Виктор Коваль

Проверка зрения и слуха

Виктор Коваль

Проверка зрения и слуха

Октябрь 98

Всё к одному. Рубля сальто-мортале,
Метан в Кузбассе, взрывами чреват
Мир в Косово, Салман в Урус-Мартане,
На площади пролетарьят,
Призывы: ко всеобщей стачке!,
Даёшь получку!, Ельцина под суд!
Стоит октябрь. Они его трясут,
Глядят, как падают его листочки,
Рублю подобно — в чёрную дыру.
Исландцам наши отдали игру.
Всех здравомыслящих с ума
Свёл гол, забитый головой
В акробатическом паденьи Ковтуна,
Сосед скончался Прохоров, Герой
Советского Союза за стеной,
Спасибо, что не рухнула стена,
Когда в такую непогоду,
Таким недружественным днём
Всё происходит через пень-колоду,
Вниз головою, кверху дном.
Всё было бы иначе, если б наш Ковтун
Как главный невезун и автор не возник
В свои ворота пагубного гола
В Рейкьявике. Букет из четырёх гвоздик, Морг в Люблино, кремация в Николо-
Архангельском, автобус ритуальный,
Печальный ход вещей, защитник ненормальный, В платочках чёрных женщины по обе
Соседа стороны, сосед во гробе.
А мне в лицо на плачущих смотреть
Сил нет таких. И прочих тоже нету,
Чтоб из кармана свежую газету
Достать прилюдно и газетою греметь.
Из тех в кармане сложенных газет
Впоследствии мне сообщили вести,
Что нет, железный Август Пиночет
Не верит в слухи о своём аресте,
Что это наша общая вина,
Нельзя пинать отдельного кого-то.
И далее опять про Ковтуна.

Не может быть! Опять в свои ворота!
 

* * *

Окно мне сделал плотник Алексей.
Его зовут, как выяснилось, Саша.
Он говорил стеклу, чтоб светлость ваша
Тут не стояла над душой, как ротозей.
А как уйти, коль Алексей глядит
Вполглаза как-то странновато.
Домушник он. И Александр бандит.
Под плотников работают ребята.
Где золото лежит, где спрятан диамант,
И нет ли ценностей среди вещичек прочих? Менту бы позвонить. Но участковый мент Васильев — им куратор и наводчик.
Васильев? Нет. Как будто бы Петров...
Не стыдно ль мне, как хрен с какой-то редькой, Небрежно путать Ваську с Петькой,
Мастеровых не отличая от воров?
Знать, ураган по городу прошёл,
Знать, динамит на Декабристов грохнул.
Стекло и воля. Дисциплина. Произвол.
Повылетали окна. Я оглохнул.
Нет, вы ослышались, — сказал мне Алексей. Он Александр!
И, чтобы был оплачен
Сей труд по строгой форме всей —
Вот мне квитанция на семьдесят рублей
И взгляд наружу. Прочен и прозрачен.

Натуралистический очерк

Свистуха.
Проверка зрения и слуха.
Шумит по-русски березняк,
По-польски шелестит бжезина,
Со звуком сопрягая знак,
Растёт, как буква У, осина,
И надо всеми реактивный ТУ
Подчёркивает в небе высоту.
Тут Вовка всем кричит: Ау!
Ему в ответ многоголосый
Пан отзывается курносый
И некий антропос, во глубину оврага
Малиной с ежевикою влеком,
Себе по облику двенадцатым шлепком
Казнит настырного антропофага;
Овчарка Пальма, прыгая, как тёлка,
Как будто по-хохляцки кличет волка:
Вовк! Вовк! И замечает Вовка,
Что там вдали, величиной с букашку,
Ползёт, как божия, обычная коровка,
Добром зовут её какашку.
При сём у Яхромы, вполне уже раздета,
Располагается моя мечта поэта.
Со всяком сопрягая всяк,
Её душою движимый костяк
Напоминает мне про это.
И клеется тот самый гнусный тип —
Какой-то антропос — к моей душе-девице Шлепком игривым ей по ягодице,
Где я заметил, что прилип
Цветочек белый стрелолиста.
Свистуху, завтраки туриста
Она велит мне: Возлюби!
Пчела гудит: Ай эм э би!
И “Лет ит би” поёт транзистор.

