.

Вид у нее совершенно больной. Она куталась и зябла.

Я разговаривала прямо, не употребляя только таких слов, как воровство и мошенничество. Сказала, что меня возмутило по-человечески и с точки зрения дела то, что она отторгла Толю и еще — что она не позволяет делать опись.

Сущность ее ответов: 1) Толю (и Эмму Григорьевну) не желает Лева, она же надеется их примирить; 2) опись архива ими сделана, но рукописи Анны Андреевны она не считает архивом (!). Архив — это письма к Анне Андреевне от читателей (!), подстрочники к переводам (!), чужие рукописи (!). А тетради Анны Андреевны (она все время напирала на «1001 ночь») — это не архив, а личные записи Анны Андреевны, о которых она, Ирина Николаевна, с самого начала доложила Суркову, и он сказал, что их, конечно, сразу сдавать никуда не надо... Она их в Пушкинский Дом не отдаст («хотя бы меня убили»), потому что там разбойничье гнездо; а будет стремиться отдать их в ЦГАЛИ. Тут же проговаривается: «Если вы приедете в октябре в Комарово, я вам покажу «Для Лиды» в «Лермонтове». — Значит, в октябре тетради еще будут у вас? — Конечно!»

Я спросила о сборнике Лениздата.

Оказывается, это... «Из шести книг». «У Ани есть экземпляр с пометками Анны Андреевны». «У меня тоже, — сказала я. — И он использован в «Беге времени». Зачем же снова печатать сборник 40 года, когда есть 64-го, подготовленный автором?»

В ее суждениях об архивах есть, быть может, некое рациональное зерно. Может быть, в самом деле Пушкинский дом опасен? Однако какую чушь порет она о стихах!.. Полагает, что «Горькую обновушку / Другу шила я. / Любит, любит кровушку / Русская земля» — Гумилеву. «Почему вы так думаете?» — «1921 год.» — «Но ведь там написано: 28 штыковых... Разве его расстреляли штыками?»

Полагает, что «Приговор» из «Requiem’а» — Пунину. «Да ведь Николай Николаевич был в это время на воле! Какой же «Приговор»?» «Это сначала не называлось «Приговор». Это об их отношениях». — «Но это было во время хлопот за Леву!»

Я спросила, кому, по ее мнению, «Полночные стихи»?

— Толе.

— Но почему же в начале сказано: «Разлуку, наверно, неплохо снесу, Но встречу с тобою — едва ли»? Ведь с Толей она виделась каждый день...

— Сначала она думала об Иосифе...

Я ее спросила, почему, присутствуя на Комиссии, она не заявила, когда шел разговор об описи архива, что тетрадей она не отдаст. «Я вообще не хотела говорить о тетрадях». Я ее спросила, почему, когда я требовала листки «Для Лиды», она не написала мне прямо, что они — в «Лермонтове»? «Я не хотела в письме упоминать «Лермонтова».

Одним словом, она хотела НЕ упоминать о существовании рукописей Ахматовой!

А начала она так: «У Анны Андреевны есть стихи «И всюду клевета сопутствовала мне...». Так вот, теперь — это моя судьба».

Я ответила: это потому, что вы не прямы, уклончивы...

Потом мы обе устали и пошли чай пить.

Потом она вывалила на стол груду фотографий, и я взяла себе «Будку», могилу, крест, и — потрясающую — там, где Толя и Иосиф у гроба. Какое там лицо у Иосифа!.. И еще одну — где Тарковский...

Отношение Ирины Николаевны к стихам: она просила меня проверить стихотворение «Памяти Булгакова». Я сказала — у меня запись, а у Елены Сергеевны — автограф. Вы проверьте у нее⁶². «Мне к ней некогда ехать».

Жалкая, темная, больная, неглупая, жадная.

Походя говорила гадости об Анне Андреевне:

— Она всегда выбивала меня из бюджета...

— Она всегда звала меня при других, чтобы дать деньги. — «Ира, вот тебе 100 рублей», а наедине и рубля не даст.

