Людмила Вязмитинова

«Окрестности»

Уведомление о том,
что уже грядет, но...

“Окрестности” (Содружество “Между-речье” и другие”)

При поверхностном взгляде на третий выпуск альманаха “Окрестности” (составление Максима Волчкевича, Данилы Давыдова, Алексея Корецкого при участи Екатерины Ваншенкиной), сорок авторов которого представляют, как сказано в “предуведомлении”, “собрание поэзии, прозы, а также критики и эссеистики”, создается впечатление о чем-то среднем между печальной памяти “братскими могилами” и продолжающими “бороться за читателя” “толстыми” журналами. Однако при внимательном чтении выявляется характерная особенность, делающая данный сборник целостным и интересным — эстетическая разнесенность поэтических текстов, демонстрирующих ту или иную степень смешения буквально всего, что было явлено в поэзии, и вполне отчетливая нео-концептуальная направленность прозаических текстов. При том, что возрастной разброс авторов — от чуть больше двадцати до чуть меньше сорока с тяготением к середине (средний возраст составителей, являющихся одновременно и авторами, чуть меньше этой середины).

При еще более внимательном чтении, в которое альманах, надо отдать ему должное, затягивает, возникает четкое ощущение, что, несмотря на широкую эстетическую разнесенность поэтических текстов, буквально во всех прослушивается интонация ироничного об-думывания и о-сматривания (в отличие от в-думывания и в-сматривания). В результате чего сборник передает атмосферу без-эмоциональной констатации, царящую в том, что ныне можно назвать современной литературой. Это относится также к Дмитрию Воденникову, имеющему репутацию поэта “боли и крика”, в новом своем цикле обратившемуся в сторону эстетики так называемой малой формы. Подобная атмосфера характерна для ситуации сосуществования слишком большого количества равнозназначных ликов истины, ведущего к тотальному скептицизму, весьма затрудняющему какую-либо эмоциональную оценку. Поэтому большинство авторов от нее просто уходят, а когда она, в случае наличия у автора какого-либо искреннего пафоса, все-таки появляется, то на общем фоне неизбежно приобретает характер концепта. Практическим результатом ситуации является невостребованность литературы тем, что называют жизнью, замыкание ее на решении собственных задач и снижение эстетической нетерпимости при объединении литераторов. Цеховые требования, предъявляемые в таких условиях к автору, сводятся, в основном, к качеству выполнения текста. Особенно четко это проявляется в творениях последнего литературного поколения, включая выпускаемые ими периодические издания. И в условиях успокоенной эстетической вседозволенности окончательно проясняется, что конец нашего века удивительно смыкается с его началом. С одним принципиальным отличием: то, что в начале века имело своего рода прямолинейно-искренний характер, сейчас обретает присущий нашему времени эстетизированно-концептуальный характер.

Возникает ощущение, что речь идет о реакции на нечто, что уже грядет, но еще не проявилось, при которой каждый по-своему играет и с формой, и со смыслом, и с концептами того и другого. Фактически, можно говорить о формировании новой литературной ситуации, при которой авторы, осознав себя находящимися на обломках множества культур (а не только на развалинах “совка”), вынуждены вести сложную концептуальную игру с тем, что они обнаруживают на этих обломках. В этих условиях проявляются тенденции к стиранию всех и всяческих жанровых граней, наиболее радикальной из которых является все большая неразличимость прозы и поэзии. В данном сборнике присутствуют образцы прозо-поэзии. Это “Опыты силлабической организации” Сергея Соколовского:

Джемс Гарднер, боцман,
видом своим походил
на тибетского монаха с оранжевой
бородой. Старого боцмана велено
было в море ни под каким видом
не брать,
так что вследствие этого он пил
портвейн
в дешевой береговой забегаловке...
И ритмизованная, содержащая внутренние рифмы проза Яны Токаревой:
.../ давай мы как будто уже надышали / смотри / мы и дров наломали / смотри / назабили гвоздей / мы почти уже сами с усами / ...
Вольно или невольно затянутые в концептуальную игру, поэты демонстрируют как желание идти у нее на поводу, так и стоическое ей сопротивление. Дарья Суховей пробует себя в своеобразном пост-авангарде:
взлетела
... / Сонная / сильная / синяя /
птица-феникс
ей хочется верить,
что у нее получится человеку
Выклевать печень, — ...
Валерий Нугатов формирует сложно-организованный культурно-ассоциативный поток из обрывков концептов. Данила Давыдов пытается создать гибрид концептуального и прямого поэтического высказывания. Алексей Корецкий создает вариант метафизики, замешанной на социальном концепте. Ирина Шостаковская вводит концепты рок-культуры в поле историко-литературных ассоциаций. Андрей Цуканов пишет в эстетике модифицированного метафизического импрессионизма. Самый интересный из “традиционных” авторов Максим Волчкевич своеобразно развивает эстетику акмеизма:
Что ты вышивала рукою
По чистой канве языка,
За ниткой следя голубою,
Распускающей облака?
Однажды, не занята делом,
Сидела среди тишины, —
И крестик остался на белом
Батисте с другой стороны.
Прозаики сборника, среди которых можно выделить Алексея Цветкова-младшего, Игоря Рябова и Андрея Урицкого, занимаются игрой одновременно на уровне образов, сюжетов и идей. Их авторское внимание сосредоточено, в основном, на иллюстрировании концептуальности природы какой бы то ни было идеологии, а вопрос о том, что же дальше, что следует за поли-идеологической ситуацией, остается открытым. Фактически, некоторые мысли по этому поводу высказывает Илья Кукулин в статье, посвященной обстоятельному исследованию стихов Светланы Кековой. В качестве основных достоинств этого поставангардного автора он называет музыкальность, соотнесенную с Высшим, и обращенность к средневековому осознанию грехопаденности мира.

Редакторское “предуведомление” к сборнику, декларирующее принципиальное отсутствие “какой бы то ни было концепции”, и отказ от “отражения собственных амбиций”, кончается фразой “думайте сами”. К размышлениям на серьезные темы подвигает и органично вписывающаяся в издание концептуально-символическая графика Анны Сахаровой, варьирующая символы Смерти, Луны и Солнца. Что ж, время покажет, удалось ли со-редакторам, делая определенный срез современной литературы, отразить то, в чем состоит подготовка эстетики XXI века.

Людмила Вязмитинова

В “Наблюдателе” № 9 в рецензию А. Мелихова “Лед и пар” вкрались досадные опечатки. На с. 223 вместо “М. Хлебвакс” следует читать “М. Хальбвакс” и вместо “одни клоповоняющие семинаристы еще не верят” следует читать “одни клоповоняющие семинаристы все еще верят”.
Редакция приносит извинения автору и читателям.