Давайте “заморозим” слово “писатель”
Последнее “литературное десятилетие” уходящего века выявило одну закономерность: гегелевский закон о переходе количества в качество в области российской словесности не срабатывает. Число книг, издаваемых самыми различными способами, несмотря на перманентный кризис в экономике и других сферах материального производства, резко возросло. Это наглядно продемонстрировала и недавняя национальная книжная ярмарка в Москве, где были представлены около 700 издательств. Но книг, подобных “Архипелагу ГУЛАГ” или “Мастеру и Маргарите”, повлиявших на общественно-политическое сознание или эстетические представления целых поколений (или даже перестроивших их), в этом десятилетии так и не появилось.
Хотя, казалось бы, обстоятельства были самые благоприятные. В глобальном масштабе уход в историческое небытие такого государства, как СССР — целого мира, как бы кто к нему ни относился, вызвавшего и слом всей шкалы политических, нравственных и культурных ценностей, должен был, вопреки драматической коллизии для всего общества, стимулировать взрыв энергии у отдельной творческой личности. Огненная лава, как известно, рождается в моменты и в местах разлома земной коры. В социальном плане есть также подобные примеры: процесс разрушения Российской империи, как известно, породил серебряный век русской культуры и литературы. Однако этого не произошло в случае с СССР на рубеже нового века.
Хотя возникло и другое условие, о котором все мечтали ранее: свобода творчества. Оказалось, что и данный фактор не сработал. Наоборот, возникла, можно сказать, парадоксальная ситуация: свобода — не решающий стимул для истинных творческих постижений. Ведь все те книги, которые были хотя бы на слуху у всех в последнем “литературном десятилетии”, были или задуманы, или написаны до его наступления, то есть в условиях “тоталитарного общества” с его жесткой регламентацией правил поведения в литературе. Да и в основном не теми, кто удостоен разного рода учрежденных в последнее десятилетие литературных премий.
Напрашивается крамольный вывод: свобода, подаренная кем-то (как всегда в России, сверху) — в том числе свобода печатать все что попало, были бы деньги, — привела к молчанию подлинно творческих людей и стимулировала интенсивное размножение тех, кто путает сочинение рифмованных строчек с поэзией или кропание текстов в прозе с литературой.
А таких авторов — легион. На любопытное сравнение наводят некоторые статистические данные. В одной Туле, например, занимаются подобным сочинительством примерно 140 человек. Помнится, что век назад в Тульской губернии проживал один писатель, правда, знаменитый на всю Россию и за ее пределами. Кому известны своими сочинениями нынешние 140 его “коллег”? Но все они наверняка считают себя или писателями, или поэтами, а некоторые даже гениями районного, областного или другого регионального уровня. И такая же картина по всему “литературному отечеству”.
Столица же вообще, как и положено столице, в количественном отношении впереди России всей. Если еще десять лет назад тут насчитывалось не менее 2 тыс. писателей (членов СП), то сейчас их значительно больше. Вести их “перепись”, естественно, никому не хочется, да и не стоит. По одной простой причине. Их число не опровергнет, а лишь подтвердит высказанное выше соображение: количество упорно не переходит в качество.
Возникает вопрос: есть ли выход из этого “количественно-качественного тупика”? Автор признает, что у него нет оптимального ответа на данный вопрос, но есть свой. Он состоит в следующем: нужно на время вывести из употребления слово “писатель”.
И вот почему. Это понятие за последнее десятилетие в России скомпрометировано. С ним случилось то же самое, что и с национальной валютой: все вынуждены иметь дело с рублем, но предпочитают доллары. Инфляция национальной валюты — не изолированное явление. У нас произошла инфляция понятий, в том числе и такого, как “писатель”.
В это внесли решающий вклад именно те, кто таковым себя считает. Одни — из самых благородных побуждений, другие — из корыстных. Но независимо от намерений тех и других их общий количественный рост превратил Россию из государства читающих людей в государство людей пишущих, то есть людей, занимающихся не своим делом. Впрочем, это у нас становится новой традицией.
В этой связи уместно упомянуть хотя бы об одном явлении, которое также дало о себе знать очень ярко только в минувшем десятилетии. Причем, очень пагубно для литературы, так как именно такие люди своими “творческими изысками” вызвали тотальное отвращение к русской словесности. Речь идет о нового рода мутантах: политико-писателях, а я бы их назвал “политические описатели”, следующих примеру незабвенного Леонида Ильича, положившего начало своими творениями целой плеяде его последователей в наше время.
Число им тоже приближается к легиону. Из отечественных политических звезд, которые заявили о себе и на литературном небосклоне, можно уже составить новый “союз писателей”. И что странно: вместо того, чтобы отрабатывать деньги налогоплательщиков, которым есть нечего, но которые, как всегда бывало в России, все равно успевают хорошо подкармливать своих избранников, последние, вместо того чтобы делать что-то для родного и любимого, по их словам, отечества, с “рассвета до заката” занимаются описанием своих страданий при “хождении во власть”. Если поверить во все, что они описывают, то путь Христа на Голгофу перед их муками — просто восхождение на Олимп.
К ним примыкают и те, кто считают себя писателями, ибо сделали мужественный шаг и “пошли во власть”, как раньше в России “уходили в народ”, чтобы в конечном счете представить “тревожные сны кремлевской элиты”. И это не мешает им принимать от нее же комплименты на презентациях своих творений, порочащих русскую словесность уже тем, что в них и слова нет об “униженных и оскорбленных”, а только — об “унижающих и оскорбляющих”. А уж если и писать о них, то оценивать книгу не в сто рублей, а в 30 сребреников. То же самое можно сказать и о коллегах подобных авторов, которые, скажем, променяли “Эдичку” на “Лимонку”, компенсируя нарастающую творческую импотентность мнимой заботой о “национальной гордости великороссов”.
В таком контексте ничего не остается другого, как сделать одно предложение. Не предать ли наконец останки Владимира Ильича Ленина, как и положено христианам, земле, а в Мавзолей на их место поместить это многострадальное, как вся история России, понятие “писатель”. Лет на пятьдесят, чтобы сохранить его в нетленном состоянии для потомков. А они уж сами разберутся, вводить его в обиход или нет.
А пока те, кому еще дорого это святое для каждого русского понятие, должны делать свое дело, по крайней мере, профессионально и называть себя “литераторами” — словом, коим не гнушались ни Пушкин, ни Достоевский, ни Чехов — гиганты, на плечах которых мы все стоим. Нравится кому-то или нет, но нам ничего не уготовано, кроме одного: остаться в истории второй половины последнего века уходящего тысячелетия в лучшем случае литераторами эпохи писателей Михаила Булгакова и Александра Солженицына. И это не так уж плохо для профессионалов.