Риторика

С короткой стрижкой полненькая завуч
В моём лице мою ругала дочь
За то, что я, бесстыдница и неуч,
Вместо ответа голову морочу,
Трещу, с утра не закрывая рта,
А книжки
Ну почему в обложки до сих пор
Не обернула я? Какой позор!
Какая бестолочь в короткой стрижке!
Как в армии. Ответь, зачем подковки
Я не прибил к осмотру. Почему
Я извертелась вся, издергалась в столовке, Наклон не удержала по письму?
Зачем нам мимо не пройти такого факта,
Что кто-то грязь на рисовании развёл,
На ритмике не отбивает такта,
На математике же скачет, как козёл?
Зачем нетрезвым он явился на поверку,
И не явился тоже почему?
О этот голос, подающий сверху:
Зачем носок я при подходе не тяну?
Зачем я Шпака на риторике толкала?
В толк не возьмёт она, по лбу себе стучит. Зачем мне в возрасте, нет, не майора, генерала, Сие выслушивать? Риторика молчит.
Меня тут нет. Я отслужил — и хватит!
Мне зав. учебной части — не жена.
Так что ж она гундит, как старшина?
Зачем безличный воздух виноватит?

Поликарпов

Стих без названия, а вместо
(За этим имени, заметьте, неимением)
Произнести уместно:
Три звезды! —
Перед любым таким стихотворением.

* * *

О том доносят в трубке провода,
Что мне покой пригрезится едва ли.
— Ты, Поликарпов? — Нет, вы не туда
В который раз ошибочно попали.
То детский голос, то мужской:
Не Поликарпов? Кто же ты такой?
Пономарёв? И дикий хохот. Парамонов?
Я обрываю шутки мудозвонов:
Тут нет таких. А я, допустим, Протопопов, Частично Евдокимов и Козлов,
Случайный собеседник остолопов
И жертва нераспутанных узлов
Московской телефонной сети.
Тут нет таких и не было на свете!

* * *

Дался им Поликарпов. Что за бред!
Вам Поликарпова? Так выкуси-ка, на-ка!
О, Поликарпов, не буди во мне маньяка,
Ты провокатор, Поликарп, однако,
Неправда, что тебя такого нет.
Куда как более похожий на обман
Сукарно или же Ху Яобан
Был человек вполне, а не фантом,
Хотя и прожил на обмане.
А Поликарпов-то, неужто в Пионерский Дом Такой не хаживал со всеми нами
На Стопани?

* * *

Мне записная книжка говорила,
Что пусть она кончается и рвётся,
Но снова обязательно начнётся
С того же Айзенберга Михаила.
А буква “Пэ” пустует на предмет
Заглавного героя. Нет
Там Поликарпова. Есть Постник, Пригов... И только в очень старых книгах
Он выявляется через тире Орлов
Как мастер по отбору нужных слов
В порядке утверждённого закона,
Как автор “Букваря” и “Лексикона”
Латинского (sed lex), славяно-греко.
Как это: — Не было такого человека?
Известно, был. Не рядом, так вдали.
И вот передо мною,
Как из-под земли,
Ещё один след поликарповский возник — Военный авиаконструктор Ник.
Ник. Поликарпов. Этажерку
Он оборудовал под очень лёгкий
И, как выходит на поверку,
Не очень ловкий, но бомбардировщик
У-2, фугаса перевозчик
И сеятель его над Халхин-Голом.
Вот он, подбитый, упадает в землю колом.
И что теперь он? Только кукурузник,
Урюпинской деревни небожитель,
Колхозным сеялкам он сверстник и союзник И ядохимикатов распылитель.
У-2! — шутил отец, поскольку
Мне в дневнике родная школа
По пению влепила двойку,
А он в БТ у Халхин-Гола
С У-2 совместно защищал монгола.

