Эр. Хан-Пира

Цена слова: Из практики лингвистических экспертиз текстов СМИ в судебных процессах по защите чести, достоинства и деловой репутации

Книга начинается предисловием “Будь осторожен, выбирая слово!” ответственного редактора проф. М.В. Горбаневского, который, по-моему, не внял собственному призыву, допустив несколько крайне спорных утверждений, например, “Об умственном здоровье... народа и общества можно судить по состоянию его языка — чем язык беднее, тем... ниже умственное развитие его носителя” (носитель здесь не индивид, а “народ и общество”). Это напоминает рекламную песенку: “Дайте каждому сканворды, умной станет вся страна”. Или вот утверждение, что язык укрепляет государство. Любое государство без языка не существует. Но как он его укрепляет? И можно ли согласиться с выводом, что русский язык “поставлен на рубеж выживания”? Формулируя цели гильдии лингвистов-экспертов по документационным и информационным спорам, М. Горбаневский пишет: “Гильдия лингвистов-экспертов создана для содействия сохранению и развитию русского языка в СМИ и обществе как основного инструмента в осуществлении гражданами и их объединениями права свободно выражать мнения и идеи, передавать, производить и распространять информацию, для содействия сохранению и развитию русского языка как феномена культуры, нации, политики, образования и информационной среды”. Смущает “сохранение и развитие” языка применительно к работе экспертов. Смущает также придача языку функции основного инструмента в осуществлении права на свободу слова. Помнится, среди функций языка таковая не значится. Да, язык — феномен культуры (культуры в самом широком смысле, т.е. всего созданного человеком), но почему в одном перечислительном ряду с нею поставлены наука, политика и т.д.? Язык — один из объектов науки и политики (кстати, политика — классовое явление, а язык, как известно, нет), но вряд ли он научный и политический феномен.

В книге три части. В первой — тексты 24 лингвистических экспертиз; во второй — вопросы и ответы, связанные с проведением экспертиз; здесь же список словарей и справочников, использованных в экспертных заключениях, а также разъяснение некоторых терминов; третья часть — статья проф. Ю.А. Бельчикова “Размышления по поводу...” экспертиз. Книга заканчивается двумя приложениями. Первое — фрагменты из книги “Понятие чести и достоинства, оскорбления и ненормативности в текстах права и средств массовой информации” (М.: Фонд защиты гласности, 1997), второе — извлечения из Уголовного и Гражданского кодексов и два постановления Пленума Верховного суда РФ, относящиеся к теме книги.

Книга полезна. Она показывает, как лингвисты в пределах своей компетенции защищают честь и достоинство личности. В стране, где некогда секретарь ЦК позволял себе обращаться с матерной бранью к писателю, приглашенному к нему в кабинет, в стране, где спустя много лет министр обороны перед камерами телевидения называет депутата Госдумы “гаденышем”, а лет через семь телеобозреватель повторяет это слово и по тому же адресу, — в такой стране явно занижена чувствительность к оскорблениям и явно повышена вера в безнаказанность оскорбителей.

Обратимся для примера к одной из 24 экспертиз (все они осуществлены силами сотрудников Института русского языка РАН). Экспертиза, которую изложу, была проведена по постановлению следователя следственной службы УФСБ по Москве и Московской области и анализировала выступления на митингах 04.10.98 (в Москве) и 07.10.98 (в Самаре). В распоряжение экспертов были предоставлены: ксерокопии допросов А.М. Макашова, Э.В. Савенко (Лимонова), В.И. Анпилова, М.В. Филина; видеокассеты с записью митингов и другие необходимые документы.

22 вопроса были заданы экспертам. Они установили, что два не относятся к их компетенции (“Могли ли призывы, содержащиеся в выступлениях, стать причиной общественных беспорядков или противоправных действий?”, “Способны ли высказывания вышеуказанных ораторов оказать воздействие (если способны, то какое?) на присутствующих на митинге, на общество (социум)?”). Перечислив признаки, делающие речь публичной, эксперты определили все представленные выступления публичными, а пять высказываний депутата Госдумы А. Макашова еще и возбуждающими национальную рознь, вражду. Кроме этого, его речь “унижала достоинство представителей еврейской национальности”. Эксперты отмечают, что “высказывание Макашова “Пусть не обижаются настоящие евреи. Настоящий еврей, он вместе с нами, а вот все, кого я назвал, они сегодня в правительстве, в банках, они все на телевидении и других” — это попытка пояснить значение слова жид в собственном предшествующем выступлении”. И она “доказывает, что Макашов вполне осознает оскорбительную сущность своих предшествующих высказываний, содержащих слово жид”. Опираясь на показания семи толковых словарей русского языка, эксперты указывают: “...слово жид в значении “еврей” грубое, бранное и презрительное... слово жид несомненно унижает национальное достоинство евреев, как унижает национальное достоинство кавказских народов словосочетание “лица кавказской национальности” или слово нацмен по отношению к малым народам России... В наши дни нейтральное значение слова жид окончательно утрачено, а бранное употребление приобрело агрессивную окраску под влиянием социально-политических факторов, способствовавших распространению антисемитизма в СССР”.

