Станислав Минаков

Харьков: признаки жизни

Станислав Минаков

Харьков: признаки жизни

Харьков, как и другие города, живущие русской литературой, русским словом, оказался в нынешней, постсоветской ситуации — распада старых коммуникативных уз, вызванного крахом империи, единого информационного пространства. Обрушившаяся на наши головы свобода привела к отрезвлению — с внятными признаками похмельного синдрома, к пониманию того, что все уже «совсем не так». Что же предстало не таким для русских писателей Украины, в частности русскоязычного, по преимуществу, Харькова, некогда именовавшегося «первой столицей Украины»?

Во-первых, оказались отключены (сначала по политическим, а потом и по финансовым причинам) основные традиционно русские формы существования литературы: «толстые» (и «тонкие») журналы. (Здесь надо сказать, что российская глянцевая периодика развлекательного толка, бизнес-издания и газеты присутствуют на Украине достаточно активно.) «Толстые» журналы приходят по целевой рассылке только в три харьковские библиотеки. В связи с этим, понятно, круг читателей сузился.

То же — и о новых книгах, выходящих в России. О текущей литературе речь и затевать нечего, а более фундаментальные издания, например, собрания сочинений Набокова или Бродского, привозимые единично и чуть ли не на заказ, стоят на харьковском книжном рынке весьма дорого. (Впрочем, и в России — недешево.) Тот недобитый, «гнилой» интеллигент, который читал бы такую литературу, нынче подойти к ней никак не может. В публикации современных авторов участвуют отчасти харьковские издательства «Око», но больше — «Фолио», ориентированное преимущественно на российский книжный рынок (работающее часто в тандеме с московскими китами типа АСТ). «Фолио» выпустило многотомники Битова, Петрушевской, Искандера, несколько книг лауреатов русского Букера. Текущую литературу выпускает также издательство «Крок» — малыми тиражами, преимущественно за счет средств авторов или их спонсоров.

Поэтому одной из основных особенностей литературного процесса последних лет я назвал бы герметизм. Круг мог бы оказаться не столь замкнут, будь читатели Украины побогаче. Да и писатели — тоже могли бы общаться с российскими собратьями гораздо более активно, если б располагали средствами для общения: Интернет или что-то помимо него.

Вторая особенность — отсутствие издательских программ для реализации таких проектов, как выпуск современной русской поэзии, прозы, не говоря уж о критике. Последняя, по-моему, просто прекратила существование. Первые два жанра пока еще трепыхаются, авторы изыскивают (по мере частного и общего обнищания и разворовывания страны — со всевозрастающим трудом) меценатские денежки на издания. Потом эти книги лежат массивами у авторов по домам, изредка проявляясь на литературных вечерах или в качестве подарков близким-дальним. Ибо книготорговая сеть тоже канула в Лету, а частные торговцы не желают иметь дело с «нераскрученными», плохо продаваемыми авторами.

Кстати, литературные вечера стали одной из устойчивых форм литературного общения. Причем, масштабы это имеет разнообразные. От групп в два десятка человек — до нескольких сотен. (Мне довелось вести вечер с участием А. Кушнера в харьковском оперном театре — зал был забит до отказа, и столько же желающих осталось за его пределами.) Как видим, не отсутствием интереса к современной литературе, современному печатному слову определяется нынешняя ситуация.

И еще одно важное обстоятельство. Русская литература в Украине и, что удивительно, в Харькове в школьных программах переведена в дисциплину «Зарубежная литература». При этом предмет «русский язык», как ни странно, кое-где сохраняется, а в иных школах ученик «волен» штудировать русский факультативно, допустим, оплачивая работу педагога. Вступительный языковой экзамен в вуз сдается только на украинском (диктант или сочинение). Почему?

