Владимир Елистратов

Язык русского зарубежья: Общие процессы и речевые портреты

Из Рашки-Эрефии
про Манхеттщину с лавом...

У рецензируемой книги, как нам кажется, очень верное название: “Язык русского зарубежья”. В этом названии есть и широта, и точность, и такт.

Мы привыкли в ХХ веке говорить о русской эмиграции, о ее волнах — от первой до четвертой. Эмигрант — это переселенец, беженец. (Именно беженцами называли себя представители первой волны эмиграции.) Эмигрант — лишь одна сторона медали. Другая — иммигрант. Быть и эмигрантом, и иммигрантом — значит находиться в подвешенном состоянии, быть, извините, колобком, который и от бабушки ушел, и к дедушке не пришел. Эмигрантом быть и больно, и трудно, и обидно.

Если бы книга называлась “Язык русской эмиграции”, она была бы о языке тех, кто ушел отсюда, о бывших наших. Но массовый “анабасис” россиян в Европу, Америку и т.д. начался уже более чем 80 лет назад. Нельзя быть беженцем в течение 80 лет. Даже Моисей водил свой народ по пустыне всего 40 лет. Сколько же можно?! Нет, это книга не о тех, кто ушел отсюда туда, не о бывших наших, — а о тех, кто живет там. Волею судеб. О людях, которые, хотя и живут там, все равно наши — по языку, по крови. Это книга соединяющая, а не разъединяющая.

Русское зарубежье — это не только не русская эмиграция, но и не русская диаспора. Диаспора — это прежде всего этнически и культурно единообразная группа. Зарубежные же россияне — многонациональное сообщество, говорящее, в большинстве своем, в своей среде все-таки на русском языке. То есть речь идет именно о русском (т.е. русскоязычном) зарубежье. Повторю еще раз: это, как нам представляется, максимально широко, точно и корректно.

Далее: русское зарубежье очень и очень разнообразно. Здесь широк как временной диапазон (4 волны в течение почти века), так и диапазон пространственный (бывшие россияне живут по всей земле). Нужно было проделать колоссальную работу, чтобы в какофонии разнообразнейших наблюдений над письменной и устной речью наших бывших соотечественников отыскать некие общие закономерности.

Кажется, перед нами первая книга, в которой авторам удалось дать целостную картину языковой ситуации в русском зарубежье ХХ — начала XXI века и создать коллективный языковой портрет человека, находящегося в этой языковой ситуации.

Подзаголовок книги — “общие процессы и речевые портреты”. В центре “космоса” книги — живые люди: записи их речи, отрывки из писем, фотографии. Чрезвычайно интересен, к примеру, рассказ о родственниках М.А. Булгакова, оказавшихся в эмиграции, их речевые портреты.

Книга состоит из двух частей. Первая — “Общие языковые процессы и индивидуальные речевые портреты”. Вторая — “Общие и специфические процессы в языке метрополии и эмиграции”.

Первая часть — своего рода триединая “лингво-культурологическая антропология” русского зарубежья, волны эмиграции (общая характеристика) — конкретные люди (судьбы, биографии, родственные связи) — анализ их речи (фонетика, словообразование, ударение, особенности словоупотребления и т.д.).

Вторую часть можно охарактеризовать следующим образом: описание языка русского зарубежья как целостной системы. Причем на фоне: в сравнении и во взаимодействии с языком метрополии, т.е. с нашим с вами языком. Здесь уже всецело царит Госпожа Грамматика. Если вы никогда не читали книги под названием “Занимательная грамматика” — почитайте второй раздел рецензируемого труда.

Чтение коллективной монографии “Язык русского зарубежья” можно сравнить с внимательным разглядыванием годовых древесных колец. Те, кто умеет читать по древесине историю, — счастливые люди. Авторы книги умеют это делать. Не только читать, но и рассказывать.

Очень интересен и важен иллюстративный материал: фотографии людей, писем, поздравительных открыток.

Читатель видит, например, фотографию некоего Алеши: симпатичный, серьезный подросток, хороший, добрый взгляд. Светлый человечек. Тут же его письмо, написанное от руки (многое о характере говорит почерк): “Дорогая мамушка. Как там? Вот уже, так более или менее усвоился к каморке и к новым обстоятельствам. Школа окей, занятием не убивают...” (и т.д.).