* * *

Мне перед армией в военкомате
Вот что сказала блядь в халате:
Не гланды драть, но удалять
Миндалины вам надо, Ковальчук.
Тогда со мной в одной палате
Лежал барчук с английской книжкой,
Как я, такой же призывник,
Теперь авангардист с одышкой
И с именем таким же — Вик.,
Но Поликарпов.
Его, конечно, упрекать нельзя,
Что он страдал болезнью Одиссея,
Который, землю солью засевая,
По полю шёл, от армии кося,
Мол, сами видите: с приветом и негоден.
Что в результате? Он, освобождён,
Гуляет, от привета не свободен,
Миндалины мои при этом
На службе выросли с приветом.

* * *

Не Поликарпов? Знаю. Вы — не тот.
Но, если вдруг он позвонит или зайдёт,
Скажите, чтоб связался с Кондаковой.
С какой? Он знает сам.
Какой вы бестолковый!

* * *

Шёл Поликарп за мелом и журналом
В учительскую, где химичка Алла
Чулок у основанья поправляла.
Мне мел, — успел сказать он
И —
Окаменел.
А над журналом,
Всех нас ввергающий в мандраж,
Навис училки карандаш,
Исполнен самым низким баллом.
— К доске идёт...
Сидел он у окна, вторая парта,
А я на третьей, у стены.
Доска. Физическая карта.
— К доске идёт... Мы спасены!
Опять училка вызывает Поликарпа.
Она ему за причинённый стыд
С тех самых пор жестоко мстит.
Или она тогда в учительской нарочно
Для Поликарпа оголялася порочно?

* * *

Жив, Поликарпов? Что же ты, дружок,
Своих не узнаёшь, молодчик?
Там за тобою числится должок.
Предупреждаю, мы включили счётчик!

* * *

Конечно, Поликарпов будет президентом. Соседка нагадала — без вопросов.
Володю уважает вся страна,
А рядом с ним Баранов и Морозов,
Ты видишь сам, шестёрки и шпана.
Что ж, перспектива, видимо, ясна:
Вот он, глаза уставшие прикрыв,
Бежит вперёд вечнозелёным полем,
Федот смещается, Казак идёт в отрыв,
А сзади Алик — будь спокоен!
Вот он обводит чуждую шестёрку,
По центру, чтобы к Казаку пробиться,
Нет. Вдруг подкат — и всё под горку
Какую-то кудыкину кати ’ тся.
Носилки, госпиталь, каталка.
Жена ушла, осталася гадалка.
Нет справедливости в подлунном мире.
Три мушкетёра. А ведь их четыре!
И все четыре падают из рук.
Кто в тренировочном костюме
как физрук,
С лица не видно, сзади Жаботинский
Спит на диване, не разув ботинки?
Кто обороне послужил опорой,
До вице-капитана дослужился,
Кто тот, за сборную играл который,
А плохо бы играл — не спился?
Кто президентом клуба ветеранов
Мог стать по праву, а не выскочка Баранов? — Из боевого обращения изъятый,
Штабною крысою гоним,
Армеец бывший, номер пятый,
Исправлено. Он был восьмым,
Отдавший жизнь полузащите,
Что для атаки, всё же, рождена —
О нём, друзья, минуту помолчите...
Нет. Грохот вдруг — упал Дюма!

* * *

Нет, говорю, тут никакого зоопарка!
— А почему нам голос слышится осла?
Москва. Отрадное. Наколка Поликарпа,
Которая быльём не поросла.

* * *

По-гречески обозначает поли — много,
А он зовётся сыном бога.
Его лица необщие черты
Имели сходство с нашим Анарбеком.
Он, от полковничьей сбежавши черноты,
Служил России просвещённым греком.
Вот он с указкой у доски стоит
И просит нас дойти до самой сути,
Он экономию преподавал полит
В Полиграфическом (опять же) институте. Мы ёрниками были молодыми,
Учителя дразнили Постолуполз,
А он в ответ шутил нам по латыни,
Что хомо хомини эст люпус.
Он говорил: пикантство, умность, глупство, Как старый Хайм из анекдота,
В его глазах высвечивало чувство
Святой обиды на кого-то.
Нет, Поликарпов тут, конечно, ни при чём. (Он нам читал печатные машины),
Когда полковник вскрикнул, обречён,
Уехал грек в свои Афины,
Своей компартии служить.
А нам ещё лет 8 оставалось жить
Под Леонидом Ильичём.
Да. Поликарпов тут, конечно, ни при чём.
Причина греческой печали,
Как я уже и намекал вначале,
Таилась в том, что звать его — Христос,
Уж так учителя назвали мама с папой,
Ученики же, повторяю, Постолуполз.