Это — тот пункт, в котором я никогда не совпаду со своими братьями-сочинителями, пишущими на украинском языке и с долей шутки называющими русский язык «москальской» ли, «кацапской» ли, «иноземной» ли, «великой и могучей» ли «мовой». Совершенно понятно, что украиноязычным литераторам (и не только литераторам) хотелось бы полного вытеснения русского языка из школ и из жизни, и столь же ясно, что русским писателям, русским людям не хотелось бы утрачивать язык, культуру, Церковь, дух. (К слову, Православная Церковь — самая многочисленная в Украине.) Центральная власть абсолютно плюет на значительную часть народа, поскольку однозначно делает все, чтобы пожертвовать русской культурой, отторгнуть ее. Мне всегда казалось очевидным, что два — больше одного, что наличие двух комплиментарных одновременных культур могло бы их только взаимообогащать и взаимоувеличивать. Видимо, это — не столь очевидно. А кое-кто прямо считает, что русская культура — оккупационна, что она удушает украинское. Учитывая же трехсотлетний опыт существования Харькова, не могу поверить, что русская культура будет исторгнута отсюда. Слишком велики традиции. Безусловно, здешняя культура отлична от «северного соседа» (так сейчас устойчиво именуют Россию в антирусских средствах массовой информации), подвержена влиянию и воздействию украинской (и прекрасно!), однако она не перестает все-таки быть русской.

Об инерции сохранения русского пространства частично могут свидетельствовать, например, такие факты. В ежегодных творческих семинарах молодых литераторов при Харьковской организации Национального союза писателей Украины принимает участие пока вдвое больше молодежи, пишущей на русском, чем — на украинском. Все коммерческие ТВ-каналы в Харькове вещают по-русски, русскоязычных названий газет в Харькове (да и всей Украине) в десятки раз больше, чем украиноязычных. Это — реальность.

Теперь — к персонам.

Кто же такие — сегодняшние русские литераторы Харькова?

Список представляется обширным и вполне внушительным. Какой ряд ни выстраивай, за его пределами наверняка останутся некоторые не упомянутые имена, однако автор не ставил перед собой задачи перечислить всех. Автор также не имеет намерений вершить суд, посему будут названы литераторы, оказавшиеся в поле невсеохватного зрения и кажущиеся небезынтересными.

Поэзия. Представителей этого жанра в литературе всегда почему-то больше, чем остальных (или только в Харькове так?), — в силу то ли кажущейся, то ли объективной «легковесности» направления. Подобно «летучим», подвижным лучникам в древнем войске, стихотворцы, как правило, преобладают числом. Но и гибнут, заметим, чаще. Несмотря на разнообразие первоистоков, от которых отталкиваются или на которые опираются современные версификаторы, поэзия харьковчан есть, разумеется, городская интеллигентская литература. Правда, вмещающаяся в широкий диапазон «всякого» — от эстетизированного почвенничества до городского романса и ортодоксальной еврейской религиозности.

По-прежнему мощнейшим образом присутствует Борис Чичибабин, сменивший живую ипостась на посмертный диалог с читателями и друзьями. Скорее всего, пятилетие чичибабинского отсутствия даже усилило его влияние: стихи как бы растворились в «поэтических воздухах» Харьковщины и русской поэзии в целом. Простота, соединенная с глубиной (в лучших сочинениях поэта), являет образец нерелятивистской, антипостмодернистской русской поэзии, имеющей основы, устои и принципы. (Наличие последних — позволяет надеяться, что если литература и культура не погибнут, то именно благодаря провинции.) В посмертный период Чичибабин оказался опубликован наиболее масштабно. Сначала вышел большой том «Борис Чичибабин в стихах и прозе» (Харьков, Каравелла, 1995), позднее переизданный «Фолио», затем — «Всему живому не чужой. Борис Чичибабин в статьях и воспоминаниях» (Х., Фолио, 1998), и сейчас в «Фолио» готовится к выходу новый том этого триптиха — письма и неопубликованные прежде стихи. Все это стало возможным благодаря деятельности вдовы поэта, Лилии Карась-Чичибабиной, которой удалось, к тому же, создать Международный фонд памяти Б.А. Чичибабина, ежегодно проводящий поэтический фестиваль и чтения.

Из поэтов старшего поколения я бы выделил двоих друзей Чичибабина, с которыми его связывали долгие годы дружбы. Прежде всего, автора шести книг Марлену Рахлину, русскому читателю известную по публикациям в «Новом мире» и «Континенте» советского периода, за что автор, понятное дело, тогда поплатился. В последние годы Рахлина выпустила несколько поэтических сборников. В начале 2000 года Рахлина выпустила сборник «Октябрь, на июль похожий» (Х., Фолио), а уже в августе вышло второе издание этой книги. Это — книга лирики, пронизанная светом и оптимизмом, единый интимный цикл. Удивительная интонация, не теряемая Рахлиной даже в самых драматических стихах. Завидная крепость и живость духа!

