Александр Уланов. Первый палиндромический словарь русского языка. Сост. Е. Кацюба. Александр Уланов
Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
№ 11, 2024

№ 10, 2024

№ 9, 2024
№ 8, 2024

№ 7, 2024

№ 6, 2024
№ 5, 2024

№ 4, 2024

№ 3, 2024
№ 2, 2024

№ 1, 2024

№ 12, 2023

литературно-художественный и общественно-политический журнал
 


Александр Уланов

Первый палиндромический словарь русского языка. Сост. Е. Кацюба




Палиндром: мор, дни лап

Первый палиндромический словарь русского языка. Сост. Е. Кацюба. — М.: ЛИА Р. Элинина, 1999. — 312 с.

Словарь палиндромов, разумеется, не отменяет поэта-палиндромиста, как не отменили словари рифм поэта рифмующего. Но словарь рифм все-таки конечен, поскольку конечно количество слов в языке (и потому так остро воспринимаются новые рифмы; и потому жаловался Маяковский, что “может, пяток небывалых рифм только и остался, что в Венецуэле”). Словарь палиндромов — попытка объять необъятное, так как количество сочетаний слов бесконечно. Поэтому, кроме количества слов (8000 в данном словаре), видимо, должно быть второе измерение — длина палиндромной цепочки. В первом опыте словаря она невелика, составитель решил “ограничиться дополнением союзов, предлогов и односложных слов”. Так что расширяться есть куда — и в длину, и в ширину. Интересно было бы увидеть более длинные цепочки — пусть хотя бы те, что осмысленны. С другой стороны, и с отдельными словами много еще можно сделать, например, автор этих строк уверен, что вынесенный им в заглавие палиндром о палиндроме приходил в голову многим и прежде, но в словаре его нет.

Но и вышедший словарь дает очень много, тем более что палиндромы можно раздвигать из середины: из “ангел лег на” получается “лег на храм архангел”. А главное — это хороший материал для размышлений о палиндроме.

Как отмечает автор вступительной статьи К. Кедров, “авторство не обозначается, поскольку составитель исходит из принципа, что палиндромы не создаются, а находятся внутри языка”. Отметим, что эта весьма достойная позиция составителя близка, например, к идеям Вс. Некрасова или Я. Сатуновского о выделении в качестве стиха речевого фрагмента. Можно говорить о тяготении к палиндромичности некоторых их стихов — а можно отметить, что многие палиндромы прекрасно способны создавать вокруг себя контекст. Описание потасовки (“мочи бичом!”), вздох отчаявшегося (“акты — пытка”). Что-нибудь на темы политики (“лидер бредил”) или экономики (“а жри, биржа”). Философия (“анима — мина”), проповедь (“ад у лба блуда”), изыскания по мифологии (“а Вишну — лун Шива”), то ли структуралистский, то ли постструктуралистский текст об авторстве (“рот вам автор”). Романтическая поэма (“дрок — как аккорд”), что-то из Льва Толстого (“а каре у буерака”), соцреализм (“но тебе бетон”). Мы говорим палиндромами, часто не подозревая об этом: “не заразен”.

Может быть, после выхода словаря поймут наконец, что палиндромичность текста сама по себе не означает почти ничего, как мало что говорит о тексте (и тем более о его качестве) его рифмованность. Как и рифма, палиндром — способ звуковой организации текста, поисковый инструмент — и только. Если не массовая игрушка, вроде буриме. (Украинский поэт XVII века И. Величковский говорил, что палиндромы — не те стихи, которые простаки складывать могут, а “штучки поэтицькiе”. Увы! Один знакомый автора этих строк в мрачном настроении выдавал километрами что-нибудь вроде “сути около — коитус” или “а Лиза раз — и заразила”, причем всерьез это не воспринималось ни им самим, ни окружающими.) Может быть, К. Кедрову следовало бы поостеречься пропагандировать словарь — поскольку в его собственных стихах очень часто кроме палиндромичности или анаграмм ничего и нет?