* * *

Насчёт карандаша простого
Мне позвонил товарищ из Ростова:
Ты, Поликарпов? Здравствуй, Николай.
Привет тебе и нежной половине!
А я ему: Спасибо и прощай.
Твой Николай — Коперник, Паганини!
А он: Вот именно, вот эта вот-вот-вот
Твоя бывалая и удалая
В тебе, Колюня, шутка выдаёт
Тебя как, безусловно, Николая. —
Довольно! Всё! На этом самом месте,
Как Николай, я выкрикнул “Повесьте!”
И сам повесил, раздражён
Таким не мне приветом из Ростова.
Что Николай? Простым карандашом
В семнадцатом отрёкся от престола.

* * *

Возрос под многочисленной звездой,
Как Джомолунгма, брежневский застой.
Друзья! Давайте, наконец, решим
Пихнуть когда-нибудь такой режим!
Ну что же, принято. И вслед решенью
Образовалась группа по сверженью,
Где я был членом, а всему главой
Бывший сотрудник Коминтерна, пожилой, Но очень крепкий имярек, известный
Публицист.
Старик — его такая в группе кличка.
Вокз. Белорусск., вся электричка
Набита, может быть, за нами слежкой.
Инструкция:
Не мельтеши, но и не мешкай,
Живи со знанием в уме и в сердце с верой, Внимания к себе не вызывай,
Как разноцветный попугай,
Но и не будь ты крысой слишком серой.
Мы познавали конспирации законы,
Чтоб на пути опасном и запретном,
Не подавая виду, что знакомы,
Вдруг встретиться в одном лесу секретном. Мы там тайком у ёлок и берёз, —
В чём дело, как стоит вопрос, —
Читали действия программу,
А Старик
Хвалил местами нашу речь,
Но, чтобы не было улик,
Велел порвать её и сжечь.
Скуп на слова, строг, осторожен,
Он всё же допустил одну обмолвку:
Теракт не нужен, но вполне возможен,
И, — Надо бы отлить, — ушёл за ёлку.
Нас обзывала дурнями ворона,
Я нынче ей навряд ли возражу,
Но имя нашего патрона
Я даже ей теперь не разглашу.
Как? Поликарпов?
Есть такая версия.
Их несколько. О том и разговор.
Есть Полупанов, есть и Переверзев,
Есть Поликлет и Дорифор.

Без нашей помощи сам наступил звездец
И раздавил немыслимую гору.
А я не заговорщик, не борец,
Но знайте: конспиратор по сю пору!

* * *

Не Поликарпов? Нет? А ну-ка повтори.
Да, мы ошиблись, знаем, знаем.
Ты вот что, Поликарпов, не дури!
Твой голос, брат, как Пушкин узнаваем.
Нет, не кудрявый. Липкий, как смола.
Ты извини, пропитый и прожжённый.
Так только Поликарпов с похмела
Бросает трубку, раздражённый.
А Пушкин что? Свет Царского Села
От лицеистов отражённый.