И — Александр Верник, ныне проживающий и издающий свои книги в Израиле. Для стихов Верника характерна моложавая ритмико-интонационная упругость, они современны, самобытны лексически. У Верника вышли три книжки: «Зимние сборы» — в Ленинграде, в 1991 году, а также «Биография» и «Сад над бездной» — в Иерусалиме, в 1987 и 1999-м.

Дальше — о группе сорока-пятидесятилетних поэтов.

Ирина Евса — автор восьми поэтических сборников, два из которых вышли совсем недавно: «Наверное, снилось…» (Москва—Париж—Нью-Йорк, Третья волна, 1999) и «Лодка на фаянсе» (Х., Крок, 2000). Евса органично сочетает традицию с достижениями новейшей поэзии, живописность и звук в ее стихах существуют не в ущерб глубине. Скорее всего, это те игра, обман и волшебство, которые становятся большей реальностью, чем сама реальность.

Если мы впрямь есть то, что жуём, то это
(пренебрегая чётким каноном жанра) —
в мёртвой натуре — способ автопортрета,
где вожделенье мастера в рыбьих жабрах.

Грозди муската гекзаметра потяжеле.
В пыльном луче — слепая клешня омара.
Если мы — то, что видим, — на самом деле
это — пейзаж с долинами и холмами,

с берегом, где, на жёлтом песке Лозанны
жгучее масло полдня взахлёб глотая, —
жизнь, одержимой судорогой сазана
выгнутая в бессмертном сальто-мортале.

Ирина Евса. Из книги «Лодка на фаянсе»

По моему разумению, Евса является одним из немногих русских поэтов Украины, о ком можно говорить по гамбургскому счету. В стихах Ирины Евсы, как в янтаре, собираются в фокус и, взлелеянные, хранятся — и Харьков с «урчащей тенью бомжа», «коммуналками», «хрущобами», и Крым с его Карадагом, шалфеем, шафраном, цикадами, мурашами, иудиным деревом и айвой, и Киев с «лазурью и позолотой украинского барокко», и Стамбул, Краков, Нюрнберг, и весь современный человек, заваленный обломками империи, но по-прежнему на удивление живой в нищете и безобразии быта — посреди пространства, сбрендившего от алчности и гордыни. В 2000 году И. Евса для харьковского издательства «Око» перевела все поэтические сочинения Сафо.

Сергей Грибов известен публикацией в «Новом мире» и двумя книгами: «Соната темных вод» (М., Прометей, 1990) и «Белый час» (М., Весть-ВИМО, 1994). Грибов находит свои истоки у символистов — от В. Соловьева, В. Брюсова до Блока. С началом перестройки поэт попытался распечатать свои стихи в той последовательности, как они были написаны (первая книга включает тексты 54–57-го годов), но, видимо, «реализм действительной жизни» вынудил поэта сделать книгу избранного, оставив за ее пределами еще очень многое из написанного.

О своей плачет волк судьбе,
А овца — о своей, овечьей,
Тяжкий суд достался тебе.
И помочь тебе, Боже, нечем.

С. Грибов. Из книги «Соната темных вод»

Виктория Добрынина и Евгений Сухарев выпустили по две книги — по причинам, от них не зависящим. Пока, к счастью, находились люди, оказывавшие им финансовую помощь. Оба сборника В. Добрыниной опубликованы в 1993 году. «Светлым-светло» (Х., Издатель) и «Вас любящей навеки остаюсь» (М.—Вильнюс, Весть-ВИМО). Поэтические книжки Евгения Сухарева вышли в издательстве «Крок» с интервалом в два года: «Дом ко дню» (1996) и «Сага» (1998). Первая была замечена критикой, на нее появилась рецензия в «Книжном обозрении», а второй сборник, тиражом 100 экземпляров, остался, по преимуществу, достоянием близких. Из книги «Сага»:

Зима теплее мне казалась,
и молодость не проходила,
поскольку слово, только слово
касалось голоса и слуха,
и льда, как молодость, незлого,
и духа, Господи, и духа…

Семь книг выпустил Сергей Шелковый. Последние из них наиболее объемны. «Листы пятикнижия» (Х., Майдан, 1998) подводят некий творческий итог, а «Вечеря» (Х., Крок, 1999) наряду с поэтическими текстами открывает нам Шелкового-эссеиста, завершаясь двумя интересными очерками о Мандельштаме и Чичибабине.

