Татьяна Реброва

Жемчуг детских гребёнок

Ах, мой синеглазый,
хоть как-то обули,
Заштопав штанцы и бельё...
В деревне у деда так долги июли,
И мир в кулачке,
словно гильза от пули,
Что врежется в сердце твоё!

* * *
Томлю плоды, настаиваю травы,
Завариваю корни и чаи.
И морду разложившейся державы
Кривит, когда нечаянно мои
Глаза
с её глазами Василиска
Встречаются. И каждый раз, тихи

От ужаса и слёз,
просторы сами
Под неусыпные мои стихи
Кладбищенскими крестятся крестами.

Светом вечерним вытемни
Окна
и встань,
пылая,
Небо над грубым крыльцом.
Ах, войти разрешите мне,
Добрые люди: ведь здесь жила я
С матерью и отцом.
Господи! Неужели
Дуло слегка сквозь щели
Крашеных досок пола;
Щуря зелёное око,
Мир исповедовала
далёко
За полночь радиола.
Только снега настолько
Древними были,
и валенки
Сохли так деловито
В свете лампы настольной,
Падающем из спаленки
Самоцветом в корыто, —
Что само же себе
Это всё оберегом
Было.
И лунным снегом
Окна сквозь финтифлюшки
Ситцевых штор блестели в избе,
Как ёлочные игрушки...
...С фамильного фото
розан, за лиф
Сунутый, падает мимо
Той, со свечами, тьмы,
Словно рассохлись вечность и миф
И протекают. — И всё повторимо,
И беззащитны мы.

Музыка по радио в квартире
Поздней ночью.
Надо же, отец
В том, обиженном сегодня, мире
Слушал, как вот этот же певец
Эту ж песню пел.
Слова в эфире,
Бедные старинные слова.
Словно из проколотого шарика
Воздух,
вырываются из вас
Наши судьбы. Даже трын-трава
Вряд ли усмехнётся над незнамо чьей
Бездною времён, куда топаз,
Балуя, скользнул с руки русалочьей.

* * *
Если правда то, что вновь рожусь,
Если есть иное измеренье,
Где момент,
как перелётный гусь,
На пушок меняет оперенье,
Если только... Значит, в тупике
Старенькой Башиловки в году
Этак тридцать пятом я найду
Девочку с кудрявыми ночными
Косами,
и грубый, из пике,
Алый бант, как зарево, над ними.
Я пережила твой смертный час.
Подойди!
Ведь я пришла с окраин
Жизни и судьбы твоей. В анфас
Лик мой с твоего почти изваян.
Ты подставь подол под водопад
Фантиков цветастых и узорных.
На! —

Апельсины, шёлк и шоколад.
На гитаре кукла трень да брень, —
Притворялась, расписная, хворой.
И смеётся мама,
над которой
Лишь гранит и хмурая сирень.

* * *
Той песней,

Под снег и берёзовый шум,
Той песней, что мною же, мною не спета,
Придут не однажды на ум
И крест деревянный

И мать без отца у огня.
И нет никого в это время, кто чище
Пред вами и горше меня.
И вот уж прошу: сохрани и помилуй.
Сама! Философии врут,
Не зная, что там были дом и мой милый,
Где лишь незабудки цветут.

* * *
Ты своим безмолвьем не наказывай,
Господи! И на ночь, Боже мой,
Словно сказки, ты пейзажи мне

Подмосковные с еловою каймой.
Позднее оконце твоего
Неба
заткано морозным кружевом
Древних знаков зодиака. Никого
Ты ещё им не обезоруживал.
Цифры на вертящихся столах
И цыганка с картами — взрыв грации —
Бродит ночью в пыльных зеркалах.
У любого племени и нации
Общий дух космической сенсации —
Будда ли, Христос или Аллах.
У созвездий и планет вибрации,
Общие для всех, и в подвенечной
Рощице берёз
церквушка с вечной
Тайной Сфинкса говорит по рации
Моего нечаянного сна.
И жалея их,
ты не наказывай,
Господи, меня, а дорассказывай
Тот пейзаж, где под косынкой газовой
Нитка бус рябиновых красна.

Мужчина и женщина, я — их ребёнок
На фото с терновой лозою.
И жемчуг игрушечный

Его ли от Бога я скрою?
Он что-то запишет в потёртый блокнот
Старинного неба, где медь с бирюзою
Игрушечные.
И бездомный щенок,
Лица моего с неутёртой слезою
Жалея,
простёртую руку лизнёт.

* * *
Мне надобно пройти по четырём
Дорогам.
Посетить четыре места,
Где нет уже хозяев и хором
С пасхальным духом кружевного теста.