Вспомним, что палиндром сформировался на той грани, где словесность уже стала письменной (ведь палиндром существует только в письменном виде, так как произношение слова не совпадает с его написанием, и произносит человек не буквы, а слоги) — но письменный облик слова еще не стал привычным и воспринимался как магический.

Не случайно три русские палиндромные поэмы (“Разин” В. Хлебникова, “Протопоп Аввакум” Н. Лодыгина и “Тать” В. Гершуни) обращаются именно к полуписьменному-полуфольклорному состоянию сознания.

Палиндром вначале служил заклинанием. Собственно, еще Хлебников говорил, что “Разин” — “заклятье двойным течением речи”. И полагал, что при помощи палиндромов можно предвидеть будущее (“чин зван мечем навзничь” — мировая война) — поскольку будущее, с такой точки зрения, целиком содержится в прошлом и, в некотором смысле, уже есть. Так что не связан ли отчасти современный интерес к палиндромам с тем же, что обусловило интерес массовой культуры к астрологии и магии, — с неуверенностью и попытками найти силу?

Палиндром всегда будет объектом спекуляций. Одна из них включена в словарь — в виде статьи М. Дзюбенко, в которой можно прочесть, что “палиндром — наибольшая реализация всех стиховых потенций” (лет пятнадцать назад так кто-то говорил о верлибре; потом опомнились), что “для ранних христиан лево-правое направление греческого и латинского письма получает переосмысление в соответствии с право-левым направлением письма иудейского: Мессия пришел, кульминационный момент истории миновал” (а как же Страшный Суд?), разумеется, об энтропии (по плохо понятому учебнику) и так далее.

Но палиндром оказывается очень к месту при всяких экспериментах с пространством и временем. Что и демонстрирует, в частности, составитель словаря поэт Елена Кацюба. В конце словаря — ее текст “Зола Креза” о некоторой художнице с палиндромическим именем Анна Реттер. “Подходя к картине слева, вы видите в лодке черноволосую мечтательную девушку. Тонкой рукой она неуверенно поднимает острогу. В небе над водой огромная звездная Рыба. Вторая Рыба — отражение в воде. Внизу палиндром: “Алина рыбу бы ранила”. Но если вы подходите справа, картина меняется: мощная белокурая дева решительно направляет острогу к небу. Иначе читается и надпись: “А Лиза рыбу бы разила”. Забавно было видеть, как наша обычно столь скептическая публика бегает вдоль картины...” А дальше — метафизика: “Сам Бог не нуждался в зрении, чтобы видеть. Он также обладал и отражением, но был с ним неразделен. Следовательно, первый акт Творения — это разделение Творца и его отражения”. Описания картин, художественных объектов — или целой истории на папирусном свитке, — реализующих палиндромы. История зеркаль-психологии, приведшей к медитациям перед зеркалом: “Текст утвердили следующий: “Я запираю дверь, задергиваю шторы. Встаю перед зеркалом, закрываю глаза. Передо мной то, чего никто никогда не видел — пустое зеркало. Открой глаза!” Предполагалось, что за долю секунды тайна может приоткрыться. Но вскоре у сотрудников начались нервные срывы. За долю секунды они успевали увидеть нечто совсем неожиданное: собственный череп, обратную сторону луны, себя в материнской утробе и тому подобные несуразицы”. Остроумные и оставляющие свободу варианты мира. А еще палиндромические стихи Кацюбы, где Ева и Гамлет, Артур и Атон.

Ха, шпаги миг — ап... шах!

Но где бал зла — бед гон.

Нем откос, и в косе песок, висок томен.

Но могил ли гомон Йорик и рой.

Палиндром ограничен — как всякая форма. Он очень жесток, слишком симметричен, часто с трудом произносится. Палиндром создается как всякая форма. Существуют даже палиндромические сонеты (В. Пальчиков). Литература продолжается. А возьмется ли кто-нибудь за словарь анаграмм?

Александр Уланов




Пользовательское соглашение  |   Политика конфиденциальности персональных данных

Условия покупки электронных версий журнала

info@znamlit.ru