Единственную пока «тиражную» книгу (не считая нескольких самиздатовских) — «Антология эгоизма» (Х., Крок, 1999) — предъявила читательскому суду художник Нина Виноградова, известная публикациями в «Арионе», «Знамени», «ЛГ» и «Вавилоне». Из ныне действующих литераторов Виноградовой наиболее близка, пожалуй, Е. Шварц. Мне же Виноградова дорога, прежде всего, такими строками: «Звонко пахнут половицы свежеструганных лучей. Ангел света веселится, обучая скрипачей». И тем еще, что она — родом из деревни Мурафа Богодуховского района Харьковщины, неподалеку от которой стоит изумительный храм Христа Спасителя, возведенный Щусевым и Коненковым в 1913 году.

Илья Риссенберг, отметивший недавно пятидесятилетие, смог опубликовать пока только подборку стихотворений в киевском малотиражном журнале «Соты». Однако наработанного у него — вороха (как у Велимира Хлебникова — в наволочке). Тяготение к «самовитому слову», вырастающие друг сквозь друга звуковые отсылы, сложная своеобразная просодия — выделяют эти тексты из общих рядов. Очаровываясь звуком, автор нередко впадает в смысловую невнятицу, порой части текста трудно собираются в единое, однако, думается, книга Риссенберга стала бы событием.

Известный бард Владимир Васильев в книгу «Бытовой романс» (Х., Крок, 1998) включил и стихи, и тексты некоторых песен, не удовлетворившись обнародованием последних в виде аудиоальбомов или компакт-дисков. Замечательное сочетание юмора, лиризма, обращений к русскому фольклору и городскому романсу, ритмике джаза, кантри и рок-н-ролла.

Несколько стихотворцев ныне пребывают за пределами Харькова, избрав лучшие края обитания. Однако книги у них выходили здесь, за исключением Юрия Финна, выпустившего три самиздатовские книжки (одну в Харькове и две — уже в Дортмунде).

Ирина Рувинская поселилась в Иерусалиме, оставив нам «Коммуналку» (Х., Поликом, 1995) и «Пока» (М., Весть, 1996). Ее стихи — по преимуществу разговор, диалог, интонационно выросший из Слуцкого, Межирова, Чухонцева: «не молчи ради Бога ведь можно сойти с ума/ оттого что рука так сжимает руку/ даже если ты мрак а я непроглядная тьма/ но сейчас мы кажемся светом друг другу».

Выпустив напоследок свою единственную книгу «Окончание спектакля» (Х., Фолио, 1995), Ирина Гатовская увезла свою скрипку в Нюрнберг. В предисловии к этой книге Чичибабин написал, что «не встречал в стихах более мрачного взгляда на жизнь». Но в конце своего вполне объемного очерка заметил, что все-таки стихи, даже самые трагические, есть преодоление хаоса гармонией, и уже потому — светлы.

Жизнь огромней всего, что пытается славить её,
Шире смысла, и начался день, и на круги вернулся.
Нету вздоха такого, чтоб дрогнуло сердце твоё,
нету крика такого, чтоб ты на ходу оглянулся.

Ирина Гатовская. Из книги «Окончание спектакля»

Меж Иерусалимом и Харьковом пребывает поэт старшего поколения Анна Фишелева, автор книги лаконичных и емких лирических стихотворений «Дожди. Деревья» (Х., Фолио, 1998).

Особо следует отметить пародиста Виктора Рубановича, автора трех книг, две из которых изданы в 90-е годы и «осенены» его излюбленной темой: легендой о Лох-Несском чудовище. «Та самая Несси» (Х., Прогресс, 1993) и «В стрессе от Несси» (Х., Фолио, 1999). Последняя — включает в себя более сотни преимущественно «нессианских» пародийных текстов. Начиная от русской классики (Тредиаковский, Ломоносов, Державин, даже — романа-пародии «Евгений О`Нессин» или «Что ты жадно глядишь на миногу»), заканчивая Бродским, Губерманом, Алешковским и другими. Не обошел вниманием пародист драматургов и прозаиков — Горина, Жванецкого, Бабеля, Зощенко, Петрушевскую, Нарбикову, Пикуля, Ильфа и Петрова, и критиков — Л. Аннинского, В. Новикова, С.Чупринина. Думается, что В. Рубанович — сегодня наиболее значительный (а может, и единственный) представитель русской пародийной школы, немалый вклад в развитие которой сделали именно харьковчане (Паперная, Розенберг и Финкель — «Парнас дыбом»).