* * *

Как ни верти, со всех сторон
Сей лист исполнен сущим вздором
Автоматическим пером
За телефонным разговором.
Он разрисован и исписан
Клочками речи, чёртом лысым,
Кудрявым вензелем — узором
За телефонным разговором.
Автоматическим заявлены пером:
Три мушкетёра вчетвером,
Яиц десяток, пачка макарон,
План, как добраться от Автозаводки
До башни у бензоколонки, 2 бут. водки,
Исправлено: Электро, мать её, заводки,
Вокз. Белорусск., ваг. 9, профиль тётки,
Из Вильнюса посылка с проводницей,
Следы сознания, в его потоке
А. Пушкин не был за границей,
В Москве Набоков, я на Потомаке,
Лосось, подчёркнуто, что в масле, не в томате, Чеснок от нежити и от простуд,
Дом Архитект., 10-го выступ.,
Осёл анфас, написано: Мидас,
В. Ленин в круге. Подпись: Подколёсин,
Из головы его объёмные растут
401-17-48
И далее в таком же вкусе:
Тел. дом. и раб. Мережниковой Муси,
Эмульсия для стен и потолка,
Её нога идёт от каблука
До основанья, а затем Миусы
Магаз. “Обои” или “Хозтовары”,
Тел. дом. и раб. и моб.
Прокудиной Тамары,
Слон, видимо, из Гиты-Бхагавад, верблюд
Из Библии, сосед из зоопарка,
Нет, не заплатят, но стакан нальют,
Портрет совы, написано: Тамарка,
Три галки: хлеб, картошка и редиска
Уже отмечены в спортивной сумке.
Я иллюстратор, дочь моя буддистка,
Везде разбросаны её рисунки.
Как Виктор я несу в себе победу,
На лбу написано: Унылые — не мы!
Звонил компьютер, что отключат в среду, Ну что ж, и мне пора звонить соседу,
Стучаться в клетку и просить взаймы.
Подозреваю, всё-таки цензура
Сей лист отметила своей виньеткой.
Там Поликарпов, умолчания фигура,
Надёжно заштрихован мелкой сеткой.

* * *

Стоял в лесостепи под Ровно
Полк танковый и папа комполка.
Им лесостепь служила танкодромом,
А мы там с Вовкою валяли дурака.
Хлеб с колбасой, — сказал мне Вовка, —
Сухой паёк, не бутерброд,
Планшет с курвиметром — экипировка,
И марш-бросок — не турпоход.
И — марш в бросок! Под грозовым дождём При компасе и при бинокле
Мы заблудились и промокли,
Хоть плачь. Куда же мы идём?
И вдруг я вижу, изумлённый,
Как выступил передо мной
Наш полк стеной серо-зелёной,
Замаскированной стеной.
Дёрн на плечах, на технике дубрава,
И очень полный движется атас —
Инспекторской проверки генерала
Широкий полыхнул лампас.
А там, — гляди, — я в бок толкаю Вовку:
На фоне Тэ-тридцатьчетвёртых башен
Мой папа генералу обстановку
Докладывает, ветками украшен.
Тут вскрикнет тень моя усата:
Какая встреча! Папа! Папа!
Повиснуть на его груди
И разреветься, как корова!
Но он мне: Мальчик, отойди, —
Сказал спокойно и сурово.
Любому ясно крокодилу:
Учения не сахар, не малина.
Сам Поликарпов — зампотылу,
А дочь его зовут Марина.

* * *

Слыхали? Поликарпов, наш герой
Опять остался на второй!
Видать, он тем и знаменит,
Что там как вкопанный стоит.
Его вотще кусают мухи,
На нём воркуют Боги-духи.
Хоть он и глух к любой хуле,
Друзья, дразнить его не надо.
Бывало, взглянет, как Паллада
С вороною на голове.

* * *

Ба! Кого я вижу! Уж не ты ли?
Но мы как звать друг-друга позабыли
И разговор вели при интересе,
Таком, что как-нибудь в его процессе
Мы выболтаем наши имена.
Прощай, — сказал он, — старина.
И я, — звони, — сказал, — старик.
Как Поликарпов многолик!
Он утверждает, что погиб двойник,
А сам Гагарин в центре Краснодара
Стоит в гостинице у стойки бара,
И Че Гевара нет, не умер.
Он волку говорит: “К ноге!”,
Живёт отшельником в тайге,
Как в Аргентине Кальтенбруннер.

* * *

Звонит, бывало, среди ночи, где-то в три.
Уподобляясь бешеной вороне,
Как каркнет хрипло в трубку: Говори!
Что он в ответ услышит кроме?..