Эксперты констатируют, что в выступлениях Макашова “есть элементы пропаганды антисемитизма, если под таковым понимать одну из форм национальной нетерпимости — враждебное отношение к евреям”, что в ряде его высказываний (эксперты их цитируют) есть “возбуждение чувства неприязни, вражды, пренебрежения к еврейской национальности; такие высказывания относятся ко всей еврейской национальности”.

Отвечая на 20-й вопрос, эксперты пишут: “Выступления не содержат побуждения к активным действиям против какой-либо нации, расы или отдельных лиц как ее представителей”.

Эксперты не получили на исследование выступление Макашова в Пятигорске, где генерал от юдофобии под овации предлагал основать Ассоциацию против жидов (АПЖ) и призывал, нет, не мочить евреев в сортирах, а всего лишь мочиться у дверей их квартир, то есть явочным порядком превращать эти места в общественные сортиры. Это ли не побуждение к активным действиям? Однако пятигорская филиппика генерала ушла на экспертизу не в Москву, а в другой город. И там не обнаружили в ней оскорблений и поджигательства национальной вражды и розни. Тамошние эксперты ничего противозаконного в речи генерала не углядели, как не заметил этого и народный артист СССР, который так оценил возмущение макашовщиной: “жидовня расшумелась”, любезно поделившись этой оценкой с читателями “Известий”.

К экспертам из Института русского языка не попали и тексты макашовских позорных откровений в стенах парламента. Прежде чем свое юдофобское евангелие огласить на площадных трибунах, он его опробовал на парламентариях. И те не учинили ему афронта. Историк Я. Этингер пишет в “Известиях” (03.04.02): “На встрече с представителями Федерации еврейских общин России глава государства заявил, что национальная и религиозная нетерпимость представляет опасность для России. Это заявление — еще одно доказательство того, что в России наконец покончено с антисемитизмом. Но только на государственном уровне. Ведь до сих пор существуют экстремистские организации, выходят газеты и книги, проникнутые ненавистью к евреям”. И приводит факты. И не понимает, как это согласуется со статьей 29 Конституции (как и остальные конституционные статьи, она обладает прямым действием). Государство не проявляет здесь политической воли и тем фактически потворствует публичным проявлениям не только антисемитизма, но и других форм национальной нетерпимости (вроде прошлогодних московских погромов, официально названных хулиганством). Можно вспомнить и позицию трех сменявших друг друга губернаторов Краснодарского края. Социально-политические факторы, которые упоминаются экспертами, порождены были сталинской национальной политикой. В 1933 году Сталин назвал антисемитизм каннибализмом. А сам после войны ввел процентную норму в министерствах, ограничил или отменил прием евреев в некоторые вузы, спровоцировал “дело” Еврейского антифашистского комитета (репрессированы были все его члены за вычетом И. Эренбурга), “заказал” Михоэлса, инициировал кампанию борьбы с космополитами и космополитизмом, благословил “дело” врачей и задумал депортацию евреев, но смерть не позволила ему добавить еще и этот народ к числу уже репрессированных.

Здесь уместно вспомнить интервью директора ФСБ (“Известия”, 16.12.98). На вопрос о правовой оценке высказываний Макашова директор сказал: “У нас закон просто сформулирован так, что очень трудно доказать состав преступления. Там нужен умысел, который невозможно доказать. Там требуются совершенно парадоксальные вещи: например, требуется доказать, как воспринимала аудитория то, что вещал этот оратор”. Корреспондент спросил: “То есть, если даже человек перед камерой произносит “бей жидов”, а аудитория вам скажет, что она поняла все наоборот, то вы его не сможете осудить?”. Ответ: “Да, то есть аудитория это не восприняла как разжигание межнациональной розни. А как мы можем определить, как восприняла это аудитория? Только допросив свидетелей из этой аудитории”. Статья 29 Конституции наличием умысла не интересуется. Статья 282 УК РФ (этот кодекс введен в действие с 01.01.97) “Возбуждение национальной, расовой или религиозной вражды” заменяет словосочетание “с целью”, присутствовавшее в УК РСФСР (ст. 74), на слово “направленные”: “Действия, направленные на возбуждение национальной, расовой или религиозной вражды...”. Видимо, это “направленные” и толкуют как упоминание умысла. Интересно, что в том же УК РФ статья 354 обошлась без “направленные”: “Публичные призывы к развязыванию агрессивной войны — наказываются...”.

Во 2-й части книги, разъясняя некоторые слова и термины, примененные в экспертизах, составители отсылают в ряде случаев к пояснениям, находящимся в 1-м приложении, — однако и при этом соотношение терминов инвективная лексика и ненормативная лексика, табуированная лексика и обсценная лексика остается, по-моему, размытым.