Поэтическая молодежь Харькова, пишущая на русском языке, довольно многочисленна (в городе работают несколько литературных объединений) — при том что зарплату за руководство получает лишь И. Риссенберг (студия «Песнь песней»), у которого собралась достаточно сильная поросль: в первую очередь студенты-филологи Константин Юдин и Олег Петров. Аспирант фармакадемии Вадим Волков выпустил в издательстве «Крок» уже две книги: «Heroica» (1998 г.) и «Растение» (2000 г.), опубликовал подборки стихов в журналах «Знамя» (смистифицировав Ивана Раину, некоего сельского хлопца, увлеченного постмодернизмом и Интернетом) и «Вавилон». Все эти ребята, как и десятки других, участвуют также в работе литобъединения, ежегодных фестивалях и семинарах при Харьковской писательской организации. Достаточно уверенно о себе заявили литинститутцы-заочники Борис Ткачев, Владимир Купянский (семинар И. Волгина) и Влад Колчигин (семинар Е. Рейна). Эти авторы — близки к тридцатилетию. Из совсем молодых назову семнадцатилетнего Константина Басковича и двух пятнадцатилетних стихотворцев — старшеклассницу Олю Звереву (автора двух(!) книг) и студентку музучилища пианистку Аню Минакову, опубликовавшую несколько подборок в разных сборниках и готовящую к выходу книгу стихотворений и рисунков «Золотая зола». Минакова — участница объявленного в «ЛГ» поэтического конкурса «Сады лицея», рукопись ее книги выдвинута на премию «Дебют» международного фонда «Поколение» в Москве.

Наиболее сложившимся поэтом из молодых мне представляется двадцатисемилетний Андрей Дмитриев, выпускник журфака Киевского университета, публиковав-шийся в журнале «Византийский ангел», альманахе «Стрелец», антологиях. Мне очень импонируют его укорененность в русской поэтической традиции и живой отклик на лучшие голоса новой русской поэзии. Список близких ему сочинителей впечатляющ: Найман, Цветков, Гандлевский, Алейников, Кенжеев, Кублановский, Саша Соколов, Кушнер, Бродский. У Дмитриева — готова и ждет издателя рукопись книги «Сторожевая элегия».

Если же судьбы вершатся позорною урною,
если бобы подвизаются — чёрные к белым, —
лучше смотри, корефан, в эту чашу лазурную.
Мы одиноки настолько, что счастливы в целом.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

там, где эпохой финал уготован заведомый, —
будешь с одышкой, а я всё такой же очкастый…
Мы отобьёмся, осилим подъем к можжевеловой
роще, в которой, дай Бог, — умереть в одночасье.

Андрей Дмитриев. «Завод Голицына — грот Шаляпина»

О «суровой прозе», которая в Харькове — не столь обильна.

В первую очередь (не позабыв об Э. Лимонове), я назвал бы Юрия Милославского, автора прозаических сборников «От шума всадников и стрелков» (США, Ардис, 1984) и «Скажите, девушки, подружке вашей» (М., Терра, и М., Интербук, 1991). Живущий ныне в Нью-Йорке, Юрий Милославский в последнее время, насколько известно, отошел от писательства, однако сделанное им в литературе, несомненно, останется и, быть может, станет разрабатываться теми, кто идет после.

Очень значительной фигурой мне видится Александр Кучерский, автор книги рассказов «Человек мезозоя» (Иерусалим, Alphabet, 1994) и повести «Дальнее убежище» (ж-л «22», № 103, 1997). У Кучерского издано не все из написанного. Еще в советское время развернуто и прочувствованно на тексты Кучерского отозвались рецензиями Л. Аннинский и В. Каверин, высоко оценив его работу. Очень умная, безупречная стилистически и лексически проза А. Кучерского, мне кажется, — та литература, которая не прейдет. Где-то ей уготована встреча с более обширным читателем. Краткое эссе «Святость родителей», которым открывается книга Александра Кучерского, следовало бы знать каждому человеку.