* * *

В каком-то феврале, не столь уж отдалённом, Стоял я в очереди ветеранов ВОВ,
Чтоб отовариться по именным талонам
И вспомнить несколько английских слов. Стою. Универсам на Декабристов.
И вдруг, не помещаемый в уме,
Какой-то хрен с горы, неистов,
Попёр на нашу очередь в чалме.
Гляжу: индус как будто бы, и когти
Как у джайнистского аскета.
Тряпьём обмотан, в бабьей кофте
Фрица в плену напоминает где-то
Под Сталинградом. При Березине —
Жан-Жака. — Объясните мне,
Why, What for и почему, —
Спросил он тоном, склонным к ссоре, —
Тут нету места среди нас ему?
Я объясняю: I am sorry,
Война вторая, слышал, мировая?
Участники. Вот очередь. Талон.
Для ветеранов. Не для крокодила.
А он как вдруг покатит на меня баллон:
Ты, что ли, воевал, мудила?
Один из нас, наверно, пьян,
Но я стране Джавахарлала
Не лезу в душу, как вот этот павиан.
Не я участник. Мама воевала.
Вот
Её удостоверение.
Как сын имею право. Have a right.
Таков порядок. Das ist ordnung!
Какой в ответ тут был исторгнут
Истошный вопль из пасти павиана!
Короче,
Чтоб точней и без обмана,
Вот пониманья моего подстрочник:
У него тоже дед воевал
Против английских поработителей
На стороне немцев у Роммеля.
И он сам —
Против продажного американцам режима — Воюет.
Не индус, но египтянин.
Он, по-египетски меня обкаркав,
Вбок ускакнул — и был таков.
Вот это тот, кто точно, кто не Поликарпов, — Сказали ветераны ВОВ
И задумались...

* * *

Гляжу, а всё-таки Минаев
Кого-то мне напоминает...
Он, как махатма, мухи не обидит,
Бежит, как правоверный, табака,
Он водку пьёт, он пьяных ненавидит,
Он, говорят, зарезал бедняка.
Нет, нет. Не Поликарпова.
Но всё же...

* * *

Свинья по году, а по знаку Козерог.
Вдоль автобазы тянется забор,
Он упирается потом в пивной ларёк,
Какой ньюфаундленд? Когда он лабрадор! (Вошёл беседы нашей поперёк
К нам в трубку параллельный разговор.)
Нет, это, знаете ли, не мои проблемы,
Вас понял. Как? Не может быть, что в среду, Вчера друзей созвал супруг Елены,
Я завтра с ними в Турцию поеду!
(Обрывки речи, нашей параллельны,
Поддерживают общую беседу.)

* * *

Алё! Что нового?
У нас? В четверг погас электросвет.
Сказали, к празднику, наверно, обеспечат.
А я: Побойтесь Бога! Понимаю. Нет,
Не виноват Минаев, наш диспетчер.
И он, конечно, в том не видит смысла,
Чтоб рухнул мой протёкший потолок,
И чтобы крыса кабель перегрызла,
И чтобы весь утёк электроток.
Ещё в халатах белых гуманоиды
Велели дочке выдрать аденоиды.
Всё в остальном по-прежнему: среда
Идёт за вторником, как и всегда.
Но я надеюсь снова не увидеть взятых
Плащей болонья из шестидесятых.

* * *

Алё! Я там, в пятидесятых далеке,
Среди киношников бывалых
Стою, заметен в рыжем парике,
Со мной — З. Федорова и А. Баталов.
Кричит из матюгальника: Мотор! —
наш Павел Карпов, режиссёр.

* * *

Наш Поликарпов в метрополитене
Однажды пал от страха на колени,
Когда ему вдруг из прохладных ниш, —
Шалишь, брат, — голос был, — шалишь!
Не Поликарпов, брат его Валера,
Дурак какой-то ненормальный,
Ствол отвинтил от револьвера,
Который пограничник инфернальный
Сжимает до сих пор в руке
С Анубисом на поводке.
Подземный рядом с ним матрос
В упор ужасный задаёт вопрос:
Ты, Поликарпов, спёр мою гранату?
Не виноват я! Обращайтесь к брату!
Но им без разницы, который брат
Как Поликарпов виноват.
И мне был голос. Женский из Рязани:
Ужо настанут мартовские иды,
Придут и всех замочат марсиане
За преждевременную гибель Атлантиды!