Когда я сказала, что Лева очень обидел Толю, Нику и Эмму Григорьевну, сказав, что опись будет «дорого стоить!» (в то время как они, разумеется, работали бы безвозмездно), она ответила:

— Это у него от Анны Андреевны: все мерить на деньги.

14/IX 66 Пиво-Воды

Кратко:

Мне сказал по телефону Толя, а потом написал В.М. Жирмунский, что Лева стал единственным наследником.

Худо это? Хорошо? Кто знает, что он сделает.

Жирмунский пишет, что Ирина Николаевна и Аня были у него, кое-что показали и сообщили, что стихов в тетрадях «мало».

В ответ на эту ложь я послала ему список из 32 первых строк стихов, которые должны быть в тетрадях⁶³.

Он советуется со мной и Дедом относительно расположения стихов в томе «Библиотеки поэта». Я советую давать отдельные сборники по папкам «Бега».

Сегодня я позвонила Суркову — впервые. Он был мил и понятлив — не знаю, искренне ли. Он тоже удивлен «описью» не стихов... Я сказала, что тетрадей много и стихов много и необходимо их добыть. Он согласился и сказал, что будет писать Ирине Николаевне, а потом надо, мол, обратиться к общественности. Сообщил хорошую весть — о 2-м издании «Бега». Но исправят ли там опечатки?

От Хренкова никаких вопросов о «Поэме» нет, а есть холодное письмо с упоминанием, что хорошо бы мне приехать в Ленинград⁶⁴. Я ответила, что приеду, может быть, в октябре, а если что надо — пусть пишет.

16/X 66

Многое.

Письмо от помощника Хренкова, который между прочим пишет, что у них много вопросов к «составителю сборника, Ане Каминской»... Вот до чего мы дожили!

Я ничего не ответила — буду говорить с Сурковым.

На днях была у меня некая Светлана Юрьевна из ЦГАЛИ, посоветоваться: Ирина Николаевна 20-го обещала привезти и продать им «1001 ночь» и еще какие-то тетради Анны Андреевны.

Я ей сказала, что они обязаны сообщить об этом Льву Николаевичу. Сказала, хотя знаю, что толку от этого не будет.

Итак, Ирочка торгует дневниками Анны Андреевны, ее жизнью...

Завтра приезжает Жирмунский. Покажу ему все, и если надо будет — перепишу и отдам.

17/X 66 Москва

Жирмунский был весь день. От этого я, разумеется, больна, лежу в лежку.

Но разговор был толковый. Покончили мы наш спор о том, как издавать Б<ольшую серию> «Б<иблиотеки> п<оэта>» — по книгам (на этом настаивал Жирмун-ский) или по папкам «Бега» (сначала предложила я) так: первые книги, до «Тростника» — т. е. те, что действительно выходили как книги — давать исторически, книгами; начиная с «Тростника» — по папкам «Бега».

Я подарила ему копию «Для Лиды»; прочитала все стихи; обещала дать перепечатать содержание «Бега времени», как книга была составлена ею и мною, и списки стихов и дат, которые мне дарила Анна Андреевна. Составила ему список лиц в Москве, с телефонами и адресами — тех, у которых есть ахматовский материал.

Рассказала ему об Ирине Николаевне и ЦГАЛИ. Он думает, что будет суд. Оказывается, Ирина Николаевна ему сказала: «Все говорят о каких-то ненапечатанных 20 стихах Анны Андреевны. Придется нам с Аней сочинять стихи самим — от Анны Андреевны стихов не осталось». Когда Виктор Максимович попросил Ирину Николаевну — сидя у нее — показать ему какую-нибудь тетрадь, она сказала, что они «временно сданы в ЦГАЛИ».

Подарил мне три стихотворения, переписанные им из какой-то тетради 40-х годов Макогоненко.

В записях часто упоминаются близкие друзья Анны Ахматовой, о которых Лидия Чуковская подробно написала в отделе «За сценой» в своих трехтомных «Записках об Анне Ахматовой» (М.: Согласие, 1997). Отсылаем читателей к этому изданию, а здесь сообщаем лишь минимальные сведения об этих лицах.

