Максим Петров

Гильгамеш. Перевод аккадского эпоса в стихотворном переложении Семена Липкина

Гильгамеш был великим царем-деспотом одного из городов Междуречья. Измученные его безнравственными выходками, жители города молили богов создать существо, которое смогло бы, не уступая Гильгамешу в силе, стать нравственным антиподом царя. Так на свет появился Энкиду. Встретившись, герои сдружились. Настолько, что вместе совершили поход в далекий Ливан за чудесным кедром, истребив чудовище, обитавшее в кедровой роще. Потом на Энкиду пал гнев богов, и он умер, а удрученный его смертью Гильгамеш отправился на поиски вечной жизни. Но коварная змея (некий аналог судьбы) утащила цветок, дарующий вечную жизнь, и Гильгамеш ни с чем вернулся в родной город.

Этот сюжет существует уже около пяти тысяч лет и с момента его открытия для современного европейского мира в 1872 году не перестает вызывать восторг у истинных ценителей и переводчиков. Новый (еще один) тому пример — стихотворное переложение, выполненное С.И. Липкиным. Переложение, а не перевод — поскольку переводчик не опирался на оригинальный клинописный текст, а использовал в качестве подстрочника уже существующий перевод (1961) известного русского ученого-ассириолога И.М. Дьяконова. До появления текста Дьяконова в русской литературе было еще как минимум два образца аналогичной работы, причем оба стихотворные: свои версии перевода эпоса почти в одно время предложили гениальный Н.С. Гумилев (1918) и не менее гениальный В.К. Шилейко (1918–1920). Но тогда почему на рубеже ХХ–XXI веков, имея в своем активе столь “сильные” образцы, русская словесность вновь обратилась к истории о Гильгамеше? Ответ дан в послесловии к рецензируемой книге. Согласно ему, Гумилев-переводчик не всегда был в своей работе точен (поскольку преследовал иные задачи); от перевода Шилейко почти ничего не осталось (текст лишь одной таблицы из одиннадцати оригинальных); Дьяконов, бывший в первую очередь историком и только потом литератором, интересовался скорее научными, нежели художественными сторонами текста. Поэтому необходимость в современном, легко читающемся русскоязычном переложении древнего эпоса была очевидной. С.И. Липкин, ни на йоту не отступая от скрупулезной точности дьяконовского перевода, представляет своего “Гильгамеша” в виде поэмы. Вячеслав Вс. Иванов называет его труд попыткой создать “единое целое”. От себя добавим — поэтическое, художественное целое. Результат очевиден. Энергичный, насыщенный внутренней рифмой трехсложный стих плюс изящная звукопись. Профессионал, переводивший народные эпосы “Манас”, “Гэсэр” и “Джангар”, еще раз доказал, что подобная работа над эпическим произведением для него не проблема. Возникает впечатление, что он даже играет в создание — по заранее определенным данным — будущего “единого поэтического целого”. И, словно в музыкальном произведении, в каждой песне “Гильгамеша-2001” встречаются акцентированные эпизоды — глаз читающего выделяет фразы типа: “Поднялась метель-вьюга, задрожала округа. / Сторож спящего друга, / Он к скале прислонился, головою склонился, / Словно колос ячменный, / И своим подбородком он уперся в колено, — / Засыпает мгновенно”. Или: “Так семь дней ходит ветер, семь ночей ходит ветер, / Бьется ветер с потопом; / Долго битва не длилась: в день восьмой прекратилась / Битва ветра с потопом”. Или: “В первый день Южный ветер, столь неистовый, скорый, / Затопляет все горы. / Так испуганы люди, что не видят друг друга, / Их страшит ветер Юга. / Устрашились потопа даже мощные боги, / Удалились в тревоге...”. Все это сделано по-переводчески умело, стройно, аккуратно.

Как соотносятся друг с другом перевод Дьяконова и аналогичный, выросший из него, текст Липкина? Каким образом поэт ткет стихотворную ткань из прозы, ничуть не отдаляясь от дословного переложения обрабатываемого текста? У Дьяконова читаем: “О все видавшем до края мира, / О познавшем моря, перешедшем все горы, / О врагов покорившем вместе с другом, / О постигшем премудрость, о все проницавшем...”. То же самое у Липкина: “В тайны мира проникший, тайны мира постигший, / Всех пределов достигший, / Он узрел ширь земную, он узнал глубь морскую, — / Я о нем повествую”. Последней строкой Липкин привносит в текст элемент “первого лица”, сообщает ему большую достоверность. Если Дьяконов снабжает свой перевод уточнением, что древний рассказ ведется “со слов Син-Леке-Уннинни, заклинателя”, то Липкин убирает эту безусловно необходимую историку, но слишком “тяжелую” для поэта деталь, а взамен органично создает повествование от имени своего “я”. Одновременно и весь его текст оказывается певучим и легким. Например, также довольно громоздкая строка “О врагов покорившем вместе с другом” у Липкина исчезает. Ведь все дальнейшее повествование является, по сути, подтверждением информации, содержащейся в этой строке, следовательно — думает поэт-переводчик — она не столь уж необходима, как может показаться на первый взгляд; поэтому он отбрасывает ее, но совсем не в ущерб смыслу перерабатываемого текста. Умение изымать и добавлять строки, “не причиняя вреда” сути повествования, — характерная и, конечно же, выгодная черта Липкина-переводчика.

Безусловно, текст “Гильгамеша-2001” негласно несет в себе весь груз мировой культуры, которой владеет переводчик. Всегда любопытно наблюдать, как мастер слова, оперирующий знаниями шедевров литературы, привносит эти знания в свою работу. В зависимости от того, насколько успешно читатель “разгадывает загадки”, происходит его погружение в перевод. Деление текста “Гильгамеша-2001” на “песни” (в оригинале таблицы), равно как и отдельные названия, придуманные для каждой, напоминают об “Илиаде”; интенсивность сюжетного ряда — об “Одиссее”. Именно действие как таковое является стержнем перевода С.И. Липкина. Переводчик идет в ногу со временем, требующим произведений, построенных не на отвлеченных психологических рассуждениях, а на “действовании” персонажей. Активные, вездесущие Гильгамеш и его друг-антипод Энкиду как бы наделяются чертами нынешних киногероев, творящих добро силой и стремительно движущихся к успеху. (Уверен: если бы не отсутствие хеппи-энда в финале — эпос о Гильгамеше давно бы экранизировали на Западе, как недавно “Одиссею”.)

Единственный вопрос, возникающий после прочтения текста С.И. Липкина (повторюсь — талантливо, профессионально выполненного), равно как и других переводов (переложений) ключевых, или, как принято сегодня говорить, “знаковых” произведений в истории литературы, — стоит ли вообще браться за подобную работу? Не лучше ли — из соображений сохранения их в чистом, академическом, а заодно и привычном для читающей публики виде, — ограничиться переизданиями традиционных серий БВЛ, “Литературные памятники” и т.п.? Зачем печатать новые версии, если в арсенале давно имеются “классические” образцы? — могут задаться мыслью литературные пуристы, — а если уж современному переводчику так необходимо опубликовать собственную версию текста, — объединить подобные усилия в антологии художественного перевода, специализированные сборники... И все же, несмотря на закономерность таких размышлений, рискнем предположить, что отдельное издание “Гильгамеша-2001” было необходимо. Необходимо для (как пишут в аннотациях к различным учебным пособиям) “студентов, школьников и всех интересующихся данным вопросом”, а также для любителей поэзии и почитателей таланта С.И. Липкина. А что касается “классики” — разве сам Липкин не стал “классическим” автором уже давно?