Борис Хазанов

О.Н. Михайлов. От Мережковского до Бродского. Литература русского зарубежья. Книга для учителя

Книга не совсем отвечает своему названию: почти вся она посвящена первой и второй волнам эмиграции писателей из советского государства, и лишь незначительная часть — около 40 страниц — отведена литераторам третьей волны. Четыре пятых учебного пособия приходится на первую, послереволюционную волну. Диспропорция очевидным образом объясняется научными интересами и личными предпочтениями автора, известного литературоведа, принадлежавшего к немногим избранным, кто имел в СССР доступ к материалам и текстам Спецхрана, кому даже разрешалось переписываться с некоторыми писателями-изгнанниками первого послереволюционного исхода.

Главный раздел, где читатель может найти общий обзор литературы первой волны и более или менее обстоятельные очерки о Д. Мережковском, И. Бунине, А. Куприне, И. Шмелеве, Б. Зайцеве, Н. Тэффи, ген. П. Краснове, В. Набокове, Е. Кузьминой-Караваевой (матери Марии), Б. Поплавском, В. Смоленском (другим поэтам, в том числе Ходасевичу и Цветаевой, повезло меньше), содержит сведения, которые теперь хорошо известны. Мы остановимся на третьем разделе.

О писателях, расставшихся с родиной в 60—80-х годах, в подавляющем большинстве своем выдавленных, часто под угрозой ареста, из страны, оболганных и ограбленных, вычеркнутых везде, где только упоминались их имена, дипломатично говорится, что советское правительство “предоставило им возможность” покинуть страну. Приводятся краткие общие сведения об этой эмиграции, некоторые из которых оказываются поразительно устаревшими. Данные о зарубежной литературной периодике приводятся — в книге, выпущенной в конце 2001 года, — на 1980 год, упоминаются как пользующиеся “наибольшим вниманием” журналы “Эхо”, “Ковчег”, “Третья волна”, “Стрелец” и другие, давно прекратившиеся, просуществовавшие короткое время. Вообще эрудиция автора в том, что касается третьей волны, значительно уступает его осведомленности в литературе старой эмиграции.

Отбор писателей для изучения в школе всегда тем труднее и ненадежней, чем ближе эпоха к нашему времени. Все же от составителя ожидают известной объективности. Персональные подразделы посвящены А. Кузнецову, В. Аксенову, Г. Владимову, В. Максимову, В. Войновичу, С. Довлатову; в подразделе “Другие прозаики третьей волны” говорится об А. Зиновьеве, А. Синявском. С. Соколове, Ю. Алешковском и Ю. Мамлееве. Поэзия представлена Н. Коржавиным и Ю. Кублановским. Две отдельные главы — о нобелевских лауреатах: весьма обстоятельная и откровенно панегирическая о Солженицыне и краткая о Бродском, который расценивается как антипатриот; значительное место в этой главе занимают отрицательные отзывы В. Кривулина, Ю. Кублановского и А. Солженицына.

Тут бросаются в глаза некоторые несообразности. Творчеству Александра Зиновьева, чьи многочисленные сочинения, очевидно, не имеют отношения к художественной литературе, уделена, при крайней экономии места, половина страницы. Имя недавно скончавшегося, без сомнения, одного из самых значительных прозаиков третьей волны Фридриха Горенштейна удается найти в длинном списке писателей, которым советское правительство “предоставило возможность”; больше о нем — ни слова. Это можно было бы объяснить тем, что историк зарубежной литературы попросту не нашел времени познакомиться с романами, пьесами и рассказами Горенштейна. Дальнейшее знакомство с книгой Олега Михайлова убеждает в том, что прокол неслучаен.

Легко заметить, что автор делит писателей на две неравноценные группы. Он не жалеет хвалебных слов для тех, кто, как сказано в пространном очерке о В. Максимове, “занимает национально-патриотические позиции”. Чрезвычайно высоко оценивается творчество патриота и христианина Ю. Кублановского, ему автор готов простить и эмиграцию. Не говоря уже об А. Солженицыне. “Сегодня, — пишет автор, — резко обнажилась сущность двух инакомыслий, где национальное начало обозначено именами Солженицына и Шафаревича. В нелегкой борьбе с собой меньшинство русских эмигрантов третьей волны — Александр Зиновьев, Владимир Максимов, Андрей Синявский — превратились в убежденных государственников и патриотов. Они отмежевались от тех литераторов, которые...” — и дальше говорится о других. О тех, которые — вольно или невольно — следовали принципу: Ubi bene, ibi patria.

Это, конечно, сказано очень некрасиво, особенно со стороны человека, в прошлом более или менее привилегированного, никогда к этой среде не принадлежавшего, не испытавшего гонений. Ведь смысл латинской поговорки “где лучше, там и родина” (восходящей к греческому источнику — фразе Аристофана, вложенной в уста героя комедии “Плутос”) известен каждому. Она применяется к людям, сменившим отечество из низменных, корыстных соображений. Точка зрения, вполне совпадающая с той, которую внедряла — и, очевидно, небезуспешно — советская пропаганда.

Итог: “Литература третьей волны как целое не состоялась”. Согласиться с этим трудно, тем более что компетенция автора недостаточна для такого утверждения. Но и спорить невозможно. Не вполне понятно, что имеет в виду автор. Что такой литературы как литературы не существует? Или что она оказалась несостоятельной — то есть негодной? Что касается предлагаемого пособия для “выпускных классов” (как сказано в аннотации к книге), то его в самом деле нужно признать несостоятельным. Это не просвещение. Это индоктринация.