* * *

Не Поликарпов, брат его Валера
На днях у Яхина без спроса взял
С картинками, но драного Гомера
И штемпелем: Читальный зал,
Фонтанка 8, Ленинград.
Как дважды два Валера виноват.
Но тот, другой, виновен в кубе,
Один из Яхиных, чья поднялась рука
Усы и бороду пририсовать Гекубе,
Глаза проткнуть Приама старика.
Уж ежели казнить, так мстительную дуру, Раздорами живущую Эриду.
Отдельно вырезать и сжечь её фигуру
Как главную везде обиду.
И с той изменщицей, дебильной тёткой,
Той, что мозги запудрила царям,
Не цацкаться, а дать по жопе плёткой
И в кандалах на нары, к блатарям!
Туда же слить и скользкого Париса.
Он дважды вор и трижды крыса.
А наш-то хитроумный Одиссей?
Вся хитрость, что притворный и жестокий. Любой скотины не мудрей,
Туда подбросил он вещдоки,
Куда надыбал сыскарей.
Не в радость кайф ему, к несчастию победа Без им загубленного Паламеда...
Быть может, с точки зренья Афродиты,
Ахейцы — оккупанты и бандиты,
Но, в силу ей полярного примера,
Афина любит их и Гера.
Кто против наших?
Афродита, Аполлон,
Сам Зевс местами и иные боги.
Как ни верти, а всё же мы пистон
Троянцам вставили в итоге!

* * *

То не серый слон индийский
Во главе английской рати
Растоптал Буонапарта.
То вошёл верблюд калмыцкий
Под казацким атаманом
Триумфатором в Париж!
То не кельтов сын Мак-Дональд
Второпях сказал: “Куикли!”
И в историю вошёл.
То поручик Поликарпов
Первым выкрикнул: “Быстро ’ !”
И в забвении почил!

* * *

Звонит худред и говорит, что Вера
Порфирьевна, их главная литред,
Сказала про мои рисунки: нет,
Стиль, мол, не тот, не та манера.
Такие вредные худреды и литреды.
— И я вас также — с праздником победы! (Случайный голос поперек беседы.)
Чей голос? Ясно и ежу.
Я на него давно грешу.

* * *

Давно штаны короткие покинув,
Я вдруг задумался над выпавшей мне фишкой Играть в кинематографе мальчишкой
Как Айвар Тауринь, как Сашка Евдокимов, Висеть на площади Козловым Мишкой.
На этой площади далекой, но центральной, Не Красной, но опять же, Театральной
Стояло здание одно,
Известное как “Стереокино”.
В нём красно-синие очки для пущего объёма Давали зрителям, а на фасаде дома
Фильма герой, аз недостоин, грешен,
Монументально был повешен.
На этом месте, отовсюду видном,
Вокруг меня, как братья возле брата,
Президиум ЦК в порядке алфавитном
Висел, как я — такого же формата.
По высоте, я помню, десять метров,
По ширине, я вспоминаю, пять.
О том гудели нам “Победы” в стиле ретро, Что нас оттуда невозможно снять.
Там были Аристов, Беляев, Брежнев,
Забыл. Игнатов, Кириченко и Козлов,
Но Фрол и Куусинен Отто,
Опять забыл. Ещё, конечно, кто-то.
Конечно, Микоян и Поликарпов,
Мих. Суслов, Фурцева Екатерина,
Хрущёв Никита, Шверник, я.
О том мои забыли однолетки,
А нынешние знать того не знали,
В какой концерт сажали нас “Победки”!
Нет, всё-таки однажды сняли.

* * *

На Трубной, где я жил и умер Джугашвили, Меня сограждане едва не раздавили,
Чтоб жизнь моя не показалась мёдом
И чтобы выжившие крепче здоровели
В пивном ларьке,
Набитом доверху народом
При Горбаче на Руставели.
Сбылась мечта. В любую непогоду
Ты в круглосуточный заходишь угловой,
А там всего полно! И — никого народу!
Друзья! От радости такой
Вполне возможно удавиться,
Поскольку не с кем ею поделиться...
Ба! Айзенберг!