¹ Аня и Ника — Анна Генриховна Каминская, внучка Н.Н. Пунина, и Ника Николаевна Глен, переводчица, с 1958-го по начало 1963-го — литературный секретарь Анны Ахматовой.

² Лева — Лев Николаевич Гумилев, сын Анны Ахматовой.

³ день смерти усатого убийцы — т. е. 5 марта, день смерти Сталина.

⁴ моем! — потому, что Спасо-Преображенский собор находится неподалеку от Манежного переулка, где в доме № 6 в 1920—1930-е годы одну из квартир занимала семья Чуковских. (В 1983 году на этом доме Корнею Чуковскому была открыта памятная доска.)

⁵ Иосиф — поэт Иосиф Бродский; Миша — Ардов, в доме его родителей на Ордынке Ахматова часто останавливалась, когда приезжала в Москву.

⁶ Николай Леопольдович Браун (1902—1975) и Мария Ивановна Комиссарова (1904—1994), ленинградские литераторы.

⁷ Упомянуты Ника Николаевна Глен (см. примеч. 1); Мария Сергеевна Петровых, поэт и переводчик; Надежда Яковлевна Мандельштам, вдова поэта О. Мандельштама; Юлия Марковна Живова, специалистка по польской литературе, сотрудница московского Гослитиздата.

⁸ Кома — домашнее имя Вячеслава Всеволодовича Иванова. «Многосторонний ученый... языковед», как сказано о нем в «Записках»; Иван Дмитриевич Рожанский, физик, историк науки; Лев Зиновьевич Копелев, германист, писатель.

⁹ Нина Антоновна Ольшевская, близкий друг Анны Ахматовой, актриса, жена писателя В.Е. Ардова.

¹⁰ Толя — Анатолий Генрихович Найман, поэт, переводчик, с конца 1962 года исполнял обязанности секретаря Анны Ахматовой.

¹¹ Глеб Петрович Струве (1898—1985), американский славист, литературовед, автор предисловий к собраниям сочинений Н. Гумилева и Анны Ахматовой, выходившим под его редакцией в США в 1960-е годы.

¹² См.: Записные книжки Анны Ахматовой (1958—1966) / Сост. и подг. текста К.Н. Сувориной. Вст. ст. Э.Г. Герштейн. М.; Torino: Einaudi, 1996.

¹³ Акума — домашнее прозвище Анны Андреевны, данное ей В.К. Шилейко, ее вторым мужем. По-японски это значит Злой Дух. Прозвище впоследствии укоренилось в семье Пуниных.

¹⁴ Речь идет о статьях: К. Паустовский. Великий дар // ЛГ, 1966, 8 марта; А. Твардовский. Достоинство таланта // Известия, 1966, 7 марта.

¹⁵ Раиса Давыдовна — Орлова, специалистка по англо-американской литературе, жена писателя Льва Копелева.

¹⁶ Писатель В.А. Рудный (1913—1984) жил в одном доме с Лидией Корнеевной, в соседнем подъезде.

¹⁷ Владимир Глоцер, педагог, специалист по литературе для детей; Татьяна Литвинова, переводчица, Н.И. Столярова (1912—1984), переводчица, литературный секретарь И.Г. Эренбурга.

¹⁸ Ефим Григорьевич Эткинд, специалист по французской и германской лите-ратуре.

¹⁹ Любовь Давыдовна Большинцова, переводчица, вдова писателя В. Стенича.

²⁰ Олег Николаевич Шестинский (р. 1929) и Сергей Сергеевич Орлов (1921—1977), поэты. Константин Васильевич Воронков (1911—1984)) — орг. секретарь Союза писателей СССР.

²¹ Шура — Александра Иосифовна Любарская, редактор и фольклорист.

²² Перечислены ленинградские поэты: Михаил Александрович Дудин (1916—1993), занимавший пост председателя Ленинградского отделения Союза писателей; Ольга Федоровна Берггольц (1910—1975); Майя Ивановна Борисова (р. 1932). Академик Виктор Максимович Жирмунский, историк литературы, филолог.