...Родители святы не потому, что они дали жизнь, и не потому, что они праведны, — не праведны, да и дело не в том. Родители потому святы, что дали нам связь с первоосновами: любовью, поэзией, милосердием...

Собственно, они вечны в космосе моей жизни, и потому над ними веют мои благословения, и между нами завет любви...

…Родители обитают в таинственной светотени левитановской осени, в запахе снега и прочих вещах, постигнутых в самом начале. И если подумаешь о себе, о своей памяти, и коснешься довременного, бывшего до тебя, то и это пройдет через них. Личное, то есть подлинное чувство истории они транслировали тебе, отдавая себя: крупицы их жизни оторваны этим потоком, чтобы осесть в тебе, войти в твой состав. И в этом родители не умрут, покуда жив ты, а когда они немощны, ты берешь на себя это бремя — порой сетуя, но в минуты покоя отчетливо понимая, какое блаженство тебе дано. Потому что обязанность делать для них — твое благо. Быть может, из самых больших. И надо пожелать себе эти заботы на долгие годы...

И когда они тихо уходят от нас, в наступившем безмолвии веет сквозняк — пустой такой ветерок, прежде почти незнакомый. Это покров их любви истончился над нами.

Александр Кучерский. Из книги «Человек мезозоя»

К наиболее интересным событиям в харьковской прозе следует отнести и мистико-исторический роман Лео Яковлева «Корректор, или Молодые годы Ли Кранца» (Х., Крок, 1997), выдвигавшийся на Букеровскую премию 1998 года.

С единственной публикацией, рассказом «Москва—Кама» (ж-л «Бурсацкий спуск», №1, 1992), предстал перед читателем Александр Зархин, таящий до сих пор в загашнике повесть «Изобретение велосипеда» и ряд рассказиков.

В том же журнале опубликованы мистико-фантастические миниатюры «Мигранты» Евгения Филимонова, недавно закончившего роман «Пластика Синей орды» и ищущего отважного издателя. Кстати, филимоновские «Мигранты» кем-то безымянно размещены на нескольких сайтах электронной сети. И, кроме того, Е. Филимонов предложил подборку разностилистических стихотворений в сборник «Дикое Поле», о котором речь пойдет чуть ниже. Лет 15–20 назад в Харькове существовало литобъединение фантастов, у истоков которого стоял и Филимонов «со товарищи». С тех пор он пересмотрел свое отношение к этому жанру. На сем месте сейчас произросли такие плоды, как Ладыженский и Громов, известные подросткам под псевдонимом Олди, и с завидной плодовитостью выдавшие «на гора» уже десятка полтора фантастических романов, которые сами авторы никак не относят к жанру фэнтези. Что ж, им виднее.

Если критика, как говорилось выше, практически вымерла, перейдя в жанр редких газетных реплик «о тех, кого люблю», то литературоведение и эссеистика как-то теплятся.

В 1995 году издательство «Око» опубликовало монографию Игоря Лосиевского об Ахматовой — «Анна Всея Руси». В том включена также антология стихотворений, посвященных Анне Андреевне русскими поэтами. Книга Лосиевского получила обширную прессу и была выдвинута в 1996 году на «малого Букера». В «Око» же, тремя годами раньше, вышла книга И. Лосиевского «Русская лира с Украйны» — о поэтах-харьковчанах, современниках Пушкина, состоявших с ним в переписке: Масловиче, Филомафитском, а также — о Квитке, Гулаке-Артемовском и др. Лосиевский — автор книг о творчестве Чехова и сборника стихотворений «Итака» (Х., Крок, 1997). А в 1998 году «Кроком» издан диссертационный труд этого исследователя: «Научная биография писателя: проблемы интерпретации и типологии».

Активно присутствует в литературоведении доктор филологии, профессор Харьковского национального университета им. В.Н. Каразина Леонид Фризман, известный работой по подготовке тома Е. Баратынского в издательстве «Наука» (М., 1982). В последние годы Л. Фризман опубликовал труды о Мережковском, Галиче, Чичибабине.

Кандидат филологических наук Михаил Красиков взял на себя труд по составлению и изданию 1-го тома «Антологии современной русской поэзии Украины» (Х., Крок, 1998), куда включил опусы более 80 авторов. Каждый поэт представлен пятью стихотворениями. Книга снабжена подробными биобиблиографическими справками.