* * *

Айзенберг Михаил — поэт
Алик — защитник
Алла — училка
Анарбек — студент Полиграфа
Анубис — бог царства мертвых, изображ. в виде шакала и собаки
Аполлон — бог покровитель искусств
Аристов — член Президиума ЦК КПСС
Афина — воительница, богиня мудрости
Афродита — богиня любви
Баранов — шестерка, шпана
Баталов А. — киноактер
Беляев — член Президиума ЦК КПСС
Брежнев Леонид Ильич — генсек КПСС
БТ — быстроходный танк, Болгартабак
Буонапарт — см. Наполеон
Валера — брат Поликарпова
Вера Порфирьевна — литред
Виктор — победитель
Вовка — сын офицера, курил дубовые листья
Всяк — Всеволод Якут, народный артист СССР
Гагарин — был в космосе
Гекуба — героиня Троянской войны, мать говнюка
Гера — богиня супружества
Гермиона — дочь Елены и Менелая, брошенная матерью ради говнюка
Горбачев — президент СССР
Декабристов — универсам на
Джавахарлал — премьер-министр Индии
Джугашвили — вождь СССР
Дорифор — копьеносец
Дюма — отец, писатель
Евдокимов Сашка — герой фильма “Дело Румянцева” (реж. И. Хейфиц)
Елена — жена Менелая, любовница говнюка
Жаботинский — олимпийский чемпион, штангист
Жан-Жак — типовой француз
Зевс — глава Олимпа
Игнатов — член Президиума ЦК КПСС
Казаков — нападающий
Кальтенбруннер — начальник главного управления имперской безопасности
имперской канцелярии III Рейха
Карпов Павел — режиссер с матюгальником
Кириченко — член Президиума ЦК КПСС
Ковальчук — ошибочно, надо Коваль
Козлов Мишка — герой фильма “Дружок” (реж. В. Эйсымонт)
Козлов Фрол — член Президиума ЦК КПСС
Кондакова — см. Алла
Коперник Николай — астроном
Куусинен Отто — член Президиума ЦК КПСС
Ленин В. — совершил ВОСР
Мак-Дональд — основатель мирового общепита
Марина — дочь Поликарпова
Мережникова Муся — хорошенькая
Мидас — царь с ослиными ушами
Микоян — член Президиума ЦК КПСС
Минаев — диспетчер РЭУ
Морозов — шестерка, шпана
Набоков — не был в Москве
Наполеон — был в Москве
Николай I, II — цари: Палкин, Кровавый
Одиссей — герой Троянской войны, хитрожопый
Паганини — скрипач
Паламед — герой Троянской войны, убит своими
Паллада — опора для вороны
Парамонов — нападающий
Парис — герой Троянской войны, говнюк
Переверзев — киноактер
Подколёсин — герой Гоголя
Поликлет — скульптор
Полупанов — нападающий
Пономарев — защитник
Постников — художник
Постолуполз — см. Христос
Приам — герой Троянской войны, отец говнюка
Пригов — Дмитрий Александрович
Прокудина Тамара — пучеглазая
Протопопов — министр внутренних дел
Пушкин — был в Турции
Роммель — генерал-фельдмаршал
Руставели — грузинский поэт
Стопани — делегат II съезда РСДРП
Сукарно — президент Индонезии
Суслов Мих. — член Президиума ЦК КПСС
Тауринь Айвар — герой фильма “К новому берегу” (реж. Л. Луков)
У-2 — кукурузник
Федорова З. — киноактриса
Федотов — нападающий
Фриц — типовой немец
Фурцева Екатерина — член Президиума ЦК КПСС
Хайм — старый, герой анекдота
Христос — преподаватель политэкономии
Хрущев Никита — был на Потомаке
Ху Яобан — председатель ЦК КП Китая
Че Гевара — герой кубинской революции, аргентинец
Шверник — член Президиума ЦК КПСС
Шестернев — см. Алик
Эрида — богиня раздора
Яхин — во дворе татарин
1998

Виктор Станиславович Коваль родился в 1947 году в Москве. Учился в Полиграфическом институте (художественно-графический факультет). В настоящее время — художник-график, журнальный и книжный иллюстратор. С 6 до 15 лет снимался в кино (например, в фильме “Дело Румянцева”), был участником поэтической группы “Альманах”, стихи публиковались в сборнике “Личное дело”, журналах “Театр”, “Литобоз”, в “Общей газете”. Живет в Москве.