Садись: пять!
Антон Уткин. Из “Южного цикла”. Рассказы. — “Урал”, 1999, № 11.
Такими рассказами, как “Деньги на ветер”, дебютировали в катаевской “Юности” молодые шестидесятники.
Штучная фраза. Сдержанная интонация, словно бы предполагающая натиск внутреннего половодья чувств и мыслей, словом, интонация читателя Хемингуэя, нет, конечно — Хэма.
Герой, вроде бы и не писатель, болен поисками тропов: “пустые машины с зелеными огоньками, ловя отблески электричества толстыми стеклами, переезжали с места на место вдоль улицы и жались к тротуарам, словно это рыбаки ходили по берегу, ища заводи и клева, или рыбешки сбивались в косяки в прозрачной воде, — он думал, что вернее: но ничего не мог решить”. “Огоньки сигарет таили глубину, как дорогие украшения”. “А на холодильнике, который морозил початую бутылку водки, лежали его наручные часы, отнимая доли выдуманного счастья”.
Как некогда заметил Бунин: “Разве плохо... в смысле литературности?” Много, много сравнений и разных там метафор: “острие сигареты прожигало мрак, как черную тряпку”, маяк “подобен курсору”, а море — “простыне во сне”, а сердце земли бьется “как метроном”.
Диалоги:
“— Давай без света, — попросила Вера.
— Ты замужем? — спросил Вадик.
— Развелась, — ответила Вера.
— Почему?
— Почему люди разводятся?”
От дебютов в “Юности” отличие есть: героиня, Вера — проститутка, чего тогда было нельзя, и она была бы просто загадочная девушка с прошлым, скажем, стюардесса. Автор рассказа “Дома, давно” несомненно читал позднего Бунина.
“— Ужинать пойдем?
— Я боюсь с тобой идти ужинать, — весело сказал его товарищ. — Ты опять будешь пялиться на эту несчастную, а мне будет стыдно. Не пойду. Один иди, — он не то дурачился, не то говорил всерьез. — Она же с мужем. Затея твоя глупа, обещает только скандал и драку, чего доброго.
Второй рассеянно на него посмотрел.
— Нет, тут другое, — сказал он. — Просто вспомнилось кое-что. Она похожа на одну, так сказать, особу. Вот я и смотрю.
— Да сколько их у тебя, особист? — усмехнулся первый, запустил руку в пакет с мидиями и принялся греметь ими, перебирая.
— Сколь ни было, все уже не мои, — помолчав, негромко ответил второй и снял очки. — Да-а, лето кончается, — задумчиво проговорил он и обозрел бледно-неподвижное полотно моря. — Кто бы мог подумать?”
Совершенно иная интонация у лучшего рассказа цикла “Пасторалька”, из, как раньше выражались, армейского быта, о двух солдатах, отправляющихся очищать колхозную бахчу.
Ничего не имеет с другими общего рассказ с вызывающим названием “Спать хочется” — о курортных нравах и низком градусе современных чувств. Вовсе иной “Дон” — конспект горькой судьбы одинокой женщины, непонятно как попавший в “Южный цикл” — никакого Юга там не наблюдается.
Подборка рассказов оставляет впечатление словно написанных разными авторами. Я не считаю это достоинством. Интонация каждого из рассказов прилетела со стороны и пока свидетельствует лишь о хорошем слухе Антона Уткина, который у нас уже ходит как бы в мэтрах, но “Южный цикл” показал ученика. Пусть даже старшеклассника и отличника.
С. Боровиков