Весь этот материал размещен в приложении к разделу “Угасание письменной формы русского языка”. Следуют четкие лингвистические комментарии. Что угасает, почему угасает, механизмы угасания... Выстраивается целостная картина. Видишь лицо живого человека, его почерк, читаешь сведения о нем и о его семье, узнаешь, где он родился, где жил, какие языки знает, знакомишься с аналитическими комментариями лингвиста (вот его речь в транскрипции, вот такие грамматические конструкции он употребляет...).

Или, скажем, у Аленьки Оболенской (опять же — биография, фотография и проч.) в речи встречается, помимо всего прочего, сандхи, когда “на стыке гласных на границе слова наблюдается свойственный немецкому языку Knachlaut (твердый приступ, или “щёлчок”)”... Очень такое трогательное сандхи у симпатичной Аленьки Оболенской, относящейся, между прочим, к “третьему поколению эмигрантов первой волны”, происходящей “из знатного княжеского рода”, “рисующей акварели”, “владеющей немецким и шведским” (что очень важно для осмысления того же сандхи) и т.д., и т.д.

Десятки, сотни жизней, судеб, причудливых речевых индивидуальностей, собранных под одной обложкой с замечательной картиной Дюфи: яркие, как все человеческие судьбы, дома, отражающиеся в воде, словно люди в своем языке. А может быть — язык в людях.

“Язык русского зарубежья” можно назвать лингвистическим романом-эпопеей, где царят “мысль лингвистическая”, “мысль семейная” и “мысль народная”. И “диалектика души” здесь тоже имеется. А также “система образов”, и все, что необходимо для романа. Это книга о людях и их языке. А авторы ее ни на минуту не забывают, что в конечном счете — “человеку нужен человек”. Это очень важно.

Авторы идут не от лукавой статистики, не от сомнительных геополитических обобщений, даже не от истории (в которой ой как много пресловутых белых пятен, черных дыр и кровавых следов), а от живых людей с их семейными связями, конкретными, частными судьбами. И вот как раз на базе этих реальных речевых портретов вырисовываются общие процессы. Как бы сами собой. Но за этим как бы — огромный, кропотливый труд исследователей.

Книга получилась уютной, теплой и даже трогательной. В ней есть тот самый Эрос притяжения, который соединяет, а не разъединяет. Поэтому даже самые, казалось бы, сухие лингвистические факты (специфика употребления притяжательного местоимения, особенности вокализма и консонантизма, анафоры и т.д. и т.п.) — все это живо, по-человечески тепло и, главное, — интересно. Не только высоколобому и близорукому лингвисту, но и любому заинтересованному читателю.

Нам кажется, что в новое тысячелетие мы вступаем с качественно иным представлением о русском зарубежье.

Русское зарубежье — это огромный и, как выясняется, весьма целостный (при всей его видимой пестроте) мир. И целостность эта обусловлена именно языком, общностью языковых процессов. И. Бродский любил повторять, что единственная реальность в России — язык. При всей своей полемичности фраза выдающегося представителя русского зарубежья в целом, пожалуй, верна. Но тогда уж не только в России единственная реальность — русский язык. Он же — единственная реальность в русском зарубежье. Это немного другая, странная реальность. Похожая на зазеркалье. Россия там зовется Рашкой и Эрефией. Люди там живут в Манхеттщине в двухбедрумных квартирах с хорошими вью. Там одинаково берут английский, ванну, пилюльки и трамвай. Там тщательно моют зубы блендаметом. Делают в метро кроссворды. До сих пор пишут пером, а не ручкой, даже если оно гелевое. В старческих домах люди в высоком возрасте там смотрят телевизии. А брюки до сих пор носят не на подтяжках, а на помочах. Продукты хранят в леднике (холодильнике). А женщина, укладывая только что купленные перцы в сумку, нежно говорит им: “О, парни! Ползайте-ка сюда!”

Все-таки это хорошо — обращаться к перцам “о, парни!”. У нас, в России, кажется, все наоборот: парней зовут перцами: “Эй, перцы! Идите отсюда!”.

Так оно говорит, наше русское зарубежье. Наше зазеркалье, наше второе языковое “я”. Которое всегда с нами, хотим мы этого или нет. Как тот самый хемингуэевский праздник.

И спасибо авторам книги за их труд, проделанный не только на высочайшем профессиональном уровне, но и с настоящим, искренним лавом.