²³ Некролог академика М.П. Алексеева (1896—1981) впоследствии был напечатан во «Временнике Пушкинской Комиссии АН СССР...» (Л.: Наука, 1967).

²⁴ «Будкой» называла Ахматова летнюю дачу в Комарове, предоставленную ей в пользование ленинградским Литфондом.

²⁵ Н.К. Бруни (1900—1989), жена художника Л.А. Бруни, дочь поэта Константина Бальмонта.

Лжесвидетель Логунов — Логунов, заместитель директора Эрмитажа по хозяйственной части, выступал как свидетель обвинения на процессе Иосифа Бродского.

²⁶ Давид Яковлевич Дар, очеркист, эссеист, педагог, муж Веры Пановой.

²⁷ Из письма Н.В. Гоголя к П.А. Плетневу: 28 (16) марта 1837. Рим.

²⁸ Лидия Яковлевна Гинзбург, историк литературы, писательница.

²⁹ Ирина Николаевна Пунина, дочь Н.Н. Пунина, третьего мужа Анны Ахма-товой.

³⁰ То есть две рабочие тетради Ахматовой, «вплетенные в переплеты от книг «Тысяча и одна ночь» и «Собрание сочинений М.Ю. Лермонтова» — см. «Записные книжки...», с. XV.

³¹ Николай Степанович — Гумилев, поэт, первый муж Анны Ахматовой. Владимир Казимирович Шилейко, поэт, переводчик, специалист по древнейшим культурам Передней Азии, второй муж Анны Ахматовой. О расстреле Н.С. Гумилева см. также «Записки». Т. 2, с. 513: «Я про Колю знаю... — рассказывает Ахматова. — Их расстреляли близ Бернгардовки, по Ириновской дороге... я узнала через 9 лет и туда поехала. Поляна; кривая маленькая сосна; рядом другая, мощная, но с вывороченными корнями. Это и была стенка...»

³² Аманда — Аманда Хейт (1941—1989), английская славистка, первый биограф Анны Ахматовой.

Саломея Николаевна — Андроникова (в замужестве Гальперн, 1888—1982), после революции уехала из России и многие годы жила в Англии. К Саломее Андрониковой обращено стихотворение О. Мандельштама «Соломинка».

Вс.Г. Князев (1891—1913) — поэт. О.А. Глебова-Судейкина (1885—1945)— драматическая актриса, танцовщица, близкий друг Анны Андреевны, уехала из России в 1924 году. «Поэма» — здесь и далее — «Поэма без героя» Анны Ахматовой.

³³ Э.Г. Герштейн (1903—2002), литературовед.

³⁴ Б.В. Анреп (1883—1969)— художник-мозаичист, художественный критик, уехал из России навсегда в 1917 году.

³⁵ А.С. Лурье (1891—1966) — композитор и музыкальный критик, уехал из России в 1922 году.

³⁶ Строка из стихотворения «Покорно мне воображенье...».

³⁷ Владимир Иванович Нарбут (1888—1938, расстрелян), поэт. Речь идет о стихотворении Ахматовой «Это — выжимки бессонниц» (Тайны ремесла, 9). Озаглавлено оно — «Про стихи». Существует автограф с заглавием — «Про стихи Нарбута» (ЦГАЛИ). Жирмунский предполагает, что стихотворение сначала было посвящено Харджиеву, потому что именно Харджиев «обратил внимание Ахматовой на стихи Нарбута» (см. Анна Ахматова. Стихотворения и поэмы. Л.: Сов. писатель, 1976, с. 482 (Большая серия «Библиотеки поэта»). Далее сокращенно ББП.

³⁸ Эти письма опубликованы: Э. Бабаев. А.А. Ахматова в письмах к Н.И. Харджиеву» // Тайны ремесла. Ахматовские чтения. Вып. 2. М., 1992.

³⁹ Речь идет о записи Ахматовой под названием «Для Лиды». Запись эта адресована Л.К. Чуковской и действительно сделана в тетради «Лермонтов» и представляет собой рецензию Ахматовой на первый том ее «Сочинений» вышедший в США в 1965 году под редакцией и с предисловиями Г.П. Струве и Б.А. Филиппова.

