Л.В. Беловинский. Российский историко-бытовой словарь. М., 1999. — 525 с.
Ю.А. Федосюк. Что непонятно у классиков, или Энциклопедия русского быта XIX века. М., 1999. — 263 с.
Вспомним гоголевского “Ревизора”. Вот городничий спрашивает у квартального Свистунова: “Где Прохоров?”. И слышит в ответ: “Прохоров в частном доме, да только к делу не может быть употреблен”. На вопрос “как так?” Свистунов отвечает: “Да так: привезли его поутру мертвецки. Вот уже два ушата воды вылили— до сих пор не протрезвился”. Наш современник (читатель, зритель) наверняка подумает, что пьяный полицейский лежал в доме одного из городских жителей. Однако его привезли в служебное помещение полиции — местопребывание частного пристава и его канцелярии. Для читателя (зрителя), не знающего этого, остается не понятным комизм положения. А частный пристав — это полицейский офицер, возглавлявший полицию определенного района (части) города. Небольшие города, вроде изображенного в “Ревизоре”, не делились на части, и единственный частный пристав был ближайшим помощником городничего. Хрестоматийное произведение, а сколько там еще слов, значения которых нынешний читатель не знает.
Две книги, о которых пойдет речь, — это работы, рассказывающие в основном о реалиях прошлого (например, рассказ о церковных праздниках, который содержится в словаре Л. Беловинского и в книге Ю. Федосюка, нельзя отнести к пояснению реалий далекого от нас времени). А реалии имели названия. Такие названия языковеды именуют историзмами (словами, обозначающими уже не существующие сегодня реалии). Аналогов обеим книгам у нас не было.
Словарь Л. Беловинского и книга Ю. Федосюка понимают быт очень широко (особенно это касается словаря). В него вошли названия государственных учреждений, оружия, видов морских и речных судов, сухопутных средств передвижения, фортификационных сооружений, сословий, чинов, званий, титулов, военных и гражданских должностей, духовных санов, видов гражданского и военного форменного костюма, духовного облачения, городской и крестьянской одежды. Словарь рассказывает о народном и церковном календаре, предметах домашнего обихода, орудиях труда и освященных сосудах и предметах, породах и мастях лошадей. “Поскольку словарь российский, а не русский, он охватывает быт многочисленных народов Российской Империи”, — пишет в предисловии автор. Но здесь он вынужден был ограничиться лишь названиями тех реалий, которые вошли “в быт русского народа”.
Разумеется, обе книги будут очень полезны не только преподавателям русской литературы и ее читателям, но и авторам примечаний к произведениям писателей XIX — начала XX века. К сожалению, зачастую в таких примечаниях встречаются неточности. Порой же в примечаниях нет вообще нужных пояснений.
Словарь Л. Беловинского тематически шире книги Ю. Федосюка и уже только поэтому превосходит последнюю по числу освещенных реалий прошлого. А там, где авторы касаются одного явления, словарь пристальнее, подробнее вглядывается в него: ср. например, рассказ о сословиях.У Ю. Федосюка нет даже упоминания о казачестве, а словарь называет его в числе сословий в статье Сословие и посвящает ему, как и другим сословиям, отдельную большую статью. Тут я обращаю внимание читателя на определение казачества, данное Л. Беловинским в этой статье: “Особое военно-служилое сословие”, а заканчивается статья так: “Таким образом, казачьи войска произвольно формировались из местного населения окраин, включая нерусское население, и столь же произвольно расформировывались, так что К. не представляло собой особой этнической группы”. Вспомним указ Б.Н. Ельцина, где казачество было причислено к репрессированным советской властью народам. Казачество не особый этнос. И репрессировали его не как этнос, а как сословие.
Коснусь недочетов. В какое время года происходит действие в “Ревизоре”? Не зимой, не поздней осенью и ранней весной: окна открыты. Но в каком месяце? А ведь Добчинский говорит о мнимом ревизоре: “Приехал на Василья Египтянина”. Однако в обеих книгах нет ничего об этом дне. Ю. Федосюка не стало в 1993 году. Поэтому ограничусь лишь советом, обращенным к редактору возможного переиздания: хорошо бы проверить точность ссылок на художественные произведения. Вот два примера неточности. Автор пишет, что частный пристав Уховертов извещает городничего в “Ревизоре”, где находится Прохоров. Но это делает квартальный Свистунов. И не Уховертов титулует городничего “ваше высокоблагородие”, а слуга Хлестакова. Это мелочи, но лучше бы их не было.
Теперь о недостатках словаря Л. Беловинского в надежде, что часть из них будет устранена при переиздании. А оно, видимо, потребуется, хоть тираж нынешнего (3000) по сегодняшней мерке не маленький, но явно недостаточный: хочется, чтобы эта книга была в каждой городской и районной библиотеке, чтобы была доступна учителю литературы и истории.
В ряде словарных статей не различаются омонимия и многозначность: два разных слова представлены в одной статье (Бабки, Дача, Дворник, Кадет, Куверт, Охотник, Приказной, Сентенция и др.). В статье Наган находим слово обтюрация, которое непонятно неспециалисту, но оно никак не объяснено. Сходное есть и в других статьях. Есть в словаре присутственные дни, присутственные места, но нет присутствия. В статье Земщина сказано: “бытовое понятие для обозначения всей земли, населения в отличие от всего государства”. Понятие ничего не обозначает (это одна из форм мысли), оно составляет смысл обозначений. В статье Сарпинка читатель узнает, что это хлопчатобумажная ткань, “тканая из тонкой, заранее окрашенной ткани”. Ткань из ткани?
В словарь включены слова, которые живы и сегодня: выгон, выпас, дебелый; испитой, пуризм, ратин, стог, трюизм и др. Зато не нашлось места для, например, гербовника. В статье Майор ничего не сказано, что же стало с людьми, носившими этот чин до его отмены в 1884 году (и с продолжавшими служить в армии, и с находившимися в отставке), т.е. носителями какого чина они стали после отмены прежнего. Читатели чеховского рассказа “Упразднили!” не найдут в словаре ответа на этот вопрос, как и на вопрос об отставном прапорщике и об отмене титулования действительного статского советника ваше превосходительство. Что здесь авторское преувеличение (показывающее уровень способности персонажей к адекватному пониманию произошедшего), а что факт. Дебаркадером называли не только платформу железнодорожной станции, но и плавучую речную пристань. В словаре есть сволочь в прежнем значении (смысловой архаизм, ср. у Пушкина: “Из мелкой сволочи вербую рать”), но нет подлый (генерал-аншеф князь Волконский писал о первой жене Пугачева, что она “Человек слабый, подлый”. Это не брань, а констатация сословной принадлежности), славный (в одном из официальных документов XVIII века разбойник аттестовался славным, т.е. известным).