А лишь издёвка вечности: ведь ей,
Всегда по моде разодетой дуре,
Той, у которой всё всегда в ажуре,
Нет никакого дела до моей
Слезы, горящей в старом абажуре
Ночного неба —
лампочке подстать...

“Окстись! — шипит, —

Иль кренделя? Сучок в доске да корки.
Ты грезишь там, где велено лишь спать.
Понятно?” —

Чтоб смог подол судьбы моей оборки
Тех четырёх дорог поистрепать”.

* * *
Память сумасшедшая, бедняга
В вечности,
нормальной, как толпа,
Ты — подснежник на краю оврага
И по краю бездны ты — тропа.
Зона аномальная,
где слёзкой
Навернётся вдруг на Божье око
Керамическое фото под берёзкой
Так, что Богу станет одиноко.
Может быть, впервые из вселенной
Он зайдёт и в мой обыкновенный
Осенённый тонкой свечкой дом
И, дырявую латая крышу,
Скажет: помолись, пока я слышу
Сиротинку при Отце живом.

Песня
Уголовным угаром разит от царька,
От милиционера и владельца ларька...
Мне б к Лопасне пробраться,

Навестить, но угаром разит уголовным
Привокзальный базар,

Натюрморт? Ошибаетесь. Татуировка!
И земля эта, что не отмолена, лишь
Только вымолена для того хоть,
Чтоб родителей было куда положить,
Ты капкан для меня: не спасёшь,

Воровская свобода и похоть.
Не с кем помнить и не с кем тужить,
Ну а значит и не о ком охать.

* * *
Припадаю к тропинке,
Словно в смуглый пробор
Я целую причёсанное по старинке
Золочёное поле в низинке
С озерцом, что потупило взор.
И леса,
словно полы шинели
сукна

Цвета хаки,
метут по холмам.
Резко выщербленным,

И упрям не призывно,
а прощально упрям
Вечный взмах кружевною косынкой

Из пустой деревеньки...
Ах, тому, кто здесь жил,
Лишь за то, что он жил,
Пусть посмертно подарят медали.
А на них чтобы дождь,

И то дерево, что

мы берёзою звали.

* * *

О, Господи! Был нищим дом,
Но подоконник хоть немножко,
Хоть ночью, но служил гнездом
Жар-птице лунного окошка.

* * *

И тот почти что догорает.
И мудрый Рок с бутылкой виски
Мечтательно перебирает
В шкатулке перстни и записки.

Душе бессмертной жалко
Тебя, и дождь во мгле,
Как будто бы русалка
Тоскует по земле.

* * *
Как хорошо,
когда вокруг дожди,
И сумрачно, и в полдень свет включаю.
Как хорошо
с надеждою среди
Утрат
испить жасминового чаю.

Милая сирень из детства,
ты
Всю сирень, что радуется в мире,
Упроси мне подарить цветы
С их волшебным пятым лепестком.
Отроческий парк мой — в горле ком,
Липовый дворянский, в кашемире
Сумерек,
все парки околдуй
Так моим свиданьем первым,
чтобы
По желанью их сквозь все сугробы
Времени
пробился поцелуй
С детским привкусом домашней сдобы.
Нежная порука друг за друга
Есть залог магического круга —
Перед ним и рок, что конь в узде:
На дыбы и прочь!..
Мы под защитой
Собственной энергии, вдруг слитой
Воедино, сразу и везде.

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *
Отражала заварка в чайнике
Перстень,

Где сама луна в кои веки
Только лишь лунным камнем была.

Этой ночью из прошлого я ушла
Раньше, чем Вию подняли веки.

Наверное, завтра уже затомятся
Листвой и цветами леса.
В тени подорожника будет смеркаться
Чуть розовый след колеса.
Чтоб самые нежные грёзы не слабли,
Мне тычет в глаза Шар Земной
Перо журавля,
что оставили грабли
Под дождиком стыть и луной.

* * *
И всё ж сентябрь таинственен в деревне,
Как будто золочёный купол храма
Сверкает в озерце... И телеграмма
Стрелой летит по адресу: царевне.
И в доме не линолеум. Похоже,
Бегу на стук по лягушачьей коже.

* * *

* * *
Я остаюсь, как чёрная земля;
Воспоминаний фосфорный рисунок
В ночной траве, что словно замерла,
Покуда бредят нежность и рассудок.

Где разноцветным стёклышком восток,
И комната к утру, и реки в звёздах,
Я остаюсь за розовый цветок,
За тёплый хлеб, за горьковатый воздух.

* * *