Искушение гениальностью
Н.
А. Троицкий. Александр Первый и Наполеон.
М.: Высша
школа, 1994. - 304 с. 30 000 экз.
Историческое жизнеописание - жанр
вечный. Жанр сравнительного жизнеописания в последнее время переживает
прямо-таки собственную, локальную эпоху Возрождения. Это закономерно. Чтение
о великих - всегда одно из любимых литературных лакомств так называемого
"среднего класса" с его немножко корыстной гражданственностью
и плохо скрываемым романтизмом. Книжки об адмирале Нельсоне, о землепроходце
Хабарове, о Петре Великом - научные, научно-популярные и просто занимательные
вроде "Блюхера" из некрасовской поэмы интересно читать и писать.
Особенно интересно писать и читать о "великих тиранах" - тут
тебе и "отрицательное обаяние", и несомненная историческая поучительность,
всегда злободневная. Какие только комбинации сравнительных жизнеописаний
(большей частью это переводная литература) не выстраиваются в молодых домашних
библиотеках: Ленин и Сталин, Сталин и Гитлер, наконец, Гитлер и Наполеон.
Наполеон - может быть, ключевая фигура в этом ряду. Судьба генерала Бонапарта
- в том числе и посмертная жизнь Наполеона в мировом искусстве и фольклоре
- была и остается самым дерзким вызовом всему тому, что мы вправе назвать
христианской цивилизацией. Наполеон - разрушитель Священной Римской империи,
Наполеон - кодификатор буржуазных законов, сделавших бессердечную справедливость
новой моралью. Наполеон, прельщавший даже политических противников бесовским
обаянием гениальности. Наполеон - один из величайших и удачливых искусителей
человечества.
Историк Н. А. Троицкий написал долгожданное для мен
сравнительное жизнеописание Наполеона и Александра Первого... И самое первое
предложение этой книги уже заставляет отнестись к труду Н. А. Троицкого
со всей возможной внимательностью. Историк пишет: "Перед Вами первый
опыт сравнительного жизнеописания Александра Первого и Наполеона".
Первый опыт, а тема - противоречивое историческое соперничество Востока
и Запада, заповедной морали и закона, жестокости оплаканной и жестокости
оправданной.
И Наполеон, и Александр - государи со сложной и показательной
литературной судьбой. Первый стал любимым героем мирового романтизма, а
в двадцатом веке - идеалом запоздалых кандидатов в "сверхчеловеки"
и очень амбициозных литераторов. Александр - тот самый, что "всю жизнь
прожил в дороге, а умер в Таганроге" - вошел в русскую литературу
в основном благодаря мифологизированной смерти и такой достоверной и в
то же время совсем невероятной легенде о Фёдоре Кузьмиче. Еще одна
легенда об императоре Хлоре (под таким именем Александр выступает в аллегорической
литературе Екатерины Второй и Г.Р.Державина) - его сложные отношения с
Храмом Христа Спасителя. Считается, что так и не построенный витберговский
храм был покаянным обетом русского государя, а Господь его - храм - не
принял.
Приятно, что автор научно-популярной монографии вполне оценил
значительность литературных биографий двух государей и обогатил собственный
исследовательский опыт мнениями и любовно выисканными мыслями А.С.Пушкина,
Жермены Де Сталь, Д.Г. Байрона, М. И. Цветаевой, Г.Р.Державина, Т. Готье,
И. А. Крылова, Н. М. Карамзина и даже Аркадия Аверченко. В научно-популярной
историографии последних лет подобную работу с литературными источниками
обнаруживали, пожалуй, лишь Н.Я.Эйдельман, Л. Н. Гумилев, да Б.А.Рыбаков,
блестяще трактовавший "Слово о полку...". Трактовки хрестоматийных
и малоизвестных литературных произведений в книге Троицкого всегда убедительны,
порой - как в случае с пушкинским стихотворением "Герой" - неожиданны,
но, что главное, они-то и углубляют отраженный в книге исторический конфликт,
внушают читателю чувство необъятной перспективы, всегда сопутствующее великому
историческому мифу. И, если П. А. Вяземский назвал Александра "сфинксом",
то по книге Н. А. Троицкого таким сфинксом можно посчитать всю историю,
хоть она и дама. Эти строки Вяземского:
Сфинкс, не разгаданный до
гроба,
О нем и ныне спорят вновь
фиксируют проблему исследовани
с самых первых страниц книги - со страниц авторского предисловия. Нужно
сказать, что лучшие страницы книги приходятся именно на предисловия, предварения,
выводы, обобщения и заключения. Историческая фабула, анекдот, видимо, не
способны разбудить в историке Н. А. Троицком того своеобразного мыслителя,
который обнаруживается в главах-обобщениях. Когда же автору приходитс
излагать почти хрестоматийные "вчерашние новости" о "делах
давно минувших дней", читательское внимание намеренно переадресуетс
то Е. В. Тарле, то А. З. Манфреду, то кому-нибудь еще из числа обильно
цитируемых коллег Н.А.Троицкого. Однако даже такие повествовательные главы
то и дело завершаются интереснейшими авторскими отступлениями или некоей
ретроспективой авторитетных мнений по тому или иному вопросу - мнений Жермены
Де Сталь, Марины Цветаевой и т.д. (см. выше). Вот, например, что пишет
Н. А. Троицкий о Наполеоне в одном из таких отступлений: "Что им двигало,
главным образом, в его грандиозных свершениях? Его поклонники говорят:
любовь к Франции. Он действительно любил Францию и потому хотел сделать
ее лидером, а Париж столицей мира. Но любил он Францию не саму по себе,
а во главе с собой. Сильнее любви к Франции была его любовь к власти -
над Францией, Европой и миром. Хорошо поняла это Марина Цветаева: "Ради
славы Франции и своей власти" - вот, в чистоте сердца, девиз Наполеона".