⁴⁰ Письма Ахматовой к Найману см. в кн.: Анатолий Найман. Рассказы о Анне Ахматовой. М., 1989.

⁴¹ Одно из этих писем с неверной датой (1946) напечатано в сб.: Памяти Анны Ахматовой. Paris: YMCA-Press, 1974, с. 36—37. Точная дата: «1960. 22 янв.—29 февр. Ленинград—Москва».

⁴² Володя — Владимир Александрович Зыков, инженер, брат Леонида Зыкова (1940—2001), художника, мужа А.Г. Каминской.

⁴³ Макогоненко и Берггольц — Г.П. Макогоненко (1912—1986), литературовед, муж Ольги Берггольц. О том, что они сохранили машинописный экземпляр книги Ахматовой «Нечет» (книги, уничтоженной по приказу цензуры), Лидия Корнеевна тогда не знала.

⁴⁴ Ахматовой не нравились «фантастические повести» Андрея Синявского «Суд идет» (1959) и «Любимов» (1963), опубликованные за границей под псевдонимом Абрам Терц — повести, за которые Синявский был в 1966 году осужден и провел в лагере шесть лет.

⁴⁵ «В «Беге времени» среди «Полночных стихов» строфа об Эль Греко по воле Анны Андреевны, отсутствует, — пишет Лидия Корнеевна, комментируя свои «ахматовские» дневники. — В окончательном же тексте «Поэмы без героя» строфы об Эль Греко тоже нет. Поэтому, я думаю, прав В.М. Жирмунский, опубликовавший ее не в «Поэме без героя» и не в «Полночных стихах», а отдельно: как самостоятельный «Отрывок» (ББП, с. 380)». — «Записки...». Т. 3, с. 44.

^45а Пиво-Воды — шутливое прозвище маленького дощатого домика, выстроенного Корнеем Ивановичем в подарок дочери в самой глубине лесного участка... Размером он чуть больше вагонного купе. Прозвище свое этот ярко-зеленый домик получил за сходство с пивным ларьком.

⁴⁶ Джакомо Леопарди. Лирика / Переводы А. Ахматовой и А. Наймана. М., 1967.

⁴⁷ Сарра Эммануиловна — Бабенышева, писательница, преподаватель в Литературном институте.

⁴⁸ Виктор Николаевич Ильин, один из секретарей Московского отделения Союза писателей, генерал-лейтенант КГБ.

⁴⁹ Е.С. Ласкина (1914—1991), редактор в отделе поэзии журнала «Москва», первая жена К. Симонова. О ней подробнее см.: Алексей Симонов. Неизвестная биография в стихах, письмах, документах и надписях на книгах // Огонек, 1991, № 51.

⁵⁰ Владимир Сергеевич Муравьев, филолог.

⁵¹ послала Суркову заявление... об архиве — т.е. заявление «В Комиссию по литературному наследию Анны Ахматовой». Приводим выдержки из сохранившейся в архиве Л.Ч. копии:

«Объяснять, какую ценность имеют тетради, блокноты, записные книжки — словом, бумаги Анны Андреевны, что такое для современников и потомков каждая рукописная или машинописная строчка, созданная ею, я не стану... Скажу только, что до приведения в порядок, до учета, регистрации, описания архива — невозможно исследование творчества Ахматовой и, главное, — немыслимо печатанье многих ее произведений... Где именно будет храниться архив (я вотирую за ЦГАЛИ) — это вопрос иной, и я его сейчас не ставлю. Но где бы он ни хранился — животрепещущее, не терпящее отлагательства дело — приступить к его описанию».

⁵² Владимир Григорьевич Адмони, германист, соученик Л. Чуковской по Тенишевскому училищу.

⁵³ строфы в «Решке» — т.е. те строфы во второй части «Поэмы без героя», которые Ахматова многие годы зашифровывала точками: «И со мною моя «Седьмая»...»; «Враг пытал: «А ну, расскажи-ка!»; «Ты спроси у моих современниц...»; «Посинелые стиснув губы...».