На ниве литературного перевода харьковчане также изрядно потрудились. Однако наиболее заметной фигурой здесь остается Сергей Александровский, плодотворно работающий с французской и, прежде всего, английской классикой. В 2000 году «Фолио» совместно с «АСТ» выпустило том «Люцифер», куда вошла поэма Мильтона «Возвращенный рай» в переводе С. Александровского. Переводчик обильно представлен в проектах издательства «Евразия» (СПб) — «7 веков французской поэзии» и «7 веков английской поэзии» (под ред. Е. Витковского). Оригинальные стихи Александровского опубликованы в антологии «Строфы века».

В детской литературе харьковчане тоже вполне заметны. Прежде всего, тремя фигурами. Вадим Левин, после многократного переиздания книжки «проанглийских» стихов «Глупая лошадь», составил несколько хрестоматий для внеклассного чтения и сейчас ждет своей новой книги в «Фолио».

Поэтесса Рената Муха последние годы живет за рубежами Украины, бывает в Харькове наездами, но стихи ее не утратили популярности.

Прозаик Владимир Хмельницкий в советское время печатался исключительно в детских издательствах Москвы. В Харькове практически не был известен. В 1992 году в Киеве в издательстве «Спалах» выпустил огромную книгу «Для больших и маленьких» (из 9 книг), а недавно его сказки, а точнее, философские миниатюры, были опубликованы «Фолио». Как любая подлинная литература, они не знают возрастных границ и равно удивляют всех, готовых к удивлению.

О местных журналах говорить трудно, но надо.

В 1992 году первым и единственным номером вышел «Бурсацкий спуск» (редактор-координатор Валерий Дяченко), взявший сразу непомерно высокую ноту: тираж 5 000 и полноцветную печать. Номер получился «красивый и толстый», интересный. Членами консул-совета стали Б. Чичибабин, Ф. Горенштейн, Ю. Милославский, Ю. Нагибин и другие известные литераторы. Из-за отсутствия финансирования прекратил существование.

В 1997 году изданы несколько номеров журнала прозы «Темные аллеи». Бумага — газетная, содержание — разное, но участь — та же.

Сегодня — активничает молодежь. В 1998 году вышло несколько номеров (кажется, два) журнала «В кругу времен» (тираж 200 экз.), где страницы отданы и «поросли», и университетским литературоведам, и некоторым писателям постарше. В 2000 году «группа товарищей» из семи человек (примыкающая к московскому кругу «Вавилона» под началом Кузьмина) выдала пока единственный номер журнала «Союз писателей» (100 экз.). Наиболее известны из этого «союза» — сорокалетний поэт Владимир Яськов (автор эссе о Чичибабине, В. Хлебникове, художнике С. Косареве и поэтических публикаций последних лет в «Волге») и молодой прозаик Юрий Цаплин, на мой взгляд, очень талантливый и умный писатель, автор книжки «Маленький счастливый вечер» (Х., Лествица Марии, 1997), рассказов, обнародованных в «Новом мире», «Византийском ангеле», «Вавилоне» (разумеется), антологиях малой прозы.

Если молодые тусуются вокруг малотиражных, своих журналов или в Интернете, то литераторам постарше, честно говоря, печататься негде. Наболее вероятный вариант выхода — киевские «Радуга», «Крещатик», «Византийский ангел» и проч.

В известном смысле, эфир, отзывчивая среда — отсутствует. Те, кто не желает умирать, пытаются восстановить «материковые» связи с Москвой-Питером и другими городами России. Пока еще — пишут и говорят по-русски.

Не могу не завершить свой констатационный обзор рассказом о нереализованном пока издательском проекте, к которому имею непосредственное отношение. Собрана, проиллюстрирована и сверстана 330-страничная книга «Дикое Поле» (Стихи русских поэтов Украины конца ХХ века), где представлены 25 авторов — из Харькова (о многих из них я пытался рассказать выше), Симферополя (Андрей Поляков), Коктебеля (Владимир Алейников), Киева (Игорь Кручик, Наталья Бельченко, Игорь Винов, Александр Кабанов, Владимир Каденко), Москвы (Ирина Ратушинская) и другие. Неплохо было бы найти меценатов, небезразличных к судьбе такого начинания. И даровать шанс на жизнь этому привету, посланному русскому читателю из украинского русского Харькова, с русской Украйны.