Очень уверенная кисть исторического портретиста и интересная литературна
цитата. При этом далее - столь же своеобычный и, я бы сказал, независимый
портрет эпохи. Очень кстати вспоминается прозвание Наполеона "Карлом
Великим, читавшим Вольтера", приводится военная статистика. Убедительность
исторического исследования складывается из таких вот, на первый взгляд,
случайных мелочей.
Еще одно важнейшее качество книги - спасительна
для историка человечность. Не научился наш автор считать смерть тысяч людей
любопытной и поучительной статистикой. Не разучился видеть пятна - и прежирные
- на солнце любого мирового гения. И авторская человечность входит в противоречие
с бесчеловечностью его героев, - а героев истории, как известно, не переделаешь.
И это противоречие у нас на глазах перерастает в конфликт. И Наполеон,
"как всякий деспот", по словам Н. А. Троицкого, "был невысокого
мнения о человеческом роде", и вечно подозреваемый в отцеубийстве
(не оправдан, но и не вполне осужден - такова, если пофантазировать, формулировка
исторического приговора) Александр откровенничал: "все люди - мерзавцы".
Такой Наполеон не вызывает авторской жалости даже на острове Святой Елены
- а ведь такая жалость давно стала общим местом. Такой Александр не удостаиваетс
даже сколько-нибудь уважительного отношения к легенде о покаянном уходе
царя в "Фёдоры Кузьмичи". А ведь над этой легендой немало
слез пролито самыми разными людьми - даже таким пристрастным профаном,
как автор этих строк.
Особенно интересно воспринимается книга об
Александре и Наполеоне как учебное издание, предназначенное для изучени
на семинарах в высшей школе и, в чем я уверен, в гуманитарных гимназиях
и лицеях. Современное гимназическое образование требует от учителей истории
и литературы особенного внимания к наукам и программам друг друга. Я, выпускник
Педагогической гимназии, прекрасно помню, какими событиями в ученической
жизни старшеклассников были так называемые "совместные уроки"
литературы и истории - "Наполеон в зеркале мировой литературы",
"Моцарт и Сальери" Пушкина и столкновение мировоззрений двух
исторических эпох". Представляю, каким подспорьем для нас - гимназистов
и наших учителей - стала бы книга Н. А. Троицкого, исследующая историю
Наполеона и Александра именно в зеркале мировой литературы и именно как
столкновение мировоззрений разных исторических эпох. Любопытно, что совсем
недавно на страницах "Литературной газеты" о совместных уроках
литературы и истории в школе мечтал Булат Окуджава.
Книга Н. А. Троицкого,
конечно, имеет не только научную ценность, не только великолепные качества
учебника, но и ценность литературную. В книге есть интрига, которая волнует,
"держит" заинтересованного читателя в духовном интерьере эпохи.
Хочется разложить на столе процитированные Н. А. Троицким книги - исторические
монографии, публицистику, стихи - и еще другие, также памятные книги об
Александре и Наполеоне - назову работы А. Н. Сахарова, Д. Сьюарда, С.А.Чибиряева.
Хочется все простить и Александру, и Наполеону, чтобы не быть такими, как
они - наверное, только так и побеждается искушение. С какой мукой, с какими
душевными потерями многие из нас победили-таки искушение Петром Великим,
искушение Лениным, искушение Сталиным. Книга Н. А. Троицкого показывает
прелести гения Наполеона - прелести в исконном, церковном смысле этого
слова. И если мы попробуем немножко недооценить этого гения, наверное,
книга Н. А. Троицкого состоится в нашей жизни, не так уж богатой на благородство
исторических чтений.
Арсений Замостьянов.