⁵⁴ Приводим полный текст надписи: «Лидии Корнеевне Чуковской, чтобы она вспомнила все, чего нет в этой книге. Ахматова. 19 декабря 1958». Это была первая книга Ахматовой («Стихотворения», 1958), вышедшая после «Постановления» 1946 года. В книге всего 127 страниц, треть из которых занимают переводы.

Из «Поэмы» 1942 — тетрадка с «Поэмой без героя», записанной от начала и до конца рукой Анны Андреевны. Ахматова подарила ее в эвакуации, в Ташкенте, Лидии Чуковской с надписью на титуле: «Дарю эту тетрадь моему дорогому другу Л.К.Ч. с любовью и благодарностью. А.». В настоящее время тетрадь находится в Российской национальной библиотеке, а ее страницы воспроизведены в «Записках...» (Т. 1, между с. 480 и 481).

⁵⁵ А.В. Баталов (р. 1928), актер и режиссер, сын Н.А. Ольшевской от первого брака.

⁵⁶ «Софья» — «Софья Петровна» — повесть Лидии Чуковской о терроре 37-го года, написанная в 1939—1940 годах. Так же как и «Реквием» Ахматовой, повесть «Софья Петровна» многие годы хранилась в тайне. На родине обе вещи впервые были опубликованы в «эпоху перестройки» в журнале «Нева»: в июне 1987-го — «Реквием», и в феврале 1988-го — «Софья Петровна».

⁵⁷ Михаил Алексеевич Кузмин (1875—1936), поэт. Ольга — О.А. Глебова-Судейкина.

⁵⁸ См. «РТ», 1966, № 13. Кроме перечисленных, в публикацию вошло стихотворение «Мои молодые руки...».

⁵⁹ Письма Л.К. Чуковской к В.М. Жирмунскому хранятся в Российской национальной библиотеке. В своем первом письме от 19.7.66 г. Л.К. подробно по пунктам перечисляет находящиеся у нее автографы Анны Ахматовой, ее пометки на подаренных книгах, фотографии и т. п. Далее Л. Чуковская пишет: «Все эти материалы, дорогой Виктор Максимович, разумеется, всегда к Вашим услугам. Если Вы пожалуете ко мне, я выложу перед Вами все на стол, и Вы распорядитесь, что перепечатать, а что сфотографировать для Вашего издания. Кроме того, если во время работы у Вас будут возникать какие-нибудь вопросы — рада буду служить Вам, чем только могу».

⁶⁰ Отношение Лидии Корнеевны к Пуниным было сложным. В одном из писем Жирмунскому (от 1966 года) она писала: «Вот, мы с таким ожесточением говорим об И.Н. и Ане, а ведь А.А. любила Аню и всегда заботилась о деньгах, квартире, даче для этой семьи. Если бы сейчас А.А. вошла в эту комнату, она, наверное, решила бы так: пусть И.Н. и Аня получат деньги, а рукописи будут пусть не у них и не они пусть занимаются печатаньем... Это правда. А.А. хотела, чтобы Аничка могла наряжаться, чтобы И.Н. могла лечиться и пр. Ради этого она, тяжко больная, в 76 лет брала нелюбимую работу — переводы... Но как исполнить ее волю? Как сделать, чтобы они не имели касательства к рукописям, но получали деньги?».

⁶¹ с «Черной овцой» — т. е. «Подражание армянскому», начинающееся строчкой: «Я приду к тебе черной овцою...».

⁶² Е.С. Булгакова (1893—1970), вдова писателя Михаила Булгакова.

⁶³ Это письмо тоже сохранилось (см. примеч. 59). Некоторые стихи в те годы были не записаны и хранились только в памяти близких друзей Анны Ахматовой.

⁶⁴ Дмитрий Терентьевич Хренков (р. 1919), главный редактор Лениздата.

Вступление, подготовка текста и примечания
Елены Чуковской и Жозефины